Скоро поклонники Николая Добрынина, любители кино, увидят его сразу в нескольких
фильмах. А театралы уже сегодня смотрят два новых спектакля, в которых он блистает в
главных ролях. Известного московского актера знают и любят за яркие роли в театре
Романа Виктюка, за фильмы «Прощай, шпана замоскворецкая!», «Русский регтайм», «Все
то, о чем мы так долго мечтали», «Биндюжник и король», «Семейные тайны», «Нина»,
«Демон полдня», «Шахматист», «Жизнь — поле для охоты»…

Как и многие хорошие артисты, Николай Добрынин не любит разговоров про то, что ему
ближе и важнее — театр или кино, чему он отдает предпочтение.

— Евгений Павлович Леонов верно сказал: «В кино приходят хорошие театральные
актеры. Все, что ты приобрел в театре, можешь сыграть в кино». Но кино — странная вещь.
Там многое зависит от фактуры лица, там — секундная жизнь: порой за 8 часов,
проведенных на съемочной площадке, ты можешь сняться всего одну секунду! Но, как
говорил Армен Борисович Джигарханян, к этой секунде ты должен быть готов. Можешь
быть в расслабухе 8 часов, а потом — бах! — луч солнца появился, и ты должен сыграть так,
как откровенно сказала великая Фаина Георгиевна Раневская, чтобы не насрать в
вечность. А в театре… Опять-таки цитата из великих. Как часто говорил Аркадий
Исаакович Райкин, никого не волнует, в каком состоянии ты выходишь на сцену —
проблемы у тебя, болен ты, жена бросила… Третий звонок. На сцену! Люди приходят
отдыхать. У них свои проблемы, дома и на работе. А самое страшное, когда уходит из
жизни родной человек. Я работал в «Сатириконе», когда умер Аркадий Исаакович.
Накануне он говорил сыну, чтобы в день его смерти спектакль не отменяли… Мы играли
«Лица». У женщин от смеха тушь по лицу текла. А потом Костя вышел и сказал, что
скончался его отец. И зал — в шоке. Как так можно? Такая профессия. Шут не шут, не
знаю. Раз боженька дал тебе такое — делай, смеши, развлекай…

Если ты профессионал, тебе ни в кино, ни в театре нетрудно. Труднее наша жизнь. В кино
используют амплуа артиста. Слава богу, я его ломаю.

— Вы с детства мечтали сниматься в кино?

— Да нет, какое там?! Я был такой шпаной, что мама не горюй… У меня папа —
милиционер, мама — всю жизнь в торговле, продавщица. Я не думал о кино, честно. Что
мне врать? Я был очень толстым мальчиком, а тут начался переходный возраст, пришла
первая влюбленность. Мамочка любила меня и закармливала так, что у мальчика
признали третью степень ожирения. Брат увлек меня бальными танцами. И я стал, можно
сказать, входить в этот мир пластики, движений. Он мне говорил: «Занимайся! Иначе что
тебя ждет? Улица, драки… Есть и другое в жизни». Кстати, в моем первом фильме
«Прощай, шпана замоскворецкая!» я себя «того» сыграл, «по фене ботал» так реально, что
профессионалы бы не отличили, актер я или нет. МВД СССР тогда дало премию мне,
отрицательному, а не главному положительному герою.

— Режиссеры, конечно, стали это использовать…

— Да, но я постепенно уходил от этого. Меня ведь сразу сделали в кино хулиганом,
киллером. Появилась роль киллера в сериале «Нина». И пошло…

— Кстати, будет ли продолжение сериала «Нина»?

— Нет. Продолжение запускали два раза. Даже три сценария были написаны, но
достойного не оказалось. Васька, мой «сын», вырос, он сейчас выше меня — метр девяносто
шесть! В общем, решили: пусть будет мало, но хорошо, чтобы зрители запомнили.

— Николай, а правда, что когда-то вы пели в церковном хоре?

— Правда. В храме. У меня все в жизни возникает как-то случайно. И пианино отец купил
случайно. Он играл на аккордеоне. Однажды инструмент перевернулся и я, маленький
тогда, дотронулся пальцами до клавиш. Папа это увидел и тут же купил пианино. Начался
самый страшный период в моей жизни. Стук метронома, гаммы, упражнения. А у брата
была мечта петь на сцене в городском парке популярные в те годы песни. А сейчас он
солист Большого театра, ведущий бас страны, перепел лучшие партии мирового оперного
репертуара. Его зовут Александр Науменко. (У нас разные отцы.) Как-то он организовал
ансамбль «Христианские дети», я там бубном стучал. Потом он пел в ресторане. А еще в
церкви. Мне всегда говорил: «Давай петь!» И я пел. Пение в храме осталось для меня
светлым воспоминанием на всю жизнь.

— Сегодня многие драматические актеры поют и выпускают диски. А вы?

— Если такая идея у меня возникнет, то я тщательно подойду к делу, буду серьезно
учиться вокалу, но пока у меня нет на это времени. Когда актеры, обладая какой-то
узнаваемостью, но не голосом, имея диапазон от до до до-диеза, набираются смелости и
записывают в полтона диск, то это вызывает, мягко говоря, улыбку. Каждый должен
заниматься своим делом. Я пою, но это называется «семейное счастье». На миллионную
аудиторию все-таки должен выходить талант. Я сторонник профессионализма в любом
деле. Пускай актеры играют на сцене, а хорошие певцы — поют. Удивительно, сейчас все
все могут. Но почему актеры не лезут в танцы? Промурлыкать под синтезатор очень
легко, а вот поди-ка батманы побросай… Нет, это труд. Надо у балетного станка восемь
часов в день постоять.

— А что нового у вас в театре?

— У меня огромный перелом в жизни. Больше года прошло, как я ушел из театра Виктюка,
в котором проработал 16 лет, сыграл много хороших ролей. Но, видимо, в жизни должно
что-то меняться. И поменялось. Как мне кажется, в лучшую сторону. Это связано с моим
пребыванием, уже больше полугода, в Санкт-Петербурге. Все произошло случайно. Я
сидел в Москве. Снимался в кино. И тут звонок из Питера от однокурсницы еще по
ГИТИСу: «Открывается новый театр. Ставим спектакль, есть главная роль для тебя —
Мопассан. Приезжай». Приехал. Выпустили «Влюбленного Мопассана». И сразу появился
второй спектакль — «Пижама на шестерых», который поставил Семен Спивак. Сейчас
готовятся два новых спектакля. Благодаря продюсеру, удивительной женщине, у нас нет
проблем с деньгами, с помещением для репетиций: только творите на радость людям.
Репетируем «по-зверски» — 12-14 часов в сутки. Меня радует, что я здесь зависим и в то
же время независим. И мне почему-то хочется работать в этом коллективе. Атмосфера
тут хорошая.

Честно говорю, я счастлив. Мне хорошо и интересно. Не побоялся начать все сначала.
Здесь совсем другая режиссура, другая эстетика. Люди просто взяли и полетели — в
неизвестность. Но с большой верой. Правда. Я просыпаюсь утром и чувствую, что
окрылен, у меня покой на душе. Я с радостью играю эти спектакли. В театре Виктюка в
какой-то момент мне стало тяжело играть — даже не физически, морально. Может быть,
роли тяжелые были — Мастер и Понтий Пилат в «Мастере и Маргарите», Ирод в
«Саломее»…Сыграешь хорошо — зрители плачут, в восторге, но ты полностью «высосан». А
здесь я заправляюсь светлой энергетикой. И, действительно, летаю…

— Не факт, что вы теперь будете жить в Петербурге?

— Почему нет? У меня есть какая-то мистическая связь с Петербургом, с Петром Первым.
Я родился в Таганроге и прожил там 16 лет. Оба города связаны с морем… Так что из
одного петровского города перебрался в другой. Мне здесь очень хорошо. Не вижу в этом
городе никакой мрачности, тусклости, грусти. Считаю, что грусть бывает у человека
внутри, а не от города. Люблю в Питер приезжать из Москвы не на поезде, а на машине,
люблю эту дорогу. С удовольствием мотаюсь по городу и его пригородам. Лучше многих
петербуржцев знаю Пушкин, Павловск, Петергоф.

Меня теперь часто спрашивают: «Как ты смог поменять ритм жизни? Ведь Москва —
сумасшедший город, в Питере жизнь спокойная, размеренная…» Отвечаю: я сам как
ходячая Москва. Это она у меня в душе, а не я в ней. Я играл по 350 спектаклей в год, это
было безумие, только и успевал с поезда на поезд. Когда через два-три месяца гастролей
приезжал домой, то долго привыкал: вон жена, а там — ребенок. Это очень тяжело.

— Странно все-таки, Николай, питерские актеры один за другим при первой же
возможности перебираются в Москву, а у вас — наоборот…

— Да. Меня предупреждали об этом, предостерегали. Но я говорю, что сам решу, как мне
надо.

Может, должно что-то новое в моей жизни начаться… Мне сейчас говорят: «Ну разве
можно сравнить театр, который ты оставил, с тем, чем теперь занимаешься?!» Ничего…
Все бывает. Я человек живой. У меня нет такого ощущения, что я начинаю придумывать
что-то новое, ломая себя, через силу. Это все происходит очень легко. С любовью, со
спокойствием. Эйфория такая. Надеюсь, что это продлится…

В любви я такой. Когда она проходит, я молча ухожу, не ругаясь. Людям надо
расходиться, чтобы потом встретиться. Я с радостью встречусь с теми, с кем когда-то
расстался, расцелуюсь, поговорю… Мне без любви не хочется работать. В душе я скорее
не артист, а нормальный мужик, который служил в армии, был шпаной из Таганрога.
Просто боженька дал мне такой дар, чтобы я удивлял людей. Но мне и другое еще надо
успеть…Как только ухожу со сцены, она отодвигается на второй план. Я настолько люблю
реальную жизнь, людей! Хочу многому научиться, хочу влюбляться, сколько мне еще Бог
отпустит.

— А как у вас сейчас отношения с кинематографом?

— Скоро появится несколько хороших фильмов. Снялся у Алексея Козлова в «Прииске».
Серьезный, мощный фильм. Это реальная история о старателях, о Сибири. Я играю
дворянина Колю. Роль написана специально для меня, моим именем назвали героя. Я
открыл для себя хорошего режиссера, это для меня лучик в кинематографе. Он снимает
фильмы по-театральному. У Алексея я играл в «Демоне полдня».

Выходит фильм Карины Фалиянц «Жених для Барби». Такая светлая, добрая, сказочная
картина, она будет подарком для женщин к 8 Марта. Я играю Кена — жениха Барби. Там я
с крылышками, летаю, из некрасивой девочки делаю принцессу. Появится картина Ника
Тэйлора «Александр Македонский» — о киллере «номер один» Саше Солонике, которого я
играю. Будет художественный фильм из 10 серий. А там я другой — весь в шрамах, в кадре
«кладу» из пистолета 40 человек.

Сейчас я снимаюсь в сериале Нурбека Эгена «Сеть». Это проект создателей «Бригады».
У меня роль «крестного отца» хакеров. Мой герой проживает на экране три возраста: от 25
до 65 лет. И еще одна хорошая роль в картине «Слепой-2» режиссера Александра
Францкевича.

— Вы хорошо востребованы…

— Я все время работаю. Востребованность должна в чем-то выразиться — в количестве или
качестве. Так? Результат порой не получается. Бывают удачные картины и неудачные. Так
же и спектакли.

— Как вы отдыхаете?

— Никак. Не умею. Белой завистью завидую тем людям, которые умеют отдыхать. Для
этого тоже нужен талант. К сожалению, я в этом бездарен. Всегда говорю: я без дара к
отдыху. Для меня три дня ничегонеделания — и я уже буду биться головой о стенку. Хотя
знаю, что это необходимо для пополнения энергетических ресурсов. Мы много ездили с
театром Виктюка за границу. Самый замечательный отдых для меня — ходить по музеям.
Но чтобы целый день — пузом к солнцу, нет, это большая роскошь. Сейчас, если есть
свободное время, — благо, ни от кого не завишу, — сажусь в машину и еду в Пушкин или в
Петергоф. Хожу, брожу… Недавно я сел за руль автомобиля и очень полюбил это.
Оказалось, что я из тех мужчин, которые гоняют с удовольствием, как в боевиках. Когда-
то в фильме «Хозяин «Империи» я играл чемпиона гонок «Формулы один». Меня там
якобы Шумахер подрезает. Тогда я вообще не знал, сколько у машины колес! Но так все
смонтировали, сделали на компьютере, что никто не подкопается… В 40 лет я впервые сел
за руль (сейчас мне 42) и выехал в час пик на Садовое кольцо в Москве. Жена чуть не
сошла с ума. На второй день я уже был на МКАДе и гнал под сто. Во мне что-то
открылось. Теперь не могу разлучиться с машиной.

Очень люблю большую скорость и громкую музыку. Сын «подсадил» меня на рэп. И
теперь я «рэпую». Еще люблю детские песенки. Когда на Невском катаюсь, как врублю на
полную мощность: «Облака, белогривые лошадки, облака, что ж вы мчитесь без
оглядки?..» или свою любимую «Белые кораблики», народ очумевает: «Добрынин! Киллер!
Саша Ветер!» И все начинают улыбаться. Вот так веселю людей. Наверное, думают:
«Совсем с ума сошел!»

— А какую-нибудь коллекцию вы собираете?

— Коллекцию?! Да ни за что. Так как я Лев по гороскопу, мне дарят львов. Боюсь, как бы
живого не подарили!.. Вот Грунич, известная личность, символ нашего нового спектакля.
Театральный центр его одевает. Видите, у него костюм есть, ботиночки. Мне его
подарили пять лет назад после спектакля «Эдит Пиаф», когда я вышел на поклоны.
Кланяюсь, поднимаю голову, а он у меня на плече! Моего Грунича хотели в «Спокойной
ночи, малыши!» забрать, но я не отдал. У него и жена есть, Аграфена.

— Что вас восхищает в жизни?

— Женщины. В спектакле «Влюбленный Мопассан» моему герою мама говорит: «Если бы
ты не растрачивал свои лучшие силы на женщин…» И Мопассан отвечает: «А на что еще
имело смысл растрачивать силы, мама?».