издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Скучное дело

Скучное
дело

Элла КЛИМОВА,
"Восточно-Сибирская правда"

Кажется, что самые скучные и
запутанные судебные дела —
гражданские. В них, на первый
взгляд, все рутина: захлебывающиеся
в справках и доверенностях
взаимные претензии; тусклые, как
приевшиеся мотивы старых
пластинок, свидетельские
показания; наконец, сами конфликты,
в которых острота словно стерта
временем, отчего они становятся как
бы образом существования спорящих
сторон. Лишь сами участники
судебной драмы знают, что же это
такое — пытка страхом или
нетерпением обидой или
ненавистью.Одним словом, пытка
чувствами, выжигающими душу. Да еще
юристы, но только те, что не
утратили за годы своей практики
способности к сопереживанию, могут
ощутить накал страстей, не
убиваемых, а, наоборот, разжигаемых
временем.

Эти
несколько строк да послужат нам
вводом в историю, начавшуюся шесть
лет назад с обоюдной надежды,
достигшей сегодня пика отчаяния
одной из "сторон" и крайней
степени раздражения другой. Чем и
когда она завершится, не знает
никто. Потому что, как это всегда и
случается, буква закона не сможет
выразить всю сложность исследуемых
обстоятельств и четкая
формулировка судебного решения не
исчерпает собой житейских
противоречий. Тех самых, что
однажды столкнули друг с другом в
обменном бюро Илью Вениаминовича
Короткова и Ольгу Михайловну
Верховскую. Ему необходимо было
срочно разменять квартиру, потому
что после смерти жены жизнь со
взрослой падчерицей стала
невыносимой. Ей — подумать о
будущем родного ребенка, обеспечив
его приличной жилплощадью. Сейчас
каждый рассказывает о той встрече
по-своему. Ольга Михайловна
утверждает, будто Илья
Вениаминович был очень
заинтересован в продаже квартиры и
она лишь пошла ему навстречу,
уважив просьбу. Илья Вениаминович
убежден, что попал впросак, уступив
Ольге Михайловне, которая
предложила ему сначала продать ей
квартиру, а потом сразу взять у нее
же в аренду и спокойно доживать в
родных стенах свои дни. Как бы то ни
было, тот весенний день, когда был
заключен и заверен нотариусом
договор о купле-продаже
двухкомнатной квартиры, всем
казался счастливым. Он словно
разрубал тугой узел будничных, но
таких сложных проблем: ребенок
Ольги Михайловны, достигнув
совершеннолетия, получал свою
крышу над головой; падчерица
Короткова, которой он выдели долю
от продажи квартиры, наконец-то
отделялась от старика; ну а сам Илья
Вениаминович избавлялся от
необходимости куда-то
перетаскивать свои пожитки и
оставался на старом месте. Это
последнее обстоятельство, столь
важное для Ильи Вениаминовича, было
закреплено тоже соответствующим
договором, заверенным нотариусом и
сулящим ему желанный покой. Правда,
в договоре об аренде был оговорен
срок: пять лет. Но это уже казалось
чистой формальностью, поскольку,
во-первых, нанятый Ольгой
Михайловной частный нотариус
объяснил, что более чем на пять лет
договор об аренде помещений вообще
не заключается, а просто
продлевается по истечении этого
срока как бы механически. Ну, а
во-вторых, сама Ольга Михайловна
устно пообещала не тревожить Илью
Вениаминовича: дочь еще маленькая,
ей жилплощадь не к спеху. Пообещала
и самому Короткову, и дочери его
родной, кстати, тяжело больной и
живущей в общежитии на шестнадцати
квадратных метрах, и даже
сотрудникам дочери как свидетелям
заключаемой сделки.

Вижу—ижу
читательские усмешки:
снисходительные, надменные, а,
может, и глумливые. Разве можно
верить словам? Да в наше-то время,
когда акульи зубы готовы цапнуть за
первым же углом? Это для кого же
говорится и пишется, что слово к
делу не пришьешь, особенно к делу,
поступившему на рассмотрение в суд?
Но, положа руку на сердце, кто из нас
не "прокалывался", не кусал
локти, поскользнувшись на самой
простой и примитивной
"бытовухе"?

Если честно,
то лично я не очень-то и верю в
преднамеренный, хорошо продуманный
обман Ольги Михайловны. Конечно,
заплатила за квартиру Короткову
меньше, чем она стоила по тем
временам, да и по нынешними тоже.
Конечно, заключив договор о сдаче в
аренду квартиры ее бывшему хозяину,
она тут же взяла с него деньги
вперед за все предстоящие пять лет.
Но ведь его-то никто не неволил —
просто тогда всех все устраивало. А
оговоренный срок казался таким
долгим и… надежным. Эти слова никто
вслух не произносил, но, может быть,
они тихонько копошились в сознании:
семидесятипятилетний старик еще
пяток годков не протянет, и все
решится само собою.

Но ничего не
решилось, а только еще больше
запуталось. Судьба не прочь порою
зло над нами подшутить. Деньги,
доверенные "МММ"с целью их
сохранности и умножения, сгорели.
Дочка Ольги Михайловны подросла, и
хозяйке срочно потребовалась
квартира. Механически аренду она
продлять не собирается, посему
"отказала от дома" Илье
Вениаминовчу. Через суд отказала,
поскольку тот никак не может взять
в толк, как же все обернулось крахом
и он остался вообще без всякого
пристанища. На восемьдесят первом
году жизни — под открытым небом.

Тут мне бы
поставить точку, ограничившись
назиданием пожилым людям:
вынужденные приспосабливать свою
старость и свои традиционные
понятия о чести к новому укладу,
пожалуйста, будьте осторожны! Да
только дело инвалида Великой
Отечественной войны, солдата,
некогда храбро воевавшего, а ныне
вконец угнетенного морально и
измученного физически, все-таки
отличается от массы стариковских
исков, коими завалены все судебные
инстанции. Наверное, своим
нравственным накалом, по степени
которого можно вообще судить о
гуманности общества. Разумеется,
судья, вынося вердикт, не вправе
руководствоваться своими эмоциями;
в нашем случае Гражданский кодекс —
вот единственное руководство к
действию. Но разве буквальное
следование его требованиям как-то
противоречит необходимости самого
обстоятельного изучения всех
подробностей, без которых
целостность картины невозможна?
Между тем, когда спор Ольги
Михайловны с Ильей Вениаминовичем
рассматривался в районном суде,
никто из свидетелей старика
выслушан не был; значит, никто,
кроме дочери, не смог подтвердить
того устного обещания, которое
давала Ольга Михайловна,
обнадеживая доверившегося ей
человека. Какую-то ясность могла бы
внести частный нотариус,
оформлявшая договоры купли-продажи
квартиры и передачи ее в аренду. Но
она была вызвана на беседу до
судебного заседания, сказала, что
"не помнит" такой
"подробности", и отошла в
сторону. Кстати, в протоколе
судебного заседания сказано, что
нотариус дала показания в зале
суда, но опровергнуть эту
"неточность" ветеран не смог,
потому что ему никто вообще не
объяснил, что он имеет право
ознакомиться с протоколом и внести
в него свои замечания.

Подчеркну:
Илье Вениаминовичу не нужна
квартира, он не унесет ее с собою.
Ему просто нужно где-то доживать. И
вот, о том, что для него всего
важнее: сделку об аренде некогда
принадлежащей ему квартиры
нынешняя хозяйка может
расторгнуть, предупредив о своем
намерении Короткова никак не
меньше, чем за три месяца до
истечения пятилетнего срока.В
противном случает договор
действительно продлевается
минимум еще на год. Для очень
старого человека с открывшейся и
кровоточащей язвой желудка эти 12
месяцев относительного
спокойствия могли бы стать
истинным подарком. Ольга
Михайловна о своем решении
сообщила ему месяца за полтора до
того апрельского дня, которым и
завершались так быстро
промелькнувшие пять лет. Но и это
обстоятельство как-то прошло мимо
внимания суда. Можно долго еще
перечислять "мелочи", которые
перевесили чашу весов в пользу
одной из спорящих сторон и совсем
лишили голоса вторую сторону. Илья
Вениаминович "защищал" себя
сам. Как написал он в одной из своих
жалоб, "я, больной малограмотный
старый человек, не мог в суде
противостоять благополучной Ольге
Михайловне Верховской и ее
адвокату, а нанять адвоката на мою
пенсию не мог, так как нужно было
заплатить большие тысячи".

Сколь бы ни
был подробен перечень всех таких
огрехов, это значения уже не имеет.
Потому что для районного суда самым
важным и непреложным явилось одно:
старик продал свое жилье другому
человеку, скрепив договор подписью.
Значит, пусть ищет себе крышу над
головой, это только его проблемы.

Упрекать
районного судью в предвзятости
причин нет. Ну, не учла всех
обстоятельств, но ведь не из-за
симпатий к одному участнику
процесса и антипатий к другому.
Скорее всего потому, что вечный
завал требующих рассмотрения дел, а
таких, как слушающееся сейчас, —
десятки. И что же: тратить на каждое
недели? В конце концов, не потому ли
у Фемиды плотно глаза завязаны,
чтобы не отвлекалась на
"несущественное" и времени зря
не теряла? Между прочим, и коллегия
областного суда дважды отклоняла
кассационные жалобы Короткова, и
все по той же причине: проданная им
квартира — уже чужая частная
собственность, и нечего на нее
посягать.

И, если
честно, я не знаю, что стало бы со
стариком, если бы ни пришел он к
Виктории Николаевне Земцовой. Я
знакома с этой женщиной много лет,
помню ее с тех пор, когда она
занимала ответственнейшую
должность заместителя
председателя Иркутского
областного суда. Юрист с огромным
опытом и, что крайне важно, тонким
чутьем на всяческую фальшь, она,
будучи уже на пенсии, исполняет
свой профессиональный долг —
свершенно бесплатно оказывает
правовую помощь ветеранам, людям,
абсолютно беспомощным перед
обличьем нашей действительности.
Каждый четверг в Иркутском
городском совете ветеранов она
принимает отчаявшихся и
запутавшихся в судебных
лабиринтах, защищая их права на
справедливость. Я могла бы
рассказать десятки историй про то,
как благодаря ей возвращались
отнятые неправедным путем
стариковские квартиры, как
мирились десятки лет враждовавшие
меж собою соседи на дачных
участках, как укрощался,
притаивался сыновний или дочерний
эгоизм.

А Коротков
пришел к ней очень поздно: после
того, как решение районного суда
было высказано, когда дело его
находилось уже в надзорном порядке,
и, казалось, не было никакой надежды
ему чем-то помочь. Пришел
растерянный, по-стариковски не
умеющий слушать, многого в
процессуальных тонкостях не
воспринимающий и абсолютно
отчаявшийся. Твердил только одно: я
бы не продал свои квадратные метры,
если бы не был уверен, что смогу
спокойно умереть на них. Мне ведь
именно это было обещано.

И вы знаете,
как поступила Виктория Николаевна
Земцова, помимо того, что составила
и написала всевозможные
необходимые для пересмотра бумаги,
помимо того, что немеряно времени
своего отдала старому солдату,
устно консультируя его? Она
обратилась к председателю
областного суда с просьбой лично
изучить дело Короткова. И вы знаете,
что сделал председатель Иркутского
областного суда Виктор Филиппович
Валуев? Он востребовал всю папку с
протоколами, кассациями, отказами и
десятками всевозможных справок и,
внимательно все изучив, принес
протест в президиум Иркутского
областного суда на отмену решения и
определения судебной коллегии. В
президиуме областного суда он
задал своим коллегам, среди которых
были и те, кто отказывал Короткову,
всего два вопроса. Вопрос первый:
кто-нибудь поинтересовался у
старика, зачем он продал свою
квартиру, не имея ничего другого
для жизни? Вопрос второй: зачем
Ольга Михайловна Верховская
покупала квартиру, так сказать,
"с начинкой", квартиру, хозяин
которой больше вообще не имел
никакой жилплощади? Разве мало было
и есть других вариантов, более
простых и ясных для заключения
такой сделки? И президиум
областного суда удовлетворил
протест Валуева, отменил решение
районного суда и определение
судебной коллегии за
неисследовательностью и
односторонностью рассмотрения
дела.

На этом
напоминающем добрую сказку конце
тоже можно было бы поставить точку,
да как-то рука не поднимается.
Во-первых, потому, что Ольга
Михайловна, реализуя свое
гражданское право, обратилась в
Верховный суд России, не
согласившись с мнением президиума
областного суда. И Верховный суд
телеграммой (такая вот
оперативность! ) дело "Верховская
против Короткова" затребовал в
Москву. И вовсе неизвестно, чем
обернется все для спорящих сторон.
Ну а, во-вторых и главных, сусальный
финал будет лжив хотя бы потому, что
в судах старческие голоса в свою
защиту звучат, к сожалению, очень
глухо, удушаемые шелестом бумаг,
затмеваемые неясностью
обстоятельств, отсекаемые
непомерными материальными
расходами, непосильными для
большинства пенсионеров.
Действительно, нужен очень тонкий
слух, чтобы их слышать. Юристов с
таким слухом в наши дни не так уж
много. Илье Вениаминовичу просто
повезло на встречу с ними. А
скольким не везет?

В этой драме
я изменила по понятным причинам
только имена главных действующих
лиц. Все остальное полностью
соответствует действительности.
Перед одним из судебных заседаний
Илья Вениаминович Коротков в
присутственном коридоре умолял
Ольгу Михайловну и ее адвоката
"подождать совсем немного, пока
он уйдет". Каким будет решение
Верховного суда, не знает никто. И
не раз смотревший в глаза смерти на
войне, солдат сегодня торопит ее,
чтобы успеть умереть до того, как в
двери постучится судебный пристав.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры