Критики и зрители спорят: а нужно ли было режиссёру Георгию Юнгвальд-Хилькевичу спустя 30 лет возвращаться в прошлое, оживлять героев и снова отправлять их на тот свет, поднимать тему «отцов и детей», давать роли «раскрученным» Антону Макарскому, Дмитрию Нагиеву? Что думает об этом Михаил Боярский, которого уже три десятилетия называют не иначе как «главный мушкетёр страны»?

– Михаил Сергеевич, СМИ не раз сообщали, что вы не хотели участвовать в продолжении. И всё же согласились. Почему?

– Когда все сказали «да» и даже Алиса Бруновна Фрейндлих согласилась сниматься, мог ли я позволить себе сказать: «Нет, меня не устраивает сценарий, извините…»? Труднее всего было согласиться со сценарием, найти в себе силы, фантазию и переломить свой достаточно сложный характер для того, чтобы принять это как должное. Пришлось это сделать и целиком и полностью пойти за фантазией режиссёра. Силы придавало то, что со мной мои друзья, старая гвардия. Хотя внутри меня всё было против. В свободное от работы время я сочинил другой фильм. Не на бумаге, в голове. Ведь я не писатель.

Сложно находиться в сценарии, который не всегда был «твоего размера». Не было такого «ах!», как в рассказах Чехова, в пьесах Вампилова, как в «Тарасе Бульбе», где каждая фраза на вес золота. Здесь было легко, с французским легкомыслием. Хилькевичу было важно донести до зрителя, что ничто не уходит. Если Аршавин уезжает за рубеж, то его место займёт достойный представитель. (Смеётся). Сегодня вы первые спросили меня о мушкетёрах, 99 вопросов – об Аршавине, поэтому я и перекинулся на футбольную тему… В новом фильме уходят мушкетёры, которые получили всего один день. Но это не значит, что уходит мушкетёрский дух. Остаются дети, они продолжают дело отцов. В этом была идея Георгия Эмильевича. Моя идея – в другом. В словах той песни, которая, к сожалению, идёт на титрах:

Всегда, во все века и времена,
Есть истина одна,
Что дружба на земле
Сильней всего,
Один за всех и все за одного.

Мне казалось, что этот лейтмотив соответствует той идее, тому образу мыслей и жизни, которые проповедуем мы. А что касается «яблоко от яблони недалеко падает», «отцы и дети» – это не совсем моя тема. В общем, это не философское произведение, а приключенческая картина, в которой режиссёр в конце концов добивается того, что и без мушкетёров их дух остаётся, об этом говорит король Франции Людовик-Солнце: «Как? Вы и оттуда вернулись, с того света? Невероятно!». Во Франции из-за них спокойно жить невозможно.

Картина музыкальна, подвижна, но мне не хватает в ней расставания друзей. Они уходят все вместе, со своими врагами. Мне же хотелось, чтобы те, кого мы так любили, по-другому ушли из жизни, по одному, более подробно, «фундаментально», с хорошими диалогами, с серьёзной операторской работой, где видны глаза и понятно, за что, зачем. Герой должен умереть красиво. Будь то Джордано Бруно, или Гамлет, или Сирано де Бержерак. И у Дюма, кстати, это не сильно выписано. Атос умирает в постели. Арамис исчез… Многие отказались писать сценарий, потому что герои должны умереть: «Нет, мушкетёры живы вечно!» Наверное, это Хилькевич и имел в виду, когда дал им жизнь на один день, а потом они ушли в вечность.

Нужно понять, что фильм про детей, не про нас. А нам обидно, что так легко мы расстались с нашими героями. Мне хотелось подольше помучить их – положить, скажем, Д’Артаньяна в постель и пару серий показывать, как он вылечивается от ран, страдает…

Низкий поклон Хилькевичу за то, что вспомнил обо всех, собрал вместе людей, которые жили своей жизнью, и всё-таки сделал то, что хотел. Конечно, он молодец. Можно только позавидовать тому, что человек наделён энергией, душевными порывами. Возможно, ему это дают жена и дочь. Наверное, об этом он и снимал фильм. Я за него безумно рад. Нам было гораздо легче. Мы приехали на готовое и ещё «снимите нас безукоризненно!».

– Трудно было нынче фехтовать и скакать на лошади?

– Владимир Яковлевич Балон всех обучил идеально (Балон – друг Боярского, исполнитель роли де Жюссака; постановщик трюков в фильмах о мушкетёрах и гардемаринах. – Прим. авт.). Молодые актёры фехтуют на таком высоком уровне, которого я давно не видел. Не знаю, увидите ли вы это, потому что многое вырезали, бои были очень длинные. Ребята фехтовали и до фильма, и во время, и, по-моему, уже после него.

– Как, на ваш взгляд, работала молодёжь? Вы давали какие-то советы?

– Честно скажу, мне важнее было думать о себе – о том, чтобы не просчитаться, не переиграть, не профукать роль. Им-то проще. Они молоды, и их ошибки, если они есть, гораздо дороже, чем мои штампы. Поэтому я в них уверен больше, чем в себе. Они «свежие» на экране. Это как хороший утренний дождь, который всем нравится. А вот о нас могут сказать: «Зачем они опять вышли? Ничего нового…».

Я не очень люблю давать советы. Но помню, как сам нуждался в них, когда молодым вошёл в труппу Театра имени Ленсовета. Алиса Бруновна Фрейндлих, Игорь Петрович Владимиров, Анатолий Равикович, Алексей Петренко делали мне замечания, я мотал это на ус мгновенно и учился, учился. Что касается работы ребят в «Возвращении мушкетёров», то они это делали достаточно лихо, мне не пришлось встревать с советами.

Если говорить о моей экранной дочери, то у нас с Лянкой Грыу было очень мало времени, чтобы сыграть отца и дочь.

– Встретились на съёмочной площадке с кем-то, кого не видели 30 лет?

– Подходили люди, которые тогда снимались в массовке. Мне сначала было сложно узнать их, а потом: «Ой, вспомнил!». Девушки, уже в возрасте, и мальчики, которые теперь серьёзные мужи, говорили нам: «Вы совсем не изменились». Ещё бы! У всех нас парики, костюмы скрывают многие недостатки, особенно если спиной повернуться. (Смеётся).

Одна старушка принесла альбом фотографий, любительских, чёрно-белых, которые делала 30 лет назад. Разве она думала, что мы снова приедем во Львов снимать продолжение или окончание?

– Как вы считаете, станут ли хитами новые песни Максима Дунаевского?

– Мне сложно говорить об этом. Дунаевский – один из лучших композиторов страны, как Гладков, как Шварц, плохо писать они не умеют. Он решил осовременить песни, чтобы они были близки молодым зрителям. Там есть и рэп, и другие современные интонации. Я же, консерватор, попросил: «Пожалуйста, только в таком плане, как было раньше!» И он написал для меня почти так, как раньше. Но это не значит, что песни станут хитами. Прежнего пафоса – мужественной длинной мелодии, как «Констанция», – в этом фильме я лишён. Может быть, потому что я всё по старинке, не люблю торопиться, мне всё нужно на телеге, на телеге, а Дунаевский моложе меня, он уже вскочил на современный мотоцикл и мчится со скоростью, которая, наверное, понятна в Голливуде или у нас современному зрителю.

Я не люблю «проматывать». Посмотрел фильм «Однажды в Голливуде» и был удивлён тем, что там тоже всё «проматывают». Даже Де Ниро умудряются снимать так, чтобы не было заметно, как он думает. Я понимаю, что это специальная история, чтобы показать суету и нервозность ситуации, в которой он находится. Но мне это мешает. Мне нужно переживать за героев, плакать. Когда у Лиозновой сидят в поезде Тихонов и Гриценко или едут в такси Доронина с Ефремовым в фильме «Три тополя на Плющихе» – мы переживаем. Как долго он стоит около машины и ждёт её, как долго она поёт песню! «Ты с ума сошёл? – говорят мне сегодня. – Кому это надо?». Я должен подчиниться режиссёру и не могу десять минут экранного времени постоять рядом с лошадью, вспомнить о своей дочери. Я не имею права на это. Я солдат, которого послали взять редут, я беру его вместе со своими друзьями – Балоном, Старыгиным, Смеховым, Смирнитским. Более того, даже если мы и пытались что-то сыграть, всё это вырезали. Смехов написал себе монолог, его сняли, но в картине его нет.

Кино – искусство массовое. Там занято огромное количество людей разных специальностей: монтажёры, костюмеры, операторы, осветители, режиссёры, сценаристы, которые постоянно дописывают и переписывают сценарий, и разные партнёры и так далее. Что получилось в итоге, судить не нам. Нам, мушкетёрам, нужно было выполнить свою работу максимально добросовестно, что мы и сделали.

Оправдывать себя не собираюсь. Ждать триумфа не в моих правилах, как и не в правилах моих друзей. Многие из ребят зарабатывали деньги, снимаясь в «Возвращении мушкетёров», нужно ведь на что-то жить, а это их работа. Иначе что ещё делать? Ждать сериалов из 180 серий, где вообще ничего сказать нельзя?

– Вы думаете, герои Дюма сегодня популярны?

– Мушкетёры популярны вечно – сегодня, вчера и позавчера. Это самые сильные герои в мире, созданные человечеством. Сильнее «Трёх товарищей» Ремарка, «Сердец трёх» Джека Лондона. Никакие Джеймсы Бонды, Поттеры, даже Ахилл или Гектор не сравнятся с ними. Атос, Портос, Арамис и Д’Артаньян – надолго, пока не появятся новый Пушкин, новый Дюма. Поэтому их играли, играют и будут играть. И мы тоже были причастны к этому. А это большое счастье – быть причастным к великому Дюма.