издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Дед Мазай и теология

Дед
Мазай и теология

  Те
особливая осторожность,
воздержанность и мнительность,
которыми характеризуются
философствования последних
пятидесяти лет, должны
смениться в недалеком будущем
большей уверенностью в своих
силах, умением и желанием брать
на себя "вину" и
ответственность
самостоятельного и
непосредственного познания.
Беды и страдания, пережитые
человечеством за последние
годы, пробудят в душах
неискоренимую потребность в
творческом, предметном
пересмотре всех духовных основ
современной культуры, и
философия должна будет
удовлетворить этому духовному
голоду…

Иван
ИЛЬИН, 1918 год.

Все мы вдруг
стали религиозны. Какому бы богу ни
молиться, лишь бы молиться.
Молодожены гордо идут к алтарю,
приговоренные к смерти начинают
истово молиться, "братва"
понацепила килограммовые кресты на
грудь. И что с этого? Спасемся?

Сомневаюсь.

Бог, говорят,
искал хотя бы одного праведника на
свете, чтобы не быть вынужденным
уничтожить весь род людской.
Нашелся-таки один — Ной, похоже,
горький пьяница. Ему-то и было
"поручено" спасти род
человеческий и тварей земных.

История
повторяется, и необязательно в виде
фарса.

История
вообще склонна к повторениям. Лишь
мы, живущие сегодня, всегда склонны
думать, что мы есть исключение.
Религия — любая религия, будь то
мусульманство, христианство,
синтоизм или буддизм, учит другому.
Жизнь — всегда кроговорот, все
повторится снова, и не один раз.
Вспомним Ницше — а он был далеко не
глуп! — "вечное возвращение" —
вот удел человечества.

Но чтобы
иметь надежду стать праведником,
надо хотя бы верить. Мы думаем, что
достаточно перекреститься, чтобы
считать себя спасенным. Увы! Вера
означает — жизнь в вере и по вере.
Никак иначе.

Не стал бы я
всего этого говорить, если бы не был
знаком с человеком, который живет
по вере. Его зовут Владимир
Дмитриевич Бакланов. Он идет к
людям — к нам, но мы его не видим.

Он говорит:
любите! А мы валяем дурака. Он
старик, пенсионер, дворник,
необразованный человек, но —
мудрец. И я не случайно подчеркнул
это слово, ибо мудрость и знание —
совсем не сестры, а эфемериды,
существующие сами по себе.

Ему
недостаточно только верить. Ему
требуется больше — создать свою
собственную веру. И он ее создал.
Для нас. Вопрос в том, нужно ли нам
это?

О нем стали
много писать в газетах. Думаю, что
это не случайно. Мы ищем чего-то,
пока не зная, чего именно. А вот он
нашел.

Его вера
проста: весь мир един и происходит
из одного Источника. Просто, не
правда ли? Кто с этим будет всерьез
спорить? Спорить и не надо, надо
просто жить так, чтобы ощущать это
единство.

Но вот это
как раз непросто. Вспомним, как мы
азартно губим нашу природу, как
любим творить добро под видом зла, а
еще больше — зло под видом добра.
Вспомним, что мы секс называем
любовью, а любовь — браком, думая,
что мы искренни. Ложь пронизывает
нас, как вода губку.

А если не
лгать хотя бы себе? Попробуйте!

Он
попробовал — и получилось.
Оказалось, что вовсе не важно, в
какого именно Бога ты веришь, — все
религии в основе своей одинаковы.
Бакланов рассуждает даже не о
веротерпимости — с этим у нас в
России всегда было достаточно
хорошо. Он говорит о принятии всех
религий как частей Единого
мирового духа затем, чтобы жить в
этом ощущении Всеединства.
Разумеется, он против войн и
всяческих раздоров, против
национальной розни и границ. Он
хотел бы, чтобы и все на свете
однажды пришли к этим простым
мыслям. Наивно? Конечно! Но ведь
заманчиво…

Да и не так уж
он наивен, чтобы не понимать малую
вероятность наступления в скором
времени всеобщего мирового
Единства. Он просто живет в этой
своей мысли и вере, как когда-то
христиане верили в достижимость
рая. Истинно то, говорит Бакланов,
во что верует сам человек, и всякий
человек — гражданин Земли, где бы он
ни родился. Причем вера — это не
только религия, но и все, во что бы
человек сам по себе не верил: в
коммунизм или в демократию, в свои
таланты и способности, в
американскую мечту или в рай на
Земле — безразлично, ибо все есть
часть единой всечеловеческой Веры.
Эта новая придуманная Баклановым
вера именуется отеизмом.

Для того
чтобы перейти в эту веру,
совершенно не надо ничего
предпринимать. Отеизм не
предлагает никакого нового культа,
никакой символики и ритуалов. Не
нужно расставаться со своими
убеждениями. Единственное, что
необходимо, — это понять, что все
есть проявление Единого, в том
числе и ваши убеждения. Вы
по-разному можете называть
Источник всего сущего — Христос,
Будда, Моисей или Заратустра, от
этого суть дела не меняется — вот
это-то и следует понять. И когда
люди поймут это, настанет эра
отеизма на Земле, эра всеобщего
братства и взаимопонимания.

Нужна ли
человечеству такая всеобщая
религия? Бакланов убежден, что
непременно нужна. Не будем с ним
спорить. Ведь в конце концов прав
Горький: "чудаки украшают мир".
Радует уже то, что у кого-то голова
болит по поводу всего нашего
изрядно загаженного мира, кому-то
есть дело до всего человечества. И
как знать, может быть, люди вроде
Бакланова и есть те праведники,
благодаря которым мы еще живы.

Под отеизмом
можно понимать обобщенную религию,
в которой все известные религии
являются ее частными случаями. Это,
безусловно, достаточно
своеобразное мировоззрение,
претендующее на то, чтобы стать
новой всемирной религией —
теологией-философией. Однако
нельзя не заметить, что, несмотря на
всю свою веротерпимость, отеизм все
же вынуждает своих адептов
(будущих) в известной степени
изменить свои сложившиеся взгляды.
Отеизм совершенно равнодушно
относится к национальным
менталитетам, всегда имеющим свою
специфику, хотя она и не всегда
очевидна (точнее, национальные
самосознания разных народов могут
казаться во многом совпадающими, но
по сути, в своих интимных глубинах
они совсем не идентичны).

Мы живем в
мире, как бы внутри мирового сущего,
но человек не есть часть этого мира,
хотя мы привыкли думать иначе.
Человек противостоит всему
остальному сущему, однажды
появившись среди природы. Мы не
можем знать, появился ли человек в
одночасье в каком-то одном месте,
подобно Адаму, изгнанному из рая,
или он возникал постепенно,
формируясь от животных до
современных своих форм. Для отеиста
это несущественно, не суть важно.
Но, как видим, человек в любом
случае отошел от Природы, а тем
самым отошел и от Бога и сам был им
покинут. И в это ситуации
оказывается каждый из нас, вступая
в этот сложный, радующий и
печалящий нас мир.

Будучи
отринут и от Природы, и от Бога,
человек вынужден искать свои
собственные ориентиры для жизни в
мире. Он подобно слепому нуждается
в другом — зрячем, чтобы тот повел
его через бездну жизни. Подобно
слепому он нуждается в посохе,
собаке-проводнике, в дружеской
руке, которая не подведет его и не
обманет. Отеист исходит как раз из
этой всеобщей потребности человека
— всеобщей, ибо она близка каждому,
ибо каждый из нас ищет свою опору в
вере, свой посох — в идее, свою
дружескую руку — в благосклонности
Природы. Пусть эта вера называется
по-разному: мусульманство,
язычество или вовсе по видимости не
является религией, а претендует на
имя науки или искусства — суть от
этого не меняется. Пусть идея
называется Богом или безбожием —
отеисту это представляется не
существенным. Отеизм утверждает,
что суть мира не дана, не открыта
человеку и нет смысла доискиваться
ее, ибо не в этом предназначение
человеческого племени. Мы все
появились на этот свет не затем,
чтобы узнать что-то, — ведь не
случайно процесс познания
человеком окружающей
действительности в огромной
степени затруднен его же
собственными органами чувств,
которые чаще всего не дают
адекватной картины внешней
человеку действительности. Мы
увеличиваем мощь и избирательность
наших органов чувств, используя
хитрые приборы и еще более
хитроумные вычисления и
построения. Мы порой доходим до
экстаза в своих догадках и
предположениях. Что толку? Ведь и
догадки, гипотезы и предположения
основываются все на той же вере, а
отнюдь не на знании!

Следовательно,
утверждает отеист, нет никакой
разницы, исповедуешь ли ты ислам,
иудаизм, буддизм, атеизм или
считаешь себя правоверным
ученым-естествоиспытателем. Нет
разницы — все это одинаково
основано на вере. Так давайте же
признаемся, что все мы — верующие, и
тем самым примем отеизм как
всеобщую, всеохватную науку —
религию.

В отеизме
истинны взаимоисключающие себя
посылки. Бог есть — и Бога нет. В
отеизме не существенно, было начало
мира, будет ли конец мира. Или мир —
это процесс, где чередуются ночь и
день брахмана. Рассуждать обо всем
этом жителям Земли нет никакого
смысла. Ни к чему это не ведет и
ничего существенного человеку не
дает. Но и это — не абсолютная
истина, ибо для отеиста нет
абсолютов.

Мир велик и
многообразен, каждому в нем
уготовано свое.

Отеизм
ничего не привносит нового и ничего
не отрицает из уже признанного. Все
истинно.

Надо отдать
должное отцу отеизма Бакланову — в
чем-то он, конечно, прав. Хотя
убеждения не заимствуют,
мировоззренческие истины каждый
вырабатывает сам, может быть, через
страдания. Однако в качестве
архетипа с различными
модификациями существует у всех
народов.

Представление
о мире как целостном единстве вовсе
не порождено нашей эпохой, оно
вырабатывалось человечеством на
протяжении веков, формально
меняясь от предпосылки,
преданности индивидуального
сознания, всегда наличествуют
сознание общественное,
мировоззренческие основы всего
общества в целом. Это общественное
сознание не является суммой
индивидуальных мировоззрений.
Символом этого всемирного единства
до сих пор является идея Бога как
первоисточника всего сущего,
которая и объединяет, как всеобщая
идея мироздания, все сущее единой
"рамой". Бог в идее —
трансцендентен, запределен этому
миру, но без этой сложной идеи не
мыслили существование и жизнь мира
ни Лейбниц, ни Кант, ни Гегель.

Любое
общественное мировоззрение
складывается в определенную
систему. На первый взгляд это
очевидно, однако что же заставляет
такие разнородные "жанры", как
наука и религия, философия и
художественное мировоззрение,
сочетаться между собой? При том, что
они связаны не механически, а
глубоко сущностно. Эту роль
объединения всех отраслей знания,
включая обыденное, берет на себя
философия. Именно она
разрабатывает наиболее общие
понятия, на основе которых возможно
объединение всех типов и видов
мировоззренческих составляющих. И
сегодня философия, как и в
древности, привлекает в качестве
важнейшей категории и одновременно
выражения отношения к миру понятие
Бога. Этой же категорией как
центральной в своей теологии
пользуется и баклановский отеизм.
Но он берет Бога не как личность, не
как это принято в большинстве
религий, а именно как идею. Можно
сказать, что отеизм балансирует на
грани между религией и философией,
т.е. является чистой теологией —
учением о Боге как таковом.

Не буду
углубляться дальше в
хитросплетения теологической
мысли отеизма: желающий услышать да
услышит. Хочу лишь сказать, что
автор всех этих премудростей — В.Д.
Бакланов — чудак, дворник,
стареющий клошар и
мыслитель-самоучка противоречив и
непрост, как и его идея. Получит ли
его мысль признание? Или пропадет
втуне? Скажем, как отеисты: какое
нам дело?

Но хорошо,
что хоть иногда появляются в нашем
мире такие добрые сумасшедшие, как
отеист Бакланов, оптимист и
жизнелюб. Не пора ли нам заразиться
его иррациональной идеологией —
может быть, хоть это спасет нас от
сумасшедшей действительности?

В.
БОБРОВНИКОВ

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Фоторепортажи
Мнение
Проекты и партнеры