– В нашей команде 12 человек. Это мой экспериментальный класс, который развивается уже четыре года. Вырос целый контекст технологий, связанных с артитическим мастерством, – так представил свой проект Вадим Демчог. – Нами создано несколько спектаклей, после которых люди стали приходить и спрашивать: «Как вы это делаете?» Из внешнего мира транслируется запрос: как на сцене жизни сотворить такое же чудо, какое творится в театре. Появился удивительный спрос на театральные технологии. Мы поняли, что артисты должны не скрывать свои техники в замкнутых средах, а «разбрызгивать» их в пространство. Так возникла «Школа игры». Все методы взяты из театральных систем. Мы изучали всевозможные системы театральной организации, упражнения, которые готовят артиста к максимальному эмоциональному присутствию на сцене, умению работать со зрительской энергией, опечатывать ум зрителя образностью, историей, мифологией. Будучи в лапах опытного артиста, у зрителя нет шанса оставаться не вовлечённым в игру.

– В том, что в вашей команде 12 человек, есть какой-то символизм?

– Я люблю кокетничать в том смысле, что это 12 апостолов. Этот смысл распаковался в ходе развития нашей команды. Четыре года назад, начитавшись моих весёлых книжек, группа молодых, только что вышедших из стен театральных институтов людей прижала меня к стенке и сказала: «Отвечай за базар. Мы чувствуем, что здесь есть что-то такое, что позволит нам понять искусство артиста в полном объёме». Они не были удовлетворены той формой театрального искусства, которой их обучили в институтах. Собралось 25 человек. Я предупредил, что ничего не буду делать по правилам, спросил, готовы ли они. Ребята ответили: «Да!» Меня восхитила и убедила эта дерзость и готовность идти до конца. Я бросил к их ногам тексты «Фрэнки-шоу» и сказал: «Берите и выносите на площадку». Так сформировалась «Арлекиниада», которую, я надеюсь, в следующем году мы привезём в Иркутск. 

– В проектах «Mr. Freeman» и «Фрэнки-шоу» звучат достаточно резкие вещи. Не возникало ли из-за этого конфликтов с властью?

– Правительству не интересны проекты, пока люди не начинают выходить на улицы. К тому же я неоппозиционный персонаж. Даже в период высокой популярности опозиционных движений я никогда не вставал под их знамёна, хотя мне нравилось народное воодушевление. В драматургии должна быть противостоящая сила, иначе нет развития. Я уважаю как противостоящих персонажей, так и правильные поступки власти. Шут не может быть вне социального круга. Он блюдёт человечность лица правителя. Благодаря этому действию уравновешивается энергия социального организма. Можно назвать любое слово, которое придёт вам на ум: отношения, политика, образование, смерть, любовь… Теперь добавьте к нему «игра в» и пронаблюдайте, что происходит. Со слов, которые когда-то жёстко опечатывали ваш ум какими-то стереотипными, тяжеловесными формулами, вдруг начинает осыпаться труха, возникают трещинки, вливается творческий элемент, и это слово начинает играть. Слова раскрывают свой потенциал, становятся шире в объяснении. 

В постмодернистсткую эпоху, когда всё опрокинуто, все слова сказаны, всё осмеяно, ни на чём нельзя акцентироваться, потому что найдётся тысяча формул и персонажей, которые всё опрокинут и осмеют. Можно только разворачивать реальность в игровом контексте. Времени, когда есть опора для того, чтобы встать на фундаментальное объяснение реальности, больше никогда не будет. 

– Ваша задача – раскрыть в людях творческое начало?

– В том числе. В первый день мы распаковываем всё многообразие ролевых возможностей, из которых мы на самом деле сотканы. Они достались нам в наследство от детского садика, школы, семьи, отношений с боссом – невероятное количество ролевых функций. Мы просто наводим резкость и видим: бог мой, какое количество ролей есть в нашем арсенале, в какие игры мы неосознанно играем. Ролью мы называем психофизическое состояние человека, в которое он впадает при определённых обстоятельствах. Во второй день мы понимаем, кто же, чёрт возьми, играет, переключает каналы, кто забавляется со всей этой многоликостью, и обнаруживаем творческую силу актёра. Когда мы обнаруживаем внутри себя творческую потенцию, мы понимаем, что сценарий жизни можно переписывать. В третий день мы знакомимся с тем, кто смотрит. Если брать квантовую физику, смотрящий персонаж творит реальность. Любой эксперимент демонстрирует не только истину реальности, он создаётся творцом. Истина творится под взглядом смотрящего. В третий день мы «втыкаем розетку» в потенциал смотрящего, осёдлываем энергию, и так запускается удивительная творческая машина. Мы узнаём зрителя, актёра, героя. В третий день мы работаем с таким понятием, как бесстрашие. У каждого человека есть возможность сделать шаг в страх и посмотреть, что находится за его пределами. Для этого есть специальное упражнение, позволяющее нарушить зону комфорта. Вы в безопасной ситуации делаете этот шаг и видите, что, как только вы преодолеваете страх, мир подкидывает вам огромное количество возможностей. С подобной ситуацией вы сталкиваетесь, когда вам нужно что-то говорить при большом скоплении людей. Что-то сжимается внутри, и первое, что вы делаете, – бесконечно повторяете текст, который должны сказать. Но на самом деле, как только вы сталкиваетесь со «смотрящим пространством», в вас пробуждается невероятный объём понимания «я есть всё». Зритель не вовне, он внутри, он питательная среда. Как только вы это понимаете, вы осознаёте, что неотделимы от невероятной потенции реальности. Из бесстрашия естественным образом просыпается радость, потому что в руках оказывается так много потенциальности – можно запустить руки в горшок с глиной и создавать целые миры. Радость невозможно отделить от других людей. Так просыпается любовь – основное качество актёра. Главное качество зрителя – бесстрашие. Центральное качество актёра – радость, основное качество роли – любовь. Бесстрашие, радость и любовь – формула вдохновения. Воодушевление процессом жизни, когда все три центра заведены, вносит игровой вирус, который начинает прорастать внутри, и мы видим реальность сотканной из невероятного контекста игровых моделей.

– Вы поддерживаете контакты с теми, кто уже прошёл «Школу игры»?

– Конечно. У нас в Москве есть клуб «играющих» выпускников, с которыми мы раз в две недели встречаемся и поддерживаем их практиками, даём пищу для размышления. В Новосибирске существует клуб из 50 человек, которые собрались после нашего тренинга. Они регулярно встречаются, повторяют, накапливают опыт. Поступило предложение в Сибири организовать летний лагерь, в котором мы объединим все три модуля: введение, углубление и выход за пределы игр, то есть обнаружение пространства, где мы не играем. Это деконструкционный контекст – из тебя выбиваются все подпорки, все оправдания, и ты остаёшься в чистом пространстве, в котором спит мощное подключение к творческой силе, в которой мы нуждаемся. Мы постоянно плачем, что у нас нет энергии. Чтобы энергия пошла, нужно обнаружить банк, куда можно воткнуть розетку. Это будет массированный удар, чтобы «оплодотворить» сознание игровым феноменом. Полное погружение будет длиться 12 дней. Мы планируем пригласить 120 человек. 

– Люди какого возраста чаще посещают ваши тренинги?

– От 16 до 65 лет, при этом совершенно разных профессий. В Москве на последнем тренинге у нас был депутат. Было интересно смотреть, как взрослый мужчина, с бородой, которому за 50 лет, в первый день сидел и ничего не делал, но было видно, что он включён. Когда в середине второго дня он, как ребёнок, бегал, прыгал, танцевал, вдруг оказалось, что у него внутри такая харизма, он может быть таким заразительным, юморным. Когда персонажей из бизнес-мира вдруг обжигает внутреннее озарение, они говорят: «Когда я начинал своё дело, я был воодушевителен, а теперь я надзирателен, и я понимаю, почему моё дело скукоживается». Как только убирается надзиратель из тех сред, которые ты создаёшь, среда начинает жить, пульсировать. Весь тренинг сфокусирован вокруг того, чтобы выйти за пределы концептуальных представлений о себе и о мире, за пределы форм, которыми мы объясняем себя, за пределы ролей, которыми мы себя ограничиваем, называем и следуем до смертного одра. Иногда очень сложно это всё стряхнуть и пойти дальше. Игра – это не фиглярство, это единственный феномен в человеческой структуре, которому нас никто никогда не учил. Всё остальное – слоёный пирог наносных явлений, которым нас обучили. Игра – феномен, с которым мы постигаем многообразие сценариев. 

– Вам не обидно, что в основном вас знают по роли доктора Купитмана, а не по вашим тренингам и театральным работам?

– Актёрская профессия – профессия компромиссов. Купитман тоже важен. Самое интересное, что через эту роль протранслировалась какая-то энергетика и люди, зацепившись за Купитмана, говорят: «А ты знаешь, что он, оказывается, Фрэнки? А ты знаешь, что он озвучивал мистера Фримена? А ты знаешь, что он ведёт тренинги?» Купитман – маленькая вершинка айсберга, и через него люди начинают докапываться до другого. Они говорят: «А ты знаешь, что у него потрясающая команда и каждый из них – гений?» Не ищите талантливых людей – выращивайте их. Сериал на канале ТНТ стал спусковым крючком. Это не самый мой любимый канал, и телевизор я не очень люблю. Я с этим каналам спорю, говорю продюсерам, потрясающим людям: «Ну, заработали уже много денег на этих сериалах, давайте делать что-то развивающее, отвечающее на действительно насущные вопросы. Сейчас вырастает поколение зрителей, которые выключают телевизор в развлекательные моменты. Всё больше появляется каналов, где отвечают на важные вопросы. Один из моих персонажей проорал: «Держите мозг в чистоте, подмывайте его время от времени!», потому что время прокачивает через наш мозг канализационные потоки информации. 

– В Иркутск вы приехали со спектаклем «Закрой глаза и смотри». О чём он?

– Он о том, как не оставить слушателю шанса не быть вовлечённым в контекст, как заточить слово. Спектакль вырос из упражнений. В нашей команде есть целая серия упражнений, которые поддерживают гигиену мастерства. Зримое слово сначала было упражнением, потом мы поняли, что не можем удерживать его при себе. Так родился спектакль. Это мастер-класс владения зримым словом. У зрителя нет возможности не оказаться внутри той работы, которую проделывает артист на сцене. Отзывы о наших спектаклях совершенно противоположные: есть восторженные, а есть крайне негативные. Самое смешное, когда ты читаешь их, понимаешь, что человек досидел до конца второго акта. 

– Чем вы занимаетесь на проекте «Дети ШИ»?

– Это детский проект – «Дети школы игры». Мы понимаем, что параллельно с изучением языка, математики детям нужно давать эмоциональную азбуку. У нас в этом проекте есть азбука, и каждая буковка названа определённой эмоцией. С помощью очень простых заразительных игр дети изучают клавиатуру эмоциональных состояний. Если этот контент знаний даётся параллельно со школьным обучением и распахивается эмоциональная внутренняя сфера, то к 5-6 классу ребёнок владеет этим языком. Он может справляться со своим эмоциональным хаосом и хаосом людей, которые его окружают: учителей, родителей. Он может понять, что, когда на него кто-то кричит, возможно, не он вызвал эту эмоцию, не он виноват, не он плохой. Может быть, у учительницы плохое настроение или родители поссорились. Он понимает, что не всё вокруг касается его самого. Мы все выросли с чувством вины – это колоссальный груз для всех. Необходимо понимание того, что мы не виноваты ни перед кем. Эмоциональные сгустки – это всё энергия. То, в какую упаковку мы облекаем энергетические потоки, зависит от нашей творческой силы. Есть простые техники, которые показывают, как мир начинает менять нас. Как только мы выходим во внешний мир со сгорбленной спиной, мы пробуждаем мир к тому, чтобы нас прессовали. Это чисто физиологические актёрские вещи. Как только у вас в глазах появляется понимание чувства вины, будьте уверены, внешний мир начнёт вас прессовать – вы пробуждаете в нём эту роль. Но расширьте сознание и, понимая, что на вас наезжает человечек, просто выпрямите спину, вскиньте голову и наблюдайте. Человечек, который на вас наезжает, невольно сбавит пар.

– Вы много ездите по стране, работаете с огромным количеством людей. На ваш взгляд, эмоционально сибиряки отличаются от жителей центральной части России?

– Недаром есть масса игровых трактовок будущего о том, что выживет только Сибирь. Это забавные игры ума, но Сибирь находится на возвышении. Если всё затопит, останется только она. Это оплот России, и мы должны беречь Сибирь. Сибирь – основное российское богатство, и не только в контексте недр, но и в контексте психической устойчивости, потому что российская сердечность здесь сохранилась. Для меня это самый любимый регион. Приезжать сюда – возвращаться в объятия искренней глубокой сердечности. Сюда хочется привозить феномен игры, потому что игра – глубинная сердечность, которая пробуждает глубиный творческий механизм. Сибиряки воздают невероятной благодарностью. Мы уже третий год приезжаем в Сибирь. Сначала это были трогательные выезды с одним спектаклем, потом мы привозили мастер-класс, летом мы должны привезти сюда лагерь. Возможно, к лету мы создадим третий спектакль. Мы любим Сибирь, и это не лукавство, а преклонение перед глубинной психической устойчивостью. Российская периферия заражена определённым сортом невротизма, а Сибирь – нет. Эти закутанные в меха, выдерживающие 40 градусов мороза сибиряки транслируют российскую устойчивость.