– Виктория Владимировна, разрешите начать разговор с общего и наверняка приевшегося вам вопроса: что, по-вашему, нужно предпринять, чтобы человечество смогло переступить черту страха, вызываемого поставленным диагнозом, и научилось объективно относиться к драматической, но во многих случаях не фатальной ситуации?

– Вопрос действительно из разряда общефилософских, и отвечать на него медики в одиночку не могут, да и не должны. Наше дело – лечить. А философию и воспитание внутренней культуры людей, которая, между прочим, в немалой степени определяет отношение к собственному здоровью, оставим гуманитариям. Могу только заметить, что всеобщее заблуждение заключается в уверенности, будто рак неизлечим. Развенчать этот миф можно позитивными результатами во врачевании. А их гарантирует лишь ранняя диагностика заболевания. Потому что она обеспечивает резерв времени, дающий возможность определить точный диагноз, продумать стратегию ведения пациента и разработать тактику применения современных методик, накопленных мировой онкологией. В работе нашей кафедры этот принцип – один из осевых. Я определила бы его как «воспитание онкологической настороженности» у коллег, занимающихся общей врачебной практикой.

– Иными словами, вы, я имею в виду весь кафедральный коллектив, сознательно расширили проблематику своей деятельности, выйдя за пределы, определяемые узкой медицинской специализацией?

– Именно так. Разумеется, мы в первую очередь готовим кадры для своих профильных лечебных учреждений – общих онкологов, радиологов, хирургов, патологоанатомов. Но одновременно «воспитываем в своём духе» врачей первичного, самого доступного пациентам звена. Ведь не к нам, онкологам, а именно к ним приходит на приём человек. От того, сможет ли наш коллега, пусть и в общих чертах, распознать первые признаки неблагополучия, дать направление на консультацию к онкологу, зависит дальнейший исход течения болезни. В течение минувшего десятилетия через кафедру прошли сотни врачей общей практики, и мы не собираемся отступать от своего принципа, подтверждённого реальными результатами.

Если проследить ежегодную статистику, можно убедиться в том, что всё больше поступает в наш стационар пациентов с ранними диагнозами и, как следствие, уменьшается смертность от онкологических заболеваний, а количество живущих долго соответственно растёт. Я вам могу назвать эту цифру – около 40 тысяч человек вернулись к нормальной жизнии. И в немалой степени потому, что вовремя, в частности, по рекомендации участковых врачей, врачей общей практики, обратились к нам, онкологам. Увеличить группу излеченных, долго живущих, избежавших инвалидности, которая очень дорого обходится государству, – вот что было и остаётся одной из главных задач, решаемых кафедрой сегодня.

– Но на Инновационном форуме кафедра представлена не только звеном в общеобразовательной системе постдипломного совершенствования врачей. Прежде всего приковывают к себе внимание предложенные вами и вашими сотрудниками методики ведения пациентов, возможные лишь в том случае, если научная мысль точно воплощается в повседневной больничной практике. Значит ли это, что областной диспансер является полигоном, на котором апробируются новации, предложенные кафедрой?

– Я бы сказала иначе: кафедра онкологии ГИДУВа и областной онкологический диспансер представляют собой одно целое. Речь может идти не об испытаниях – испытывают какую угодно сложную технику, – перед сотрудниками кафедры, как и перед врачами диспансера,  живые люди с их болью, отчаянием и надеждой. Поэтому вернее говорить о диспансере как о базе кафедры, а цель у нас одна – делать всё возможное, чтобы надежда оправдывалась у как можно большего количества пациентов. В прошлом году, например, через стационар онкологического диспансера прошло 24 тысячи больных. Проведено более 20 тысяч различных операций. Может быть, для кого-то это просто сухие  холодные цифры, а для нас, врачей и научных сотрудников кафедры, за каждой – конкретная судьба. И что бы ни предлагалось кафедрой, какие бы авторские новации ни внедрялись в операционных и лабораториях онкологического диспансера, общие усилия – только на то, чтобы жертв заболеваний нашего профиля было как можно меньше.

Говорить о том, что диспансер не видит слёз, было бы неправдой. Трагедий, увы, хватает. Особенно если недуг заходит слишком далеко. Не случайно, повторюсь, мировая онкология сегодня делает ставку на раннюю диагностику. Но если с каждым годом излеченных людей становится больше, если к нам приезжают «показываться» давнишние пациенты и мы с удовлетворением констатируем, что у них всё нормально, — не значит ли это, что диагноз, поставленный онкологом, – не приговор?

– Сотрудники кафедры онкологии сами практикуют в диспансере?

– Не просто практикуют, но, обобщая свой опыт, развивают медицинскую науку. Хочу заметить, что Иркутский онкологический диспансер – практически одно в Сибирском федеральном округе лечебное учреждение, настойчиво занимающееся разработкой и внедрением новых инновационных технологий в лечении рака поджелудочной железы и печени. В связи с волной гепатитов, приводящих к циррозу и раку печени, таких больных с каждым годом будет всё больше. Ни кафедру, ни диспансер эта ситуация врасплох не застанет. Второй профессор на кафедре и одновременно заведующий отделением в диспансере, Родион Исмаилович Расулов, недавно защитивший докторскую диссертацию, занимается разработкой и внедрением новых инновационных технологний в лечении этого недуга.

Алексей Владимирович Шелехов готовит докторскую диссертацию, в которой обобщает наши новации в лечении рака прямой кишки. Предложенная нами тактика ведения таких пациентов заключается в её поэтапности: на первой ступени – эндоскопическая операция, затем лучевая терапия и, наконец, радикальная операция, которую выполняют во всех клиниках мира. Положительные результаты подтверждают верность такой методики.

Ещё одна новация, внедряемая совместными усилиями кафедр онкологии и анестезии и реанимации ГИДУВа, касается химиотерапии, обычно нелегко переносимой пациентами. Дмитрием Дмитриевичем Мориковым готовится интересная работа, которая позволит уменьшать интоксикацию при применении этих тяжёлых препаратов.

– На вашем стенде был представлен Атлас морфологической диагностики опухолей мозга. Пожалуйста, несколько слов о нём.

– Без морфологии – анализа патологии на клеточном уровне – невозможен в онкологии точный диагноз, от которого зависит исход лечения. Когда речь заходит об операциях на головном мозге, нейрохирургу важны каждая клеточка, каждый его нейрон. Можно сказать, что Атлас морфологической диагностики опухолей мозга, составленный доцентом кафедры Юрием Клементьевичем Батороевым и мною в соавторстве с московскими морфологами, – развёрнутая подробнейшая «карта» человеческого мозга, сверяясь с которой можно проводить, сообразуясь с необходимостью, самые сложные и тонкие хирургические вмешательства на мозге. Работа нами проделана большая и интересная. Атлас, увидевший свет в прошлом году, занял своё место среди необходимых учебных пособий для практикующих нейрохирургов и морфологов.

– Мысль учёного, раздвигающая горизонты медицинской науки, имеет прямой выход на человеческие судьбы. С точки зрения морали ничего весомее быть не может. Но кроме неё существует и «правит бал» в медицине рубль. Какая сермяжная правда стоит за ним?

– Вы правы: всему своя цена. Ясно, что вкладывать деньги в медицинские высокие технологии выгодно. Но конкретно – как выгодно? Мы сейчас начинаем на кафедре разработку направления, цель которого – доказать эффективность вложения средств в онкологию как в отрасль врачевания, перед которой открываются новые перспективы в излечении тяжёлых патологий.