!I1! — Как Приангарье «перегрипповало», Петр Константинович?

— Я бы сказал, нормально, если бы такое определение
было уместно по отношению к эпидемии. Лучше бы
сказать: мы «перегрипповали» без особых ЧП. В первую
очередь потому, что «бить в колокола» начали задолго
до наступления гриппа, предупреждая население о его
неизбежной атаке; ну и, разумеется, проводя загодя
целый ряд необходимых мероприятий. Кроме того,
сыграло свою роль и то, что вирусы были нашими
старыми знакомыми: «А», «Б». Но хочу сказать, что
для нас, врачей, осуществляющих
санитарно-эпидемиологический надзор, вообще
не существует такого понятия, как каникулы. Мы
просто не имеем права расслабляться. Центральный
институт гриппа постоянно информирует все территории
страны, и наше Приангарье в том числе, о
складывающейся ситуации, которая, как вы понимаете,
никогда не бывает однозначной. Эпидемии накатывают и
стихают, но вирус гриппа, как и все иные, не менее
коварные, не исчезает никогда.

— Позвольте другой вопрос: в апреле какой
вирус гриппа «царил» над планетой?

— В основном те же, какие я назвал.

— А как же «птичий грипп»? Его возбудитель — это
что-то абсолютно новое для микробиологов и поэтому
непобедимое?

— Специфика любого вируса, в том числе и гриппа,
заключается в том, что он никогда не находится в
покое; в какой-то раз и навсегда застывшей форме.
Его естественное состояние — мутация. Сложность в
том, что мысль ученых не всегда поспевает за
изменчивостью форм, и создание противовирусной
вакцины запаздывает. Но, в конце концов, находится
ключ к очередной загадке. При этом нужно отдавать
себе отчет в том, что таких загадок нас ждет без
счета. Это относится и к «птичьему гриппу». Он успел
показать себя в Юго-Восточной Азии, но у нас его не
было.

— Мне всегда странно слышать такую фразу: мол,
где-то во Вьетнаме инфекция, чуть ли не эпидемия,
была, а вот у нас нет, не было. Если «птичий грипп»
относится к орнитозам, к болезням, проникающим в
человеческое сообщество, условно говоря, на крыльях
птиц, то почему во Вьетнаме он был, а вот у нас его
не было? Птицы границ не признают…

— Да, птицы границ не знают. Но мы-то, люди, знаем,
что такое границы, и стараемся их укреплять. В нашем
случае не бастионами, а иными методами. Среди них на
главном месте не прерывающаяся ни на сутки связь с
санитарно-ветеринарным надзором. Был и всегда будет
у нас контакт с Москвой, с одной стороны, и, с
другой — с нашими соседями: Бурятией, Читой,
Монголией. Лабораторные исследования ветеринарной
службы свидетельствуют: у нас с «птичьим гриппом»
было, действительно, пока все спокойно. Кроме того,
могу проинформировать читателей «Восточки» о том,
что все птицефабрики области находятся под неусыпным
строжайшим контролем. Тут не должно возникать
никаких сомнений. Но от птиц к человеку передается
не только грипп. И если докапываться до сути, то
приходится констатировать, что скученность
населения, антисанитария в немалой степени
способствуют вспышкам инфекций. Если вы помните,
атипичная пневмония тоже шагнула в мир с
юго-востока, из Китая.

— И снова тот же вопрос: неужели у нас в России, на
Дальнем Востоке, не было «атипички», если она даже в
Канаде была?

— Нет, один случай был. В Благовещенске. Тогда
долго сомневались, «атипичка» или обычное воспаление
легких. Тщательно проведенные анализы показали:
атипичная пневмония. Главное, этот единственный случай был
быстро локализован, и очаг удалось погасить в
зародыше. Я еще раз хочу повторить: наша служба не
имеет права на отдых. Вот два постулата, на которых
зиждется наша работа: ежедневное слежение за
состоянием инфекционной заболеваемости и строжайший
надзор за ней. Они словно два магнитных полюса,
которыми определяется поле нашей деятельности.
Инфекционные, паразитарные болезни, пищевые
отравления — все это в сфере нашего внимания. Так
что, поверьте, покой нашей службе только снится.

— Петр Константинович, не могу удержаться от
вопроса: возможна ли в наши дни ситуация, которая
была с «чернобыльским мясом»? Теперь-то уж не
секрет, что его «скормили» нам, живущим на востоке
страны. И мы его «благополучно» съели.

!I2! — Надеюсь, подобная история не повторится. Но
нужно представить себе все, что сопутствовало
Чернобылю: нашу неготовность к трагедии, абсолютную
зажатость информации, страх перед паникой в
государстве. Попробуйте сегодня, при Интернете,
скрыть что-либо! Но, чтобы уж не возвращаться к этой
теме, замечу: и тогда полностью зараженное радиацией
мясо не попало к нам на стол. Его, согласно
существующим санитарным требованиям, наполовину
«разбавили» здоровым.

— Что это была за паника с менингитом у детей?
Пресса писала о нем очень много. Между тем
официально ни один педиатр, ни один инфекционист не
подтвердил диагноз. Так был или не был в Приангарье
менингит?

— Не был. Была вспышечная заболеваемость,
вызванная особым возбудителем — ЭХКО-30. Инфекция
вирусная, протекающая по менингиальному типу. Более
того, самого этого вируса в Приангарье не было. Его
к нам завезли.

— Я могу спросить о том, что лично вас, как
руководителя областной санитарно-эпидемиологической
службы, волнует более всего? Прибегая к военной лексике,
из какой засады реальнее всего ждать нападения?

— Я бы не ставил вопрос именно в такой плоскости.
Ждать вообще недопустимо. Всегда нужно готовиться к
отражению. Или даже к наступлению на инфекцию. Но
если говорить о вещах, заставляющих переживать…
Очень огорчает состояние нашего областного
больничного фонда. Под нашим контролем 1190
лечебно-профилактических учреждений. Из них не более
40 процентов отвечают санитарно-гигиеническим
нормам. Где-то нет приточно-вытяжной вентиляции в
операционных, реанимационных, рентгенодиагностических
отделениях; где-то на одну больничную койку приходится
не более трех квадратных метров площади, хотя минимум —
в два раза больше; где-то до сих пор привозная холодная
и нет горячей воды. Особенно страшно, когда всем этим страдают
учреждения родовспоможения. Заметьте, за последние
пять лет в области почти не обновилась лечебная база.

— Но разве вы не обладаете властью закрывать такие
объекты?

— Власть имеем и пользуемся ею, когда налицо явные
нарушения санитарно-эпидемиологического режима. Но
навсегда не закроешь больницу, если она на всю
округу одна-единственная.

— Если не секрет, сколько в минувшем году было в
наших лечебных учреждениях случаев внутрибольничных
инфекций?

— Не секрет: 1240.

— Жуть берет! Невольно приходит мысль о
прошлогодней трагической истории в одном из
родильных домов в Челябинской области. Значит, и
Приангарье не гарантировано от подобного несчастья.

— Гарантию не дает и сам Господь. Только общая
постоянная настороженность и совместные — наши и
врачей-лечебников — усилия могут как-то отводить
несчастье. Мелочей тут вообще не должно быть. Если
уж зашла речь о том самом злосчастном роддоме, где
погибло от инфекции несколько новорожденных, то вот
что мне представляется принципиально важным. Этот
роддом был недавно отлично отремонтирован; в нем
современное диагностическое и лечебное оборудование.
Но… этого оказалось мало. Роковую роль сыграли
«мелкие» недочеты. Вот почему я сейчас хочу
подчеркнуть: когда речь заходит об опасности,
грозящей здоровью или даже жизни, мелочей просто не
бывает.

— Если такие упущения еще как-то можно списать на
«человеческий фактор», то опасность биологического
или химического терроризма ни по какой подобной
статье не списать. Она же сейчас вполне реальная,
такая опасность?

— Ее никто и не отрицает. Было бы глупо делать вид,
что мы живем в безмятежном, не ведающем тревог мире.
Но знаете, в чем повезло именно нам, иркутянам? У
нас две могущественные службы. Это академический
Институт эпидемиологии и микробиологии и
Противочумный институт, который, к слову сказать,
находится в системе государственного
санитарно-эпидемиологического контроля. Мы в одной
связке. Исследования по «привычным» и по особо
опасным инфекциям проводятся на современном уровне.
Бдительность, конечно, необходима. Но и тыл у нас
достаточно обеспеченный и сильный.

— Петр Константинович, у вас нет такого ощущения,
что мы ограничили круг тех, кто несет ответственность за
благополучие в регионе? Мы ведь с вами говорим о
ваших коллегах, об ученых научно-исследовательских
институтов, о медиках-лечебниках. Но, если
оглянуться вокруг, в какой грязи мы все живем! Будто
не в современном городе, а в гоголевском Миргороде,
посреди которого никогда не просыхала лужа…

— Да, тут вы правы. Но, на мой взгляд, было бы
большой несправедливостью возлагать всю
ответственность за разор на коммунальные службы. Или
на то, что мечта о строительстве современного
предприятия по переработке бытового мусора пока
остается мечтой: все ищем и найти не можем средства
на то, чтобы эту мечту воплотить в реальность. Но
мы-то сами, горожане, за что-нибудь отвечаем или
нет? Взгляните на наши пригородные леса,
превращенные в помойки, — а мы еще сетуем: какой
прожорливый пошел энцефалитный клещ! Всмотритесь в
наши улицы и подъезды наших домов. У меня возникает
такое ощущение, что мир человека, нашего
соотечественника, сузился до площади нескольких
садовых грядок или до дверей своей городской
квартиры. Все, что за этим, — «ничейная» земля,
топтать, унижать которую всем дозволено. Вот в чем
опасность возможных инфекционных вспышек. Мы сами
вносим в природу, в окружающий мир фактор реальной
опасности. Понимаете, что происходит: вред,
наносимый природе людьми, опережает вред от
естественных вирусных источников. Мы загрязняем
окружающую среду быстрее, чем очищаем ее. Вот в чем
главное и, на мой взгляд, самое трагическое
противоречие, не разрешив которое мы так и будем
жить на «вулкане», под постоянным прицелом грозных
инфекций.