Не виртуальный, не вымышленный, он существует на
самом деле. Только не пересекается с тем,
в котором живем мы, относительно благополучные, держащиеся
на плаву. Кому-то из нас в большей степени, кому-то
в меньшей, но пока фартит. И мы изо всех сил
стараемся делать вид, будто наш мир — единственно
возможный и предсказуемый. Только по поводу
предсказуемости мы как раз и заблуждаемся. Тот,
параллельный, мир напоминает о себе с каждым годом
все чаще. А нам, наивным, невдомек, что таким
образом он посылает сигналы опасности, способной
затянуть в свою паутину даже самых успешных и
уверенных в себе.

Обратите внимание на письмо, опубликованное в этом
выпуске редакционной почты под рубрикой «Дословно»,
озаглавленное «Табор бомжей», и вы поймете, что я
имею в виду. Когда тот, якобы чуждый нам, мир
становится чересчур назойлив, мы просто ищем
возможность устроиться так, чтобы не видеть, не
слышать его. Иногда это нам удается. Но как
исхитриться, чтобы еще и не думать о
нем? Я далека от упрека авторам этого письма
(кстати, подписавшихся под ним так много, что одно
только перечисление фамилий заняло бы газетной
площади не меньше, чем сам текст). И, боже упаси, не
хочу бросить камень в окна, имеющие несчастье
смотреть в сторону бомжатника. Потому что понимаю
людей, обратившихся в редакцию, и сочувствую им. Но
меня, как бы помягче выразиться, царапнула концовка
обращения в редакцию: «… в любом случае считаем,
что эту проблему необходимо решать на местном и
государственном уровне, и решать как можно скорее».

Если вам интересно, что в этих строчках задело лично
меня, то признаюсь: некое отчуждение — холодное и
раздраженное; некий взгляд свысока, с высоты
городских этажей на попранное человеческое
достоинство и абсолютную бесперспективность земной
юдоли тех, кто оказался в параллельном нам мире.
Разумеется, мое ощущение субъективно, оно не претендует
на безапелляционную моральную оценку. Но я не могу
погасить его в своей душе. Наверное, потому, что
догадываюсь, какие «меры» прежде всего приходят нам
на ум: выселить бы всех, «готовящих пищу на кирпичах,
покрытых язвами и в голос матерящихся»; изолировать
бы их от нормального общества как недостойных
пребывать в нем. Иными словами, огородить бы колючей
проволкой весь всероссийский табор бомжей (он ведь
не в одном жилом микрорайоне, не в одном городе
разбил свое пристанище — по всей территории
страны!), и дело с концом. Как будто одними административными
усилиями можно избавиться от параллельного мира,
очистившись от его скверны; как будто влачащих в нем
свое существование с каждым днем не становится
больше.

Давайте скажем правду: государству не до бомжатников.
До такой степени не до них, что повсеместно ликвидированы
спецприемники, в прошлом помогавшие пусть не всем,
но многим оказавшимся в тяжких ситуациях
восстанавливать собственное «я». В Иркутске,
точно знаю, сейчас этим добрым, тяжким делом занимается
персонал городской больницы N7, если кому-то из
бомжей повезет стать ее пациентом. Хоть местной,
хоть муниципальной, хоть федеральной власти в такой
степени не до «живых трупов», что дома временного
пребывания (честнее сказать — ночлежки) по всей
стране можно по пальцам пересчитать. Заметьте, не только
потому, что нет в бюджетах средств для их скромного
обустройства, но и потому, что никто из нас с вами
не желает иметь по соседству со своим жильем
подобное заведение. Только начнись поблизости его
строительство — жалоб от возмущенных жильцов во все
мыслимые инстанции не пересчитать…

… В том, параллельном, мире свои законы, трагедии и
даже надежды. Он не враждебен нашему с вами, он
только сигналит нам: сегодня мы смотрим из своих
окон на его обитателей, а завтра, возможно, кто-то
посмотрит на нас, оказавшихся внизу…