Два сердца, две
души
И мысли в унисон,
Замри и не дыши,
Чтоб не нарушить сон.

Две
птицы, два крыла,
Две шумные волны,
Нам светят купола
Из русской старины.

Две пары
рук и глаз,
Смотрящих в небеса,
Сегодня — мир для нас
Студеная роса.

Блестит
в ночной тиши,
Там слышен ветра стон:
Замри и не дыши,
Чтоб не нарушить сон.

*
* *

Луна на
небе молчалива,
Холодный диск. В нем нет
участья,
А на земле рыдает ива…
Не так ли плачем мы о счастье?

То ждем
любви, то жаждем славы,
Пока весенний ветер веет,
Но в миг один желтеют травы,
Редеет лес, и пруд мелеет.

Не тот уж
вкус в остывшем хлебе —
Все ароматы исчезают…
Глядим, как гаснут звезды в
небе…
Не так ли чувства угасают?

Как
быстро птицы улетают,
От сожаленья губы сводит —
Вот так и дети вырастают,
Вот так и молодость проходит.

Г.
Чхартишвили

Голос

Сурово
время: молодость крадет,
Слепит глаза своим тлетворным
дымом…
Певица постаревшая поет,
Ей все сложнее скрыть морщины
гримом.

И волосы
— заснеженная мгла,
Печален взгляд в мечтах, давно
уснувших,
Но голоса коснуться не смогла
Тяжелая рука годов минувших.

Звучат
восторг, страдание и плач,
Утраты и надежды жизни трудной,
И время — старый опытный палач
—
Невластно в этот миг над песней
чудной.

* * *

Еще
чего-то жду я, но где она —
отрада?
Ее, как лета, мало, и не хватает
всем.
Чего не дал Господь — того
просить не надо,
Жива — и слава Богу, что хлеба
вдоволь ем.

Что
спину не согнула, не плакала на
людях,
Что от жары укрыться могу в
своем саду,
Любить умею буйно, не думая о
судьях,
И что за подаяньем в день
черный не иду.

И хоть
пред Мирозданьем я ни гроша не
стою,
Растерянностью снова глаза мои
полны —
Умею наслаждаться поникшею
листвою,
Купаться в сновиденьях и
верить в эти сны.

От них
пройдет, быть может,
смертельная усталость,
И высветит надежда мой
одинокий путь,
Почудится: дурное все позади
осталось,
И время еще будет немного
отдохнуть.

* * *

Мне
многое стало понятным теперь,
И я этой ясности рада;
Не надо стучаться в закрытую
дверь
И ждать, что откроют, не надо.

Сожмет
сердце нерв, как резиновый
жгут,
Решусь постучать я негромко,
Но если откроют, то свет не
зажгут,
И стану сидеть я в потемках.

Луна
подмигнет ложным глазом
слегка,
Притворно я ее подыграю,
Зевая, скажу: "Ах, как ночь
коротка",
Она мне в ответ: "Понимаю".

И нашу
беседу никто не прервет,
Холодной луною согрета,
Вдруг солнце увижу и птичий
полет,
Исчезнув в преддверии
рассвета.

* * *

Хоть
судьба от беды и хранила,
Мне на жизнь не хватает отваги,
В спешке я проливала чернила
На поверхность добротной
бумаги.

А листов
остается так мало:
(Две-три кляксы — и папка
пустая),
Раньше вовсе я их не считала,
За бесценок на рынке скупая.

Ох, богат
был бумагою рынок,
(В урну все, что уже не
исправить),
А теперь дорог каждый обрывок,
Чтобы склеить и в папку
добавить.

* * *

Прошли
года весенние,
Беспечные года…
Сжимается бег времени
До божьего суда.

Как
мечешься от совести
И от дурных вестей,
От горькой жизни повести,
От страха за детей.

Душа —
комок из жалости,
Из тонких слезных струй.
Все меньше веришь в радости,
Все горше — поцелуй.

А ночью
голос слышится
(Он вкрадчивый, как тать):
"Ну что, опять не пишется,
Вздыхается опять?

Смешно
судьбу загадывать,
Как дальше надо жить…
На смерть пора откладывать,
А не на жизнь копить"