Праздник
в потемках

Большое
Голоустное привольно раскинулось
на берегу Байкала. Оно внешне не
выглядит бедным. Кое-где свежей
древесной желтизной или яркими
импортными красками светятся новые
ворота, заборы, оконные наличники.
Но в то же время множество других
деталей, которые не сразу
воспринимаются разумом, создают
ощущение некоторого… нет, пока еще
не запустения и не упадка, а,
пожалуй, какого-то тревожного
ожидания.

Люди здесь
приветливые. Но после разговоров с
ними, даже самых веселых и
несерьезных, ощущение непонятной
тревоги только усиливается и в
конце концов становится понятным
ее исток.

Не будет
большого преувеличения, если я
скажу, что коренные
большеголоустненцы, потомки
первопоселенцев, пришедших в устье
Большой Голоустной 325 лет назад,
живут здесь по привычке. Потому что
именно здесь, поблизости от речки,
на самом берегу Байкала, жили не
только их отцы, но и деды, и прадеды,
и прапрадеды. Они построили здесь
несколько улусов и заимок.
Организовали зимовья и постоялые
дворы для путников, добиравшихся в
Забайкалье из Иркутска. А в одно
большое село люди собрались
относительно недавно, после
подъема уровня Байкала в связи со
строительством Иркутской ГЭС.
Теперь Большое Голоустное для них —
историческое родовое гнездо,
покинуть которое жалко, хотя жить в
нем с каждым годом все труднее. И
перспектива не просматривается.
Похоже, что власти про них забыли, и
теперь живут они на своей малой
исторической родине, не зная, зачем.
Не зная даже, нужны ли они Родине
большой —

нужны ли они
России

Стемнело.
Дора Алексеевна Бахаева зажгла
свечи, чтобы я мог делать пометки в
своем блокноте, и, ссылаясь на
давний рассказ крестьянки Дарьи
Константиновны Белозерцевой,
правнучки Ивана Белозерцева,
основателя одного из местных
улусов, стала рассказывать о былом
богатстве местных жителей:
"…Сметаной мазали телеги,
коровьим маслом разжигали печи, а
творог даже свиньи не ели."

Дора
Алексеевна — почетный гражданин
Большого Голоустного. Более сорока
лет проработала она в местной
школе. Сейчас на пенсии. Историю
своего села знает лучше всех,
потому что изучала ее практически
всю сознательную жизнь. Еще в
детстве с большим интересом
слушала рассказы стариков,
запоминала, повзрослев —
записывала. Вела переписку с
архивами, музеями, старожилами
родного села, уехавшими по разным
причинам в другие места. Собирала
старые фотографии, изучала
литературные источники, уточняла,
проверяла и перепроверяла факты,
собирая по крупинкам в единое целое
рассыпанную по всему белу свету
историческую истину.

Богатая
история Большого Голоустного
описана в книжке Доры Алексеевны
"О родном селе". Начиная с 1673
года люди селились и жили здесь с
очень конкретной целью:
разбогатеть в этом богатом краю,
где, по словам первопоселенца
Сорбила, пришедшего сюда с семьей с
территории нынешнего
Эхирит-Булагатского района,
"мясо без ножа, дрова без
топора". Простая и ясная цель
счастливо сочеталась с пониманием
собственной нужности другим людям,
общественной важности их промысла
для всей России, поскольку именно
они, местные жители, своими
зимовьями и постоялыми дворами,
своими лошадьми, лодками,
продуктами обеспечивали путникам
относительно безопасный проезд из
Иркутска в Забайкалье. Теперь есть
железные и автомобильные дороги по
южному берегу озера, а в те времена
обозы и отдельные путники попадали
в Посольское через Большое
Голоустное, пересекая по льду или
открытой воде сорокакилометровую
ширь озера.

Если кто-то,
прочитав это, подумает, будто для
того, чтобы разбогатеть, здесь было
достаточно просто жить, он глубоко
ошибется. Богатство доставалось
неимоверными трудами. Достаточно
сказать, что с середины марта до
середины июля мужчины и физически
крепкие мальчики уходили на
промыслы. Рыбу ловили не рядом, а у
противоположного берега Байкала —
от Танхоя до Мысовой, а на нерпу
охотились в районе Курбулика. В
октябре начиналась таежная охота а
весь ноябрь — опять изнурительная и
промозглая рыбалка в Забайкалье. И
все это, разумеется, без лодочных
моторов и таких привычных теперь
мотоциклов. Только весельные лодки
и лошади. А на продажу рыбу, сено и
многое другое, что могли добыть,
везли в Иркутск. И опять же — без
рейсового автобуса, без грузовиков
и "Жигулей". Либо лодками, либо
конными обозами, в зависимости от
времени года. Возьмите карту
Байкала, прикиньте линейкой
расстояния и посчитайте, во сколько
ведер пота обходился им каждый
килограмм байкальской рыбки. А это
был едва ли не самый дешевый
продукт для здешних мест.

К концу
прошлого века, когда центры
развития Восточной Сибири
окончательно сместились к югу, жить
здесь стало очень трудно. И, тем не
менее, в своем исследовании Д.А.
Бахаева приводит цитату из книги
И.И. Веселова, изданной в 1923 году. Он
пишет: "Когда мне в 1912-13 годах
приходилось бывать в гостях у
некоторых крестьян четвертого
поколения Белозерцевых, то можно
было встретить в праздники белые
скатерти, хорошую городскую
закуску, всевозможные сдобные
печенья, белое и красное вино, что,
несомненно, являлось еще далекими
следами прежнего богатства
Белозерцевых."

В разные
периоды советского времени жилось
здесь тоже по-разному. Может быть,
самым бедным был период, когда
организовали колхоз и заставляли
выращивать пшеницу, овес, кукурузу.
Они не могли расти на неподходящих
землях. Все хорошие сенокосные
угодья использовались тогда для
общественного скота, а свой держать
стало почти невозможно.

Впрочем, по
мнению Баендая Дмитриевича
Баендаева, бывшего заместителя
председателя колхоза, здесь даже
пшеницу можно было бы вырастить: на
ограниченных площадях удавалось
получать урожай до 15 и даже до 20
центнеров с гектара. Но пахать для
этого надо было не глубже 20
сантиметров. А Хомутовская МТС,
следуя указаниям чиновников,
опустила однажды плуги на все 30-40
сантиметров, выворотила на
поверхность "мертвую" землю.
После этого, как выразился Баендай
Дмитриевич, "ничего не стало".

В 1958 году
колхоз фактически умер. Механизмы,
общественный скот, даже
животноводческие постройки были
разобраны и переданы в Урик. Все,
что было нажито с 1931 года, было
отдано и много добра пришло в
негодность при перевозке.

— Живущим
здесь ничего не оставили!

— подвел
печальный итог бывший зампред
колхоза.

С развалом
колхоза многим показалось, что
Большое Голоустное как населенный
пункт тоже умрет. Баендай
Дмитриевич до сих пор помнит, что
отсюда было вывезено около трехсот
голов крупного рогатого скота, в
т.ч. более 150 прекрасных коров,
дававших самые высокие надои в
районе, 50 лошадей, пять автомашин,
три трактора плюс постройки. Это
было нажито всем колхозом и
отобрано без всякой компенсации.
Но, к счастью, именно в это время
набрало силу сплавное предприятие,
которое, как оказалось, дало толчок
не только дальнейшему развитию, но
и заметному материальному расцвету
Большого Голоустного.

Людей
потребовалось даже больше, чем было
коренных жителей, и здесь появились
приезжие. Появились хорошие дороги
но главные достижения того
предприятия — круглосуточное
обеспечение жителей
электричеством и день в день, без
единого срыва, зарплата
"живыми" и совсем немалыми, по
сравнению с колхозными, деньгами.

Вот об этом
факте, что зарплата была день в
день, вспоминали и рассказывали
практически все мои собеседники. Об
этом говорили даже больше, чем о
тогдашнем чуде — электричестве, чем
об удобствах, которые принесло оно
не избалованным цивилизацией
деревенским жителям в виде
электроутюгов, электроплиток,
холодильников и прочего. Теперь в
возможность регулярной зарплаты и
своевременной выплаты пенсий здесь
верят меньше, чем тогда верили в
коммунизм. Впрочем, сегодня, в дни
празднования юбилея села, о
зарплате в Большом Голоустном
мечтают очень немногие, потому что

большинство
селян стали безработными

Нет здесь
теперь ни богатых постоялых дворов,
как два-три века назад, ни колхоза,
продающего прекрасное молоко, как
сорок лет назад, ни процветающего
сплавного предприятия, как 15-20 лет
назад, ни постоянного
электричества. Здесь вообще нет ни
одного предприятия которое можно
было бы называть производственным,
промысловым или добывающим.
Осталось лишь несколько
государственных бюджетных
учреждений, без которых жизнь
населенного пункта невозможна в
принципе. Это школа, почта,
библиотека, медпункт. Есть два
лесничества — Прибайкальского
национального парка и
Голоустненского лесхоза
Иркутского управления лесами, да
несколько частных магазинчиков.
Недавно появился еще и Дом досуга
(уж коли работать негде, так пусть
хоть будет где отдыхать).

Село живо
лишь до тех пор, пока в нем есть
дети. А их в Большом Голоустном,
слава богу, пока немало. Добрая
сотня ребятишек ходит в школу, и
учатся они, надо заметить, неплохо.
Во всяком случае, по данным Д.А.
Бахаевой, к 1995 году трое
выпускников разных лет имели
степени кандидатов наук, семьдесят
уроженцев Большого Голоустного
окончили институты, более ста —
техникумы, и еще более трехсот
получили общее среднее и
профессионально-техническое
образование.

Здание школы
в Большом Голоустном, на мой взгляд,
самое лучшее и самое красивое. Окна
со стороны улицы обрамляет
деревянная резьба. Жаль немного,
что от глаз прохожих ее почти
полностью скрывают деревья и кусты
школьного палисадника. Впрочем, и
этот палисадник с клумбами, с
памятником односельчанам, погибшим
на фронтах Великой отечественной,
красив и ухожен.

Оказалось,
что и это здание — остаток былого
богатства села со времен
существования здесь лесосплавной
конторы, отправлявшей лес в плотах
по Байкалу к местам потребления. Я
побывал в школе за несколько дней
до начала учебного года. Учителя и
уборщицы домывали последние окна,
выносили последний оставшийся от
ремонта мусор, готовясь к встрече
учеников.

В школу шел
без большого энтузиазма: знал, что
учителя, как и в других местах,
давно не получали зарплату, знал,
что и этой школе наверняка не
хватает средств на приобретение
наглядных пособий, что нет средств
на ремонт, что у нашей еще недавно
великой державы теперь вообще не
находится денег на достойное
образование и науку, нет денег на
детей, на будущее России. А слушать
бесконечные жалобы, не имея
возможности помочь хоть чем-то, я
устал.

Но учителя
оказались веселы и добродушны. С
удовольствием рассказывали про
своих учеников и совсем не
жаловались. Тогда я сам стал
спрашивать их про зарплату и
средства на ремонт. Конечно, нет ни
того ни другого. Мелкий ремонт
внутренних помещений (а они
выглядели по сравнению с
некоторыми иркутскими школами
просто идеально) помогали делать
родители. Кто деньгами, кто
материалами, кто личным трудом. А
парты, которые мне показались
вначале новенькими, оказывается,
стоят здесь пятнадцать или даже
больше лет. Все выглядит довольно
новым, потому что и учителя, и
ученики очень бережно относятся к
школьному имуществу. Трудно
поверить, чтобы за 15 лет парта
осталась неисцарапанной,
неисписанной, непокореженной, но я
видел их своими глазами. Как
удалось воспитать такую
бережливость у детей — не знаю, но
учителя из Большого Голоустного
сумели.

Не жалуясь на
личные тяготы, учителя с обреченной
печалью говорили о холоде в
классах, отсутствии
электроэнергии, о других
общешкольных проблемах. Но с особой
болью, почти с отчаянием, они
рассказали, что уже несколько лет

в школе нет
учителя истории!

В аттестате
выпускников вместо оценки по этому
предмету ставится прочерк, что
сразу значительно сужает
количество вузов, куда они могли бы
поступить учиться. Правда, один
юноша перед поступлением в
институт самостоятельно изучил
этот предмет и выдержал
вступительные экзамены. Но это,
разумеется, не правило. Это всего
лишь прекрасное исключение,
показывающее потенциальные
нереализованные возможности
сельских детей.

Убежден, что
проблема учителя истории совсем не
кончается ограничением
возможности продолжения учебы
выпускников этой школы. Она глубже.
Она страшнее. Человек, не знающий
истории своей страны, вряд ли
сможет почувствовать… не назвать
всуе, а именно почувствовать,
прочувствовать ее своей большой
Родиной. Он не может ее
по-настоящему любить. Не может быть
патриотом.

Вспомните
Гитлера, сжигавшего книги.
Вспомните любого диктатора-деспота
любого времени и любой страны:
чтобы изменить отношение народа к
своей родине, к вековым традициям
своих предков ради упрочения
собственной, личной власти, все они
тратили огромные деньги и много сил
для фальсификации истории. И совсем
не случайно во всех архивах
огромное количество документов
хранится под грифами
"Секретно" и "Совершенно
секретно". Для обеспечения этой
секретности власти тоже не жалеют
денег, потому что делается это чаще
всего по злому умыслу.

Здесь, в
Большом Голоустном, конечно же нет
никакого умысла. Школа и поселок,
как я понял из разговора с
учителями, не в состоянии
самостоятельно решить эту
проблему. Учителям, работающим
сегодня и работавшим вчера,
особенно Доре Алексеевне Бахаевой,
нужно низко поклониться за то, что
они не за деньги, а от души
восстановили, систематизировали и
открыли односельчанам историю их
малой родины. Но вряд ли кто
поверит, что проблема школьного
учителя истории неподъемна для
районной и областной власти. Скорее
всего, конкретные чиновники, в чье
ведение входит эта проблема, не
занимаются ею серьезно по личному
недомыслию. Как раз потому, что
когда-то сами плохо учили историю, и
не могут осознать, к чему приводят
исторические потемки.

Сидим с Дорой
Алексеевной Бахаевой при свечах.
Дизельная электростанция молчит,
экономя бюджетные и всякие другие
средства. Свет летом здесь давали
на полчаса утром, чтобы на пекарне
смогли замесить тесто, да на два-три
часа вечером, чтобы люди включили
телевизор и вспомнили, что живут
они в обновленной России, с
президентом, который чувствует
себя хорошо и заботится обо всех
россиянах.

Спрашиваю
Дору Алексеевну: можно ли, на ее
взгляд, в сегодняшних реальных
условиях разбогатеть здесь так же,
как 325 лет назад?

Человек
рассудительный и мудрый по жизни,
она отвечает не сразу. Долго молчит.
Думает. Отвечает негромко, но
достаточно уверенно:

— Сейчас мало
людей, которые в поте лица работают.
Думаю, что в деревне два-три таких
человека есть. Другие ждут, когда им
скажут: делай это, а мы будем тебе
платить…

Это, похоже,
крепко воспитанная в большинстве
из нас психология батрака. Но это и
жестокая правда. В деревенском
магазине я видел на прилавке…
куриные яйца. Привозные! Продавец
говорит, что их здесь покупают. Не
могу представить, чтобы хоть сто,
хоть триста лет назад какому-то
купцу пришло в голову везти из
города в деревню яйца на продажу.
Значит, не во всем виновата
сегодняшняя власть. Значит, и своя
голова на плечах должна быть. И руки
должны расти откуда надо. И пота
собственного жалеть не стоит, чтобы
жить хоть немного лучше, чем сейчас.

Сегодня в
Большом Голоустном праздник.
Юбилей. По этому поводу, надеюсь,
электроэнергия будет подаваться
круглые сутки. Но потом, когда на
дизельной электростанции вновь
начнутся многочасовые простои
из-за нехватки горючего (а
постоянной ЛЭП сюда нет и никогда
не было), большеголоустненцы, как
мне кажется, только обреченно
вздохнут.

P.S: Мне
хотелось написать праздничную,
радостную статью. Не получилось.
Извините. В реальной жизни проблем
и грусти оказалось больше.

"Восточно-Сибирская
правда" поздравляет жителей
Большого Голоустного с юбилеем
села и желает им светлых
перспектив.

Резонанс