Набрался смелости 

Свой допрос Артём Ануфриев предложил суду начать с двух заявлений. Первое касалось неправомерных действий сотрудников правоохранительных органов, совершённых в отношении него в первые дни после задержания. Подсудимый громко и с выражением читал с листов, исписанных ровным мелким почерком, выглядел уверенным в собственной правоте. В первой части заявления он подробно изложил обстоятельства задержания, произошедшего 5 апреля 2011 года. 

«Оперативный сотрудник привёл меня в кабинет, перестегнул мои руки за спину, усадил меня на стул таким образом, чтобы мои руки находились за спинкой, и покинул кабинет. Через пять – десять минут он вернулся, в руках у него были тряпки, одна серого, другая фиолетового цвета, которые он бросил на стол. Он спросил меня: «Артёмка, по-хорошему будешь давать показания или как?» Я ответил, что дам показания здесь и сейчас», – приступил к повествованию Артём Ануфриев. 

Подсудимый изложил, что признался в убийстве женщины 16 декабря 2010 года и глумлении над телом бездомной, совершённом 3 апреля 2011 года. (Эти преступления подсудимые зафиксировали на аудио- и видеоносители, ставшие одним из основных доказательств стороны обвинения. – Прим. авт.) По остальным 12 эпизодам убийств и покушений на убийства, утверждает Артём Ануфриев, ему было нечего сказать. Якобы поэтому оперативные сотрудники и решили применить к нему насилие.

«Они ещё раз предупредили меня, что я пожалею, если не дам показаний абсолютно по всем эпизодам уголовного дела», – зачитал Артём Ануфриев. Кроме этого, сказал он, оперативники угрожали ему насилием со стороны сокамерников. «Один из сотрудников взял со стола тряпку фиолетовую, другой взял вторую, серую. И они оба начали наматывать тряпки на свои кулаки. Затем они поочередно стали наносить мне удары в область шеи, спины, затылочную область головы», – отчеканил Ануфриев и попросил суд провести проверку в отношении троих сотрудников правоохранительных органов.  

Подсудимый завил также, что схемы совершения преступлений он нарисовал «под диктовку следователя», а проверки показаний на месте проводились после бесед в служебной машине, которая доставляла подозреваемого на следственный эксперимент. 

«Оперативники проводили со мной профилактическое общение, говорили: «Ты же помнишь, что тебе сейчас надо показывать?» – и всё в таком духе», – сообщил Артём Ануфриев. На вопрос гособвинителя он ответил, что не обращался с подобными жалобами ранее, так как «опасался предстоящих проблем в СИЗО, как их обрисовывал следователь».

Выразил Артём Ануфриев и мнение о человеке, которого он «какое-то время считал своим другом»: «Моё мнение, что Лыткин хочет потянуть меня за собой, так как он сам говорил, что ему уже всё равно, что будет дальше. Может быть, у него есть настоящий подельник, которого он боится выдать». В какой-то момент допроса он также предположил, что Никита Лыткин, который сознался перед судом во всех преступлениях, совершённых совместно с Ануфриевым, «болен психически». 

Подсудимый уточнил, что выступить с заявлением об издевательствах оперативников ему наконец-то позволил некоторый личностный рост. «Видимо, характер стал уже не тот. Всё-таки год и восемь уже сижу», – пояснил он на вопрос гособвинителя и добавил, что характер его стал «маленько потвёрже». 

«Несуразные движения»

По-видимому, это позволило Артёму Ануфриеву выступить со вторым заявлением, содержащим жалобу в адрес конвойной службы, сотрудники которой якобы нарушают его права по дороге из СИЗО-1 и в камере временного содержания Иркутского областного суда: «Регулярно, когда меня заводят в камеру, я прошу сотрудников дать мне папку с материалами уголовного дела. Обычно я получаю отказ в грубой форме, при этом конвоиры утверждают, что я должен начитываться вдоволь этих материалов ещё в СИЗО. Однако когда я спрашиваю конвоиров, почему мне нельзя этого делать, если другим можно, то в ответ получаю кучу нецензурной брани и всевозможных обзывательств. Таких как «маньяк», «молоточник», «убийца».

На этом злоключения Артёма Ануфриева не заканчиваются. После неудавшейся попытки суицида, которую он совершил 16 октября, поцарапав себе шею и живот, конвоиры решили пристегнуть его наручниками к верхней решётке камеры временного содержания. «Я не мог ни стоять, ни сидеть, а при попытке занять какое-либо из этих положений у меня получались лишь неуклюжие, несуразные движения. В это время рядом стояли сотрудники, которые смеялись и называли меня неприличными словами», – заявил Ануфриев. К сожалению, признаёт он, конвоиры не представляются, поэтому подать жалобу ему пришлось на всех сразу.  

Неправомерные действия конвоя однажды даже заставили Ануфриева испытывать «опасения за свою жизнь и здоровье». 3 октября его доставляли в здание суда вместе с заключёнными-скинхедами Евгением Пановым и Ильёй Скляновым. Ранее, на свободе, их связывала общность нацистских взглядов, однако позже их преступные пути разошлись. «Сотрудники конвоя помещали меня и свидетелей, настроенных ко мне враждебно, в один отсек спецавтомобиля. При этом у меня руки были за спиной, а у Панова и Склянова не были застёгнуты вообще», – констатировал Артём Ануфриев и попросил оградить его от противоправных действий. 

По факту обоих обращений суд постановил провести служебные проверки. Однако ходатайство о вызове в качестве свидетелей оперативных сотрудников и следователей ОП-2 Академгородка отклонено: речь об этом пойдёт только после того, как ранние признательные показания Ануфриева, от которых он сейчас отказывается, будут исследованы в суде.  

Присутствующие в зале суда потерпевшие живо откликнулись на жалобы Артёма Ануфриева. Мать 12-летнего мальчика, ставшего, по версии следствия, первой жертвой убийц, услышав об «опасениях за жизнь и здоровье» подсудимого, спросила у него, хочет ли он жить. На что тот ответил, что это «вообще странный вопрос». Участники процесса постоянно вступают в диалог с подсудимыми, особенно с разговорчивым Ануфриевым. Вероятно, именно настойчивость потерпевших, уточняющими вопросами пытающихся сбить с толку подсудимого, который, по их мнению, врёт, стала причиной того, что он решил перенести допрос на другой день.