На 12-м километре Байкальского тракта, на месте вырубленной березовой
рощи, о которой наша газета писала 2 и 9 июня, вовсю работает бульдозер.
Отравляя воздух солярным выхлопом, он выскребает из земли березовые
пни, сглаживает естественные неровности рельефа. На углу, будто железный
страж, стоит «на стреме» экскаватор, прижав ковшом, чтобы другие не
украли, небольшой штабель досок. Не очень качественных. Наверное, для
типичного своим уродством российского забора.

Напомню, что по факту этой вырубки возбуждено уголовное дело. В первые дни
после нее и в Иркутской районной прокуратуре, и в районном отделе
внутренних дел случившееся без особых оговорок называли преступлением.
Сотрудники отдела по борьбе с правонарушениями в лесной
отрасли, не раскрывая подробностей по причине следственной тайны, говорили
даже, что преступление практически раскрыто: известно все, осталось
собрать некоторые доказательства. Предрекали этому делу скорое
завершение и хорошую судебную перспективу.

Но с течением времени дело яснее не становится. Скорее —
напротив. «Результат расследования скрывается в тумане», — призналась
мне начальник следственного отдела Иркутского РОВД Наталья Осадчая.

— На сегодняшний день мы даже еще не знаем, является ли эта порубка
незаконной, — говорит она. — О перспективах расследования и виновности
или невиновности конкретных лиц говорить рано, потому что на
сегодняшний день вообще непонятна принадлежность этого леса. У кого он
был в ведомстве? На чьем балансе? Земли эти, по имеющимся у нас
сведениям, документально пока еще не подтвержденным, несколько лет
назад были выведены из лесного фонда. Поэтому непонятно, если кто-то и
мог давать разрешение на вырубку, то кто именно? Если мы этого не
установим, то виновности лиц вообще никакой не будет. На сегодняшний
день запрошены только документы.

— А у кого запрошены?

— В разных структурах, которые отвечают и за выдел земли, и за
лесной фонд, и за перевод этого лесного фонда. На прошлой неделе я
подписала 15 запросов во все инстанции. Когда мы получим ответы,
сможем что-либо сказать. А сегодня о виновности кого-либо конкретно в
незаконной порубке говорить нельзя, потому что мы не знаем, насколько она
была незаконной. Причастность к порубке, правда, подтверждает одно
частное лицо, которое я пока не могу назвать. Но никакого
отношения к освободившейся земле этот человек не имеет.

Я рассказал Наталье Юрьевне об увиденном утром: работающий бульдозер,
развороченная земля и экскаватор «на стреме», стерегущий доски.

— Да, — подтвердила начальник следственного отдела. — Мы тоже выезжали
на место вырубки: лесная милиция, ГАИ. Выясняли принадлежность
техники. Рабочие сказали, что механизмы принадлежат одной
строительной компании.
Но чтобы утверждать, так ли это на самом деле, опять же необходимо делать
официальный запрос.

— А разве нельзя пригласить на допрос кого-то из руководителей работающей
там организации?

— Безусловно, можно. Если в этом возникнет необходимость. Но бульдозер и
экскаватор нас не интересуют. Мы расследуем рубку леса, а не ведение
строительных работ. Понимаете?

— Не совсем. Скажите, а вы либо прокуратура имеете право приостановить
начавшиеся строительные работы?

— Мы — нет.

— А кто имеет право приостановить работы до выяснения всех обстоятельств?

— Я могу одно только сказать: в наши полномочия это не входит. Может ли
сделать это кто-то другой, мне не известно. Вмешиваться в ход
строительных работ — это в принципе не наши полномочия. Тем более что
рубка-то произошла. Преступление-то окончено…

Наверное, кто-то помнит, что в первой заметке, посвященной этой
вырубке, наша газета писала, что справедливость можно будет считать
восстановленной, если на месте этой вырубки появится молодой лес,
посаженный за счет порубщиков. Да только всякому ясно, что с
помощью экскаватора, который стоит «на стреме», молодые березки не
садят.