И вот я в Старом Акульшете – в гостях у Галкиных. Село большое, за околицей лес, Бирюса и совхозные поля – родная земля для хозяина дома. Весной и осенью он пахал её на своём могучем «Кировце». А зимой только успевал отгребать снег на местных дорогах. В тот день до самой ночи мы много говорили с Юрием Галкиным и его товарищами о том, как надо работать на земле, чтобы был толк. Сельские механизаторы с болью смотрели на пустые полки магазинов, пытались найти ответ на вопрос, почему так происходит, ведь земли вокруг много, она может давать неплохие урожаи. Так откуда же этот проклятый дефицит продуктов? Что держит по рукам и ногам?

Я добросовестно записала тогда боль этих людей в свой блокнот, предчувствуя, что получится интересный, содержательный материал из самой глубинки. А утром надо было уже отправляться в обратный путь. Юрий Галкин взялся подкинуть меня до большака на своём К-700. Но сначала мы остановились у сельского магазина. Продавщица, узнав, что я корреспондент областной газеты, заговорщицки подмигнула и притащила из кладовой увесистый круг голландского сыра, килограмма на четыре с половиной. Спросила: «Будете брать весь?» Я только судорожно кивнула. Деньги были. Это казалось необыкновенным счастьем – привезти в Иркутск такое богатство, угостить ребят в газете, родственников и друзей.

В матерчатую сумку сыр вместился лишь наполовину, пришлось прикрыть его родной «Востсибправдой». Сидя в просторной кабине «Кировца», я с высоты поглядывала на снежные окрестности, бережно придерживая неожиданный груз руками. Через пару километров Галкин пересадил меня в попутку, которая направлялась в Тайшет. Её водителем оказался парторг соседнего хозяйства. Он сразу приметил, что я везу, и как бы невзначай обронил: «Давно я не ел хороший сыр». Прямо в кабине тупым коротким ножичком я «напилила» ему увесистый кусок.

Кто помнит вокзалы той поры? Люди куда-то ехали, перемещались. Каждый пассажир был навьючен немалым багажом. Из одного края в другой, как по сообщающимся сосудам, везли продукты, вещи. На перроне всех качала одышка. Тайшетский вокзал весной 1989 года был полон таких мешочников. Вот и я с кругом сыра уселась, наконец, на деревянную лавку МПС. Передо мной разместилась большая цыганская семья, а чуть в стороне – несколько солдатиков. Гляжу, цыганята подходят всё ближе и смотрят, что там у меня в сумке. Понимают, что вкусное, хотя, может быть, ни разу ещё сыр не ели. А что, жалко что ли? Нарезаю им по пласту. Мамы в толстых пушистых шалях одобрительно улыбаются, но хотят, чтобы дети с ними поделились. Отрезаю ещё и мамам.

Сытный сливочный запах уже ползёт по вокзальному проходу, и часть пассажиров начинает принюхиваться. Меня как током ударяет, когда я обращаю внимание на солдатиков. Их было человек пять или шесть. Куда-то ехали вместе с лейтенантом. Лица усталые, шеи худые. В ногах – тощие рюкзаки. Даже не спрашивая, нарезаю сыр по числу служивых и даю ребятам. Они уплетают его с удовольствием.

Дальше происходит неожиданное. К нашей скамье вальяжно приближается дежурная по вокзалу в форме и валенках. Спрашивает деловито: «Где тут сыр раздают?» Понятно, что получает желаемое. Сырная голова уменьшилась уже почти наполовину. Заметив этот тревожный факт, я решила прогуляться по перрону. Было сумрачно и морозно. Сквозь пелену летящего снега наплывали «морды» локомотивов. На виадуке угадывались редкие фигурки прохожих. Каждый большой вокзал – это маленькая страна со своим случайным народом, который находится между отбытием и прибытием. Ждать, терпеть и надеяться, что поезд придёт по расписанию, – привычная пассажирская участь.

Но вот и мой общий вагон, в котором до Иркутска надо качаться несколько часов. Среди симпатичных попутчиков оказался доморощенный поэт. Он без просьбы с чувством продекламировал свои стихи:

Перестройка, перестройка,

Неуютной стала койка,

Жестковатою – подушка,

Может, встать и съесть ватрушку?

Поскольку ватрушек не было, я предложила попутчикам сыра. Приветливая проводница в поздний час организовала чайку. И ей достался кусочек. Как замечательно мы ехали в той ночи, говоря о будущем страны, о том, что она готова к переменам, вот только бы дров не наломать. Будущее виделось счастливым и милосердным. Именно с такой надеждой мы заглянули тогда в двадцать первый век, ещё не догадываясь, что ладонь станет ложем для сотового телефона. Мы думали, что умной станет не только техника. Поумнеют и лучше станут люди, иначе в чём смысл прогресса, жизни самой?

Сырное чаепитие продолжилось в Иркутске с коллегами и друзьями. Удивительно, но этой «головы» хватило на всех. Было так приятно угощать и рассказывать свою командировочную историю. Сегодня вот он – сыр, бери не хочу. Правда, цены кусаются, и качество не гарантировано. И никогда в ум не придёт «пилить» его коротким ножичком на вокзале для незнакомых людей.

Недавно приезжала к одному фермеру, который взял в собственность 20 гектаров земли. Мы шли до неё с километр и упёрлись в молодой лесок, который вырос на месте бывшего поля. Всё это нужно было корчевать, пахать, удобрять. Старый трактор дышал на ладан. Потянуть кредит на новую технику ему пока не удаётся. И я вспомнила своего давнего героя с могучим трактором К-700. Юрий Галкин жаждал свободно работать на земле. Мой знакомый фермер через годы получил эту возможность. Но шампанское у кромки своего поля не пьёт. На его лице озабоченность и тревога. Для своей земли нужно много сил, средств, а самое главное – воли, чтобы при всех трудностях упрямо идти вперёд. Такова сегодняшняя плата за свободу.

Заголовок к этому материалу родился сам собой. Журналист не пашет и не сеет, но он может попытаться застолбить время между отбытием и прибытием, между отчаяньем и надеждой. Получилось то, что получилось. Но в отличие от той вороны я не выпустила свою добычу из клюва.