Им досталась красивая, гордая фамилия, напоминавшая о
коротких южных ночах, щедром солнце и прохладе
виноградников. Еще досталось им мастерство: за что ни
брались, все спорилось, и все как-то лучше, чем у
соседей. И дом они отстроили самый лучший на улице.
Место было низинное, и когда другие уже подводили
помещения к трубе, они все возили
гравий, отсыпали и отсыпали. Кто-то уже посмеивался,
а они, не смущаясь, вымеряли опалубку. К холодам
только-только принялись за стропила. Но зима
показалась да опять отступила, и они, муж-жена-одна
сторона не спеша доделали крышу. Поднялась она у них
не шалашиком, как у всех, а с четырьмя сторонами — на
четыре, значит, стороны света. Весной стаял снег, и
увидели все, какая крыша зеленая — цвета молодой
травы. И на все пошел им зеленый свет. Груши у кого
не растут — а у них приживаются, и морковка
выпрыгивает из земли, и черемуха под окном
сладкая-сладкая. И сыновья молодцы.

Старший как женился — сразу же отделился, и оно
хорошо бы, да только началась уже перестройка,
зарплату стали задерживать, а потом и вовсе платить
перестали. Но родителям все нипочем. Дмитрий
Казимирович автомастерскую открыл на дому. За все не
брался, но мотористом показал себя первостатейным.
Разворотливые автовладельцы зачастили к нему, и дня
не было без заказа, а платили наличными, сразу и
хорошо.

В это смутное время и почувствовала Галина Петровна,
что ее раздражает невестка: зачем ей было
заводить ребенка, ведь расходы какие!
В общем, как-то пришла
невестка, а ее не пустили — мол, дома нас нет. А
потом и сына потихоньку отвадили. И так славно, уютно
зажили: тут как раз ведь импортные товары пошли
косяками, и все яркое, непривычное, и все так
хотелось потрогать, попробовать. Они и не отказывали
себе ни в чем — и тихонько, за дверью закрытой,
радовались. С младшим сыном Володей, но чаще —
вдвоем. Потому что и младший тоже в возраст
вошел, стал задерживаться у приятелей. Парень вырос
покладистый, тихий, даже в детском саду не дрался.

Ну кто бы мог подумать, что он-то и пострадает в
большой уличной драке: просто выйдет на улицу — и
наткнется на нож. А потом будет с раной ходить три
дня и так ничего и не скажет им, и когда они
догадаются, будет уже поздно. А он все будет верить и
повторять:

— Мама, не уходи из больницы, а не то я этой ночью
умру. Я выживу, если ты будешь со мной.

Похороны они
сделали пышные, только мало народу почему-то пришло —
столько выбросить продуктов пришлось (жара ведь
стояла страшная).

Сначала не верилось, что остались одни, Дмитрий
Казимирович окликал:

— Вовк, пойдем, что ли? Опять мотор привезли.

Он до позднего вечера не возвращался домой, и в
осеннем одиночестве комнат Галина Петровна ощутила
вдруг душный запах черемуховых цветов. А какие цветы
у черемухи осенью? И от комнаты Вовчика словно бы
пошел сумрак…

Галина Петровна, снарядив утром мужа, выскальзывала
из калитки и подолгу бродила на берегу. Потом у нее
появились подруги по случаю, и она полюбила их
смешливый пьяненький разговор. Дмитрий Казимирович
догадался не сразу, а когда догадался, то побил ее, а
после долго плакал. А потом принес «беленькую», и они
просидели с ней до утра, то смеясь, то плача и очень
жалея себя. Говорили друг другу, какая у них
замечательная фамилия, может, самая лучшая на всей
улице, а улица-то большая… Говорили, что дом у них
статный — самый статный из всех здешних домов…
Говорили, что у них ремесло в руках, что такого
ремесла и не сыщешь на целой улице. А быть может, и
во всем городе…

Но клиенты на дорогих авто стали их объезжать
стороною. Дмитрий Казимирович сделался молчалив, а
Галина Петровна сердилась, и все чаще на лице у нее
задерживалось злобно-капризное выражение. Позвонила
старшему сыну — ей ответили, что развелся, уехал,
кажется, начал пить.

У Галины Петровны изменилась походка: она стала
какой-то деревянной. И мальчишки, завидя ее, кричали:

— Это робот, робот! Смотрите!

Никто не защищал ее: соседи давно уже от нее
отстранились, еще с первых задержек зарплаты, когда
Галина Петровна научилась произносить с усмешкой:

— Нет, я денег в долг не даю. Это мне ни к чему.

…Когда за ней приехала «скорая», в доме не было
никакой еды, пахло водкой. Дальние родственники тихо,
молча проводили ее на погост, а год спустя рядом с
нею определился и Дмитрий Казимирович.

Дом два года стоял заколоченный, но весной зацветали
яблони, вишни, груши, бойкий хмель поднимался к
карнизу, и случайный прохожий невольно заглядывался.

Августовским, странно пасмурным днем объявился
Василий, старший сын Галины Петровны и Дмитрия
Казимировича. Прибыл он с компанией, наспех
прогулялся по комнатам и устроил застолье в саду.
Сначала все громко смеялись, потом громко ссорились,
а потом разбрелись по комнатам спать. И под утро уже
заклубился над воротами черный дым, затрещало,
загудело… Из пожара успели выскочить все, кроме
Василия и еще одного мужичка, которого почему-то
называли «Побельщик».

А мы стены выбелим, выбелим,

А мы баню вытопим, вытопим —

А мы слезы высушим, высушим…

— так любила когда-то напевать Галина Петровна. А
Дмитрий Казимирович подпевал. А маленький Вовчик
смеялся. А старший, Васька, кричал:

— Про дорогу забыли!

— Мы дорогу выстелим, выстелим… — подхватывала Галина
Петровна. И звала всех пить чай.

— С чем? — спрашивал Дмитрий Казимирович.

— Со смехом,- отвечала Галина Петровна. И все вместе смеялись.

…Недавно в «лучшем доме на нашей улице» поселилась
новая семья. Говорят, фамилия у них очень красивая.