"Шартлинская
черепаха"

В горах,
долинах рек, на берегу Байкала
иногда встречаются одиноко
возвышающиеся огромные каменные
глыбы. Время откололо их от родного
утеса, они сползли или скатились по
крутому склону и на тысячи лет
смиренно замерли там, где
остановились.

В цельном
теле родного утеса такая глыба была
обделена общением с божьим светом,
лишь одна какая-то ее часть
соприкасалась со средою жизни, с
воздухом. Она и была покрыта
лишайниками, ну, может, где в
трещинке еще и иная жизнь
угнездилась, паук, например,
сетюшку свою нагородил. А теперь
простор! Море света, море воздуха
чуть ли не для всей поверхности
глыбы. Живая среда тут же начинает
присматриваться на предмет
поселить кого, нуждающегося в
жилплощади. Но свежие грани облома
гладкие, негостеприимные: не
прикрепишься, не спрячешься, будь
ты хоть пауком, мухой, жучком.

И начинает
время водою, воздухом, светом,
теплом, холодом, микробами
трудиться над оголенной
поверхностью камня. Тысячелетний
труд! Но неотвратимо приближается
результат, это старость:
поверхность камня исчерчивается,
морщинится, трескается, темнеет. А
это и есть среда жизни — поселяйся,
кто может! Конечно, живая среда не
ждет тысячу лет, пока камень
постареет, и первыми, если сыро, тут
появляются водоросли, лишайники,
мхи. За ними в трещину, скопившую
кое-какую земельку, пускает корни
травянистое растение, та же
нетребовательная осочка,
низкорослый кустарник спирея, либо
шиповник укрепится. Позже может и
деревце поселиться, но тяжело ему
будет — тесно, и расти оно будет
корявым мучеником. Как далеко еще
до слоя песка, который останется от
этой глыбы, чтобы нормальное,
красивое дерево выросло!

Каждый раз,
как оказываюсь на байкальском мысе
Покойном, иду повидаться с двумя
такими глыбами, лежащими на
волноприбойной полосе в бухте
Шартла. Называются они у меня
"Шартлинская черепаха" и
"Камень со спиреей". Что нового
расскажут: кто подселился, кого
волною в дикий осенний шторм смыло,
каков нынче уровень воды отметился
на каменной стенке.

"Шартлинская
черепаха" когда-то сползла по
крутому склону метров на сто. До сих
пор виден на земле глубокий желоб —
ее дорога. Там виднеются и сильно
склонившиеся еще три глыбы, тоже
ждут хорошего землетрясения.
Размеры "черепахи" — восемь
метров в поперечнике и около трех
высотою. Она почти круглая,
"панцирь" порос накипным
лишайником, заячьей капустой,
полынью, каким-то злаком. В
затененных щелях хозяйничает мох.
Какая смесь влаголюбивых и
сухолюбивых растений! Это оттого,
что глыба лежит на границе сухого
склона и влажного берега Байкала.
Со стороны моря на стенках
ярко-желтый лишайник, там даже
гротик небольшой волнами выбит,
вода булькает от волны. Лежа на
волноприбойной полосе долгое
время, от скуки и безделья
"черепаха" придумала себе
занятие — на отвесной грани она
стала отмечать уровень воды
Байкала в разные периоды. Пять
таких отметок, образованных
засохшими остатками водорослей,
пыльцою растений, четко видны как
темные желтовато-бурые полосы,
расположенные на разной высоте
стенки. Они показывают от самого
высокого до самого низкого уровня.
В невысокую воду на "черепаху"
можно взойти посуху, там даже
ступенька есть, выкол камня. За
"черепахой" сразу большая
глубина в Байкале, каких харюзов
оттуда выуживают!

"Черепаха",
принимая на себя всю ярость штормов
— "култука", "ангары",
"баргузина", — старается
закрыть от них три лиственницы,
стоящих у подножия склона за
каменной полосою прибоя. Они
выросли после ее падения прямо на
дороге, и их неминуемо срежет одна
из тех трех, которая полетит первой.
Но живется им и так плохо, шторма
все же достают — кора со стороны
моря сорвана, и они медленно
засыхают. Годичные кольца этих
лиственниц насчитывают, пожалуй,
сотни по две лет.

Неподалеку
от "черепахи", но не столь
одиноко лежит тоже сорвавшийся со
склона одинец — "Камень со
спиреей". На десяток метров
дальше от воды Байкала устроился,
но уже другие квартиранты
одолевают. Никаких трав, мхов и
лишайников — мелюзги этой,
принимаем только кустарники! Вот и
поселилась спирея, вездесущий
владыка суховатых склонов, а тут — и
камня. Благо, есть за что зацепиться
— в камне большие трещины,
углубления.

Определенный
— строго определенный! — набор
растений и животных только и может
жить в таких условиях, и образуют
они, как говорят биологи, биоценоз.
На больших просторах и при
относительно однообразных
природных условиях существуют и
обширные, многообразного состава
биоценозы — сообщества, а на таких
вот "черепахах" — скромные, но
вполне конкретного состава. Кому не
положено, тот вовек не поселится.

… Солнце
перевалило за середину дня. Попив
чаю, неподалеку от "черепахи"
неподвижно сижу у потухшего
огонька. И слышу вдруг два неясных
человеческих голоса. Только что
оглядывал открытый берег, никого не
видел. Мало ли что в шорохе
прибрежной волны померещится, даже
и головы не поднимаю. Но
повторилось, и совсем близко. И — с
моря! Оглянулся: два крохаля метрах
в сорока от берега плывут и так вот
переговариваются. Они меня и раньше
удивляли, эти птицы. Если ты
расположился на берегу в
неподвижности (если лежишь на
камнях — еще лучше) и, плывя мимо,
они заметили тебя, то никак за
обычную корягу, которые на берегах
всегда найдутся, не принимают.
Плавают туда-сюда, позы
настороженно-любопытствующие
принимают. То приблизятся, то
отдалятся, на месте крутятся —
привлекают к себе внимание.
Высокого интеллекта птицы, это они
вызывают на общение. Определили
нечто живое, а оно неподвижно, не
бросается в нападение, — непонятно!

Белая
трясогузка, низко летевшая вдоль
берега, вознамерилась сесть на
"корягу", но вблизи-то
рассмотрела, куда нацелилась,
громко чирикнула, резко взлетела и
села на "черепаху". Ее испуг
заметили крохали, конечно,
восприняли как сигнал опасности и
быстро направились вдаль, снова
переговариваясь невнятными, но
вполне "человеческими"
голосами.

Откуда-то с
гор к "черепахе" спланировали
два огаря, но эти птицы намного
осторожнее крохалей. Меня они
заметили сразу и, тревожно
вскрикнув, круто взяли вдаль от
берега. По-видимому, такие
отдельности, как "Шартлинская
черепаха" или "Камень со
спиреей" служат местному
сообществу важным ориентиром,
местом сбора, местом встреч. Не
случайно же и меня, как, вероятно,
любого путника, всегда привлекают
такие яркие образы природы, ее
памятники.

Семен УСТИНОВ,
Байкало-Ленский заповедник