Вознесенский мужской монастырь был основан старцем Герасимом с братией в 1669 году, за три года до закладки в Иркутском остроге первой, ещё деревянной, Спасской церкви. Постепенно он разрастался, и перед революцией поговаривали даже о присвоении ему статуса лавры. В год монастырь принимал до десяти тысяч паломников. Для сравнения: население Иркутска в то время составляло 60 тысяч человек. В Вознесенском монастыре жил первый епископ Иркутский святитель Иннокентий Кульчицкий. Здесь же, в Тихвинской церкви, покоились и его мощи.

После революции монастырь был разрушен. От великолепного Вознесенского собора не осталось камня на камне. Теперь на его месте стоит блочная пятиэтажка, выпирая из господствующей в Жилкино частной застройки. Вообще из пяти храмов оставили только небольшую Успенскую церковь. Да и ту в первозданном виде сохранять не стали, пристроили некий кубический объём, снесли купола, сняли кресты, и получился советский клуб с кинозалом. Местная молодёжь бегала туда на танцы и в киношку. На месте монастыря построили мелькомбинат и мясокомбинат. Очень символично получилось. «Душу свою на хлеб и мясо променяли», – как любил повторять отец Дионисий. Променять-то променяли, только богаче от этого не стали.

До сих пор стоят у дороги два добротных каменных дома в два этажа, в них когда-то были монашеские кельи. Потом сюда стали заселять рабочих с новых предприятий, в основном молодёжь. Знаете, какие толстые стены в этих домах! На подоконнике вполне можно гладить пелёнки. В знаменитой русско-мунгальской школе святителя Иннокентия, которую историки называют едва ли не «первым очагом просвещения в Сибири», теперь тоже живут люди.

Около стен Успенской церкви бил святой источник, над ним была выстроена часовенка. Люди верили, что от его воды можно получить исцеление. Источник этот вызвал у советской власти особую ненависть. Сначала его попытались закопать. Не получилось – вода всё равно прорывалась наружу. Тогда над ним построили… общественный туалет.  Отец Дионисий потом долго пытался очистить источник. Но нет, вода ушла. «Местные жители постоянно рассказывают, что в огородах то там, то здесь неожиданно появляется вода, – говорит нынешний настоятель Успенской церкви в Жилкино отец Олег Данилов. – Источник «гуляет», но назад не возвращается». Осквернению подверглось и монастырское кладбище. Его попросту перекопали бульдозерами, когда начали строить «светлое будущее». Долго ещё мальчишки таскали черепа, пугали прохожих.

Вот такое наследство получил отец Дионисий, когда его назначили настоятелем в Успенский храм. Собственно, и храма-то не было. Был заброшенный клуб, устроенный в храме. Нужно было всё вернуть на круги своя – из клуба в храм. И началась работа, ежедневная, тяжёлая, когда не хватало ни сил, ни средств. А настоятелю и самому-то было 23 года. Больше всех помогали … нет, не взрослые, которые ломали храмы и строили на их месте заводы и дома. Помогали дети, и это, наверное, самое удивительное. «Мне лет семь было, когда здесь строительные работы начались, – вспоминает коренной жилкинец Влад Савин. – Интересно было посмотреть. А батюшка спрашивает: хочешь помогать? Я сказал, хочу». Сегодня Владу 18 лет и, как шутливо заметил отец Олег, он уже «представитель старшего поколения».

Службы в Успенском храме возобновились в 1998 году, и первый приход составили те самые мальчишки и девчонки, которые помогали его восстанавливать. Так и повелось, что главной заботой отца Дионисия стала стройка и дети. Ему даже на своих, родных, детей вечно не хватало времени. Не хватило времени и средств, чтобы купить собственное жильё. Батюшка с семьёй так и проживал в настоятельском домике при церкви, где раньше был монастырский склад. Уже после смерти отца Дионисия епархия купила двухкомнатную квартиру для его семьи. Деньги собирали все приходы, и даже маленький и бедный храм мученика Уара из деревни Тихоновка прислал свою лепту из пенсионных копеек старушек-прихожанок в 1200 рублей.

Появилась воскресная школа. Да не какая-нибудь, говорят, после неё можно было и в семинарию поступить. (Вот и алтарник Роман, который погиб вместе с батюшкой, тоже собирался поступать в семинарию.) Потом рискнули, организовали летний палаточный лагерь на Байкале. Опыт был настолько удачным, что лагеря стали ежегодными. Мальчишки ходили за батюшкой хвостом и канючили: ну давайте ещё куда-нибудь поедем. Жилкино – район небогатый, поэтому важно, что лагеря были бесплатными для ребятишек, отец Дионисий всегда умудрялся найти спонсоров. Например, воскресную школу дважды возил в Санкт-Петербург. А главным помощником и спонсором стал его двоюродный брат Александр Фероферов.

«Он всех брал, и плохих, и хороших, – вспоминает отец Олег. – Я с ним спорил. Ну как же так, ведь пацан ворует из храма. А он знал, но ни слова не говорил. Только тяжело посмотрит и промолчит. И этот взгляд мальчишек пронимал лучше любой отповеди». «Любили его и боялись перед ним облажаться», – прокомментировал Влад Савин.  В лагерях действовала строгая дисциплина и сухой закон, курение тоже было под запретом. Но запретный плод сладок, мальчишки тайком пытались курить. «Мы думали, что об этом никто не знал, – вспоминает Влад. – Но батюшка нас как-то выследил и устроил засаду. Только затянешься, ба-бах, тут же настигает «божья кара» пониже спины. Это он на дереве сидел и стрелял бумажными пульками». «Вразумление» приходило мгновенно.

Сын геолога, Денис Садовников с 11 лет в одиночку бродил по тайге с ружьём. «Я не даю им ничего такого, через что не прошёл сам, – говорит сам отец Дионисий в кадрах фильма «Батяня, батюшка-комбат», который о нём снял иркутский режиссёр Андрей Гундоров. – Я бы сам хотел, чтоб у меня в детстве было такое. И это лучшая школа для воспитания характера». Но к настоящей войне относился плохо. «Когда в армии служил, нам, солдатам-срочникам, предлагали поехать в Чечню. За это обещали скостить полгода. Я подумал и отказался, – рассказывал отец Дионисий. – Поехать и убить человека за полгода службы в армии? Нет».

Несколько лет назад судьба свела его с инструктором ДОСААФ. Так его питомцы после соответствующей подготовки стали прыгать с парашютом. Были случаи, когда некрещёные ребята прыгали и после этого просили их окрестить. Потому что с парашютом прыгнуть – это поступок. Отец  Дионисий вообще воспитывал не только словом, которое до детей не всегда доходит, но и делом. Больше всего не любил равнодушия, часто говорил: лучше, когда ты против, лишь бы тебе было не всё равно.

«Он говорил: хочется подвига», – вспоминает отец Олег, и голос его теплеет. Наверно, эта жажда и не давала ему сидеть на месте, всё гнала куда-то. В сапогах и ковбойской шляпе по лесам и болотам, или в рясе с крестом по тем же лесам. В прошлом году он умудрился дойти до истока реки Лена и освятить его. Теперь в Лене течёт святая вода. «Настоящий священник», – так сказал о нём архиепископ Вадим.

– Как это – настоящий священник? – переспрашиваю отца Олега.

– Отец. Когда священника рукополагают, он обручальное кольцо снимает с руки и кладёт его на алтарь. Священник не принадлежит полностью даже своей семье, он принадлежит церкви. А церковь – это не стены, это люди, которые в неё приходят. Приход становится семьёй, и священник – её глава, отец.

Мало у кого так получается. Но у отца Дионисия, похоже, получилось. Для многих местных жителей приход стал второй семьёй. Только бы сохранить её и теперь, когда все они осиротели. Уныния здесь нет, отцу Дионисию оно бы точно не понравилось. Брат его и друг Александр Фероферов уже планирует сделать клуб для ребятишек в заброшенном детском саду, который передан епархии. Вот и будет общее дело. А ребятни здесь много.

«Меня недавно спросили: и откуда у вас здесь столько ребятишек? – улыбается местная жительница Инна Хайрюзова. – Я задумалась: и правда   много. Вроде три дома стоит, наша пятиэтажка да два монастырских общежития, а ребятишек бегает целая орава». Обычно Инна не может по утрам разбудить свою шестилетнюю Соню, но когда говорит: «Вставай, в церковь пойдёшь», Соня подпрыгивает мгновенно, и бежит, и всю службу выстаивает, как свечечка. Наверное, здесь место такое, где дети и священники – особенные.