Заседание городской думы, назначенное на 30 марта 1884 года, сорвалось. Битый час прождав недостающий десяток гласных, Иван Степанович Хаминов с досадою вышел на улицу. Воздух в этот день был благорастворён, и возвращаться домой совсем не хотелось. Иван Степанович скомандовал кучеру: «К Харлампию!» – и лошади полетели хорошо знакомым маршрутом, чтобы остановиться ровнёхонько напротив входа в церковь.

На краю океана

Стоящая чуть в стороне от главных иркутских храмов, она и от главных событий отстояла достаточно далеко, попадая в летописные хроники редко и, как правило, опосредованно. Скажем, если в рождественскую неделю на квартире иркутского полицмейстера оставляли семь голов сахара, куль крупчатки, упаковку чая и деньги, то вскоре в газетах появлялось короткое сообщение, что бедных ближайшего, Харлампиевского, прихода ждёт раздача подарков. Или, говоря о богатстве иркутских церквей, уточняли, что «и в Харлампиевской в окладах и ризах по нескольку пудов серебра, а одно из евангелий в облачении весит 1 пуд и 9 ещё фунтов». И опять тишина.

«Может, так и должно», – рассуждал Иван Степанович, высаживаясь из экипажа на противоположной стороне улицы. Он любил посмотреть отсюда, чуть издали, на большой двухэтажный вход в четыре окна, с арочным завершением. А порою подъезжал с северной стороны, чтобы полюбоваться звонницей, совершенно отличной от других: архитектор поместил её в центре, как вторую вертикаль, придающую храму ещё большую стройность. В большой пожар 1879 года Харлампий сильно пострадал, но чудесным образом восстановился и опять явил миру свою величавость, намеренно строгую, сдержанную, без привычных «кокошников», «подребриков», «сухариков» и «колоннад», без какого-либо намёка на вкрапления красного или синего цвета. Единственным украшением (нигде больше в Иркутске не встречающимся) были картуши, «перекочевавшие с мореходных карт и старинных лоций». В них угадывались изломанные очертания морских берегов, и порою казалось, что сам храм стоит на краю океана символом государства российского.

Первый, деревянный Харлампий был поставлен в Иркутске посадским человеком Емельяном Юговым в тридцатых годах восемнадцатого века. Тогда же этажом выше казаки выстроили престол во имя Михаила-архангела. Каменный же храм был заложен почти сорок лет спустя, в разгар морских путешествий и присоединения новых земель – не случайно его называли морским. Отправляясь в опасные странствия, иркутские мореходы-купцы приходили сюда за благословением; возвращаясь, привозили ветры дальних морей. Они долго ещё ощущались здесь, в этих стенах, и когда в 1859-м Иван Хаминов, городской голова и церковный староста Харлампиевской, взялся за расширение храма, то «не выпустил ни один из морских ветерков».

«Беру палку и обращаю в цветущее дерево!»

Но он радовался и тому, что по-прежнему храм сохраняет второе название – Михайло-Архангельский, ведь сюда, к старшему над архангелами, архистратигу Михаилу приходили и приходят военные. Здесь венчают их, отпевают, а в пору военных действий служат молебны за победу. Но при этом призывников на присягу собирают в Благовещенской церкви. Потому что у большого Харлампия собственно храмовая часть не особенно поместительна.

Попадая в неё, проходят сначала через просторный, величественный притвор (сени), большую трапезную, где готовятся к исповеди, молитве, а потом – через звонницу. Так что и всё суетное остаётся за одним из порогов, и в храм входит уже готовый к чуду общения с Господом христианин. Вот и он, Иван Степанович Хаминов, тайный советник, кавалер многочисленных орденов и «столп купеческой олигархии», на шестьдесят седьмом году жизни так же трепещет от близости чуда, как много лет назад, когда ехал в Иркутск обозным мальчиком.

В долгой дороге из Сольвычегодска на какой-то из станций он услышал, как конюх, кормивший лошадей, говорил: «Нынче сено, а завтра – трава-мурава. Ибо сказано святомучеником Харлампием: беру палку и обращаю в цветущее дерево!».

Весь оставшийся путь Иван думал: да правда ли это? А если всё-таки правда, то тогда почему Харлампия называют не кудесником чудным, а мучеником? И лишь в Иркутске узнал, что за проповедь чудесного воскрешения Христа Харлампий заплатил головой. Но зато он коснулся божественных риз и «теперь восседает на престоле во храмах».

Школа, рождённая из литургии

Заведя своё дело, Иван Степанович Хаминов поселился в Харлампиевском приходе и прожил здесь много лет. Расчётливый, жёсткий предприниматель, он хранил в душе детскую веру, что рядом с Харлампием всё случается, получается и становится необыкновенным. В самом деле, в канун столетия Карамзина член Совета Главного управления Восточной Сибири Борис Алексеевич Милютин приходил сюда и заказывал литургию и панихиду «в память о любезном сердцу Николае Михайловиче», а на другое утро приводил сюда гимназистов вместе с педагогом Поповым. И этот Попов, расчувствовавшись, тут же вслед за батюшкой обращался ко всем со «Словом о Карамзине». Литургия же в день столетия Ломоносова, сопровождавшаяся речами Милютина и Попова, плавно перешла в Ломоносовский завтрак, где «сама собою» возникла мысль открыть Ломоносовскую школу – где-нибудь в Ремесленной слободе. И ведь открыли же и обучали без всякой помощи от казны 40 разновозрастных учеников! Чудо, если вам будет угодно!

Не потому ли Иван Степанович Хаминов, много раз покупавший большие дома, ни в один из них так и не переселился, а все передал под приюты, училища, школы? То ли Харлампий не отпускал его из усадьбы на набережной, то ли сам он не хотел отойти от Харлампия, только именно подле него в Хаминове шли чудесные превращения – не только в золотопромышленника, пароходовладельца, директора Нижегородской конторы государственного коммерческого банка, но и в широкого благотворителя, деятельнейшего члена и председателя различных общественных комитетов, советов, почётного гражданина Иркутска, чей портрет украшал зал заседаний городской думы и чьё имя носила одна из улиц.

От Харлампия

А в последний год Ивану Степановичу всё чаще приходило на ум, что простые люди (и в европейской России, и здесь, в самом центре Азии) приписывают святомученику Харлампию редкую способность уберечь от смерти без покаяния. Не однажды слышал он, что застигнутые врасплох в последней надежде обращались к святомученику – и смерть отступала и покорно ждала прихода священника.

Думать об этом Ивану Степановичу и хотелось, и не хотелось ещё: он был полон сил и замыслов, два года назад купил большие участки земли в центре города, чтобы выстроить здесь несколько кварталов учебных заведений, и непременно с большою публичною библиотекой. Вот и на сегодняшнем заседании думы должно было голосоваться выделение дополнительного участка. Очень, очень жаль, что заседание сорвалось, ведь завтра уже тридцать первое марта, а там сразу – пасхальная неделя, и вряд ли гласные соберутся ранее 9 апреля. Что ж, доживём до девятого!

Ранним утром 8 апреля 1884 года, в светлое Христово воскресенье, Иван Степанович вернулся из церкви просветлённый, снял сапоги и велел не будить. А к вечеру весь город облетела весть: Хаминов умер. Как праведник умер – в просветлении.

В траурную процессию встал весь учащийся Иркутск: мужская классическая гимназия, женская гимназия и прогимназия, сиропитательный дом Елизаветы Медведниковой, городское училище имени Александра III. Встала вся городская и губернская власть, встало всё духовенство с двумя архиереями во главе. Но всего более встало прихожан Харлампиевской церкви. По их желанию и по их настоянию произошло невозможное: Ивана Степановича похоронили как представителя высшего духовенства – у паперти.

И даже четверть века спустя в Харлампиевской совершалась литургия с панихидою по нему.

Было это в 1909-м, а потом пошли такие «чудеса», какие Иван Степанович и представить не смог бы: взорвали кафедральный собор, взорвали Тихвинскую (Воскресенскую) церковь. Харлампий же показался удобным для студенческого общежития. И даже иконы его оказались самых подходящих размеров – их использовали как двери для туалетов.

Готовность номер один?

В последние несколько лет Иркутск явно отмечается чудесами: вдруг, таинственным образом обнаружились мощи Иннокентия II (Неруновича), и ещё не успели мы осознать и осмыслить этот удивительный факт, а уже заговорили об обретении мощей святого Софрония Кристаллевского. Естественно предположить, что при исследовании культурного слоя Харлампиевской церкви будет найдено затерявшееся захоронение тайного советника Ивана Степановича Хаминова. После удивительного воскрешения самой церкви, происходящего прямо на наших глазах, это будет уже даже не чудом, а его естественным продолжением. Приоткроется завеса над тайной смерти и тайной жизни удивительного Хаминова. Впрочем, нужно ли это нашему времени – времени развенчания чудес?

Автор благодарит за помощь в подготовке материала иркутского экскурсовода, члена президиума областного отделения ВООПИК Галину Владимировну Майорову.