Чисто ради денег

Речь в статье шла о том, что в прокуратуру Иркутской области в прошлом году пришло несколько десятков жалоб от осуждённых к пожизненному лишению свободы. Транзитники следовали из колонии особого режима «Чёрный беркут» в Свердловской области, где закрывался корпус для самых опасных преступников, к новому месту бессрочного заключения – в только что отстроенную тюрьму в Хабаровском крае. И местом «привала» для переселенцев стал на несколько дней Иркутский следственный изолятор № 1. Добравшись до «дома» с красивым названием «Снежинка» в посёлке Эльбан Хабаровского края, где особо опасным преступникам предстоит теперь коротать свой век, многие засели за жалобы, защищая свои права, якобы нарушенные по дороге. Среди тех, кто обнаружил «горы компромата» в приютившем транзитников на несколько дней следственном изоляторе Иркутска, оказался и Дмитрий Дильшнайдер. На экране мужчина, одетый в чёрную робу со светлой полосой, выглядел довольно бодрым и уверенным в себе, часто упоминал статьи разных законов. Чувствуется, в зоне он времени даром не теряет, повышает правовую грамотность. К сожалению, сфотографировать себя не позволил.

В статье «Маньяки жалуются на пытки» персоне Дильшнайдера было уделено всего два предложения: «В списке транзитников, недовольных применением наручников, можно также увидеть фамилию Дильшнайдера, совершившего в Новосибирске в 2007 году 13 нападений на пенсионеров. Он подкарауливал старичков в подъездах, нападал с молотком или отвёрткой и шарил по сумочкам – пятерых при этом убил». К сведениям, изложенным в этом отрывке, у истца претензий не оказалось.

Однако, прочитав статью в Интернете – на сайте «Восточно-Сибирской правды», «Новосибирский Ракольников», как Дильшнайдера окрестили в прессе, нашёл семь фактов, которые, хотя явно касаются других авторов петиций в прокуратуру, могут, как он уверяет, заодно опорочить и лично его. Вот, к примеру, в заголовке статьи есть слово «маньяк». А вдруг не все понимают, что если преступник караулит беспомощных стариков в подъезде или возле продуктового магазина, чтобы обшарить сумку и вытащить две-три сотни рублей на покупку наркотиков, то здесь явно присутствует корыстный мотив, а не страсть к убийствам? Может, кто из читателей не врубился: 27-летний Дильшнайдер просто попутно ударом молотка добивал ограбленную жертву – как уже использованный и ставший ненужным источник дохода, а вовсе не из-за патологического влечения к «мокрухе». «В отношении меня проводилась комплексная стационарная психолого-психиатрическая экспертиза, которая никаких маний не выявила. Приговором Новосибирского областного суда мне назначено наказание как вменяемому», – с гордостью пишет осуждённый на пожизненное лишение свободы в исковом заявлении.

«Уверенная в себе личность»

Очень оскорбила истца также цитата из жалобы одного из переселенцев, которого, если дословно, «отсекатель (решётка у окна) приводил в нервное состояние, так как невозможно было прибраться в камере, отчего развивалось чувство неполноценности». Дмитрий Дильшнайдер весь испереживался, как бы читатели газеты не подумали, что и он склонен к подобной неуравновешенности. Это же какое пятно будет тогда на его «деловой репутации»! Репутации серийного убийцы, избиравшего жертвами самых беспомощных – стариков 70–80 лет, еле державшихся на ногах. «Я такой жалобы не писал и такого чувства не испытывал. Я вполне самодостаточная, состоявшаяся и уверенная в себе личность», – твердил осуждённый к высшей на сегодняшний день мере наказания.

Чтобы было понятно, что представляет собой эта «состоявшаяся и уверенная в себе личность», приведу несколько фактов из его короткой биографии. Дмитрий Дильшнайдер 1981 года рождения ранее трижды судим. Впервые – в несовершеннолетнем возрасте за мошенничество. Дважды суд давал бывшему боксёру, подсевшему на наркотики, условный срок, после чего парень отсидел за кражу и разбойное нападение от звонка до звонка – 7 лет 8 месяцев, назначенных приговором. Вышел в марте 2007 года, а осенью вернулся к криминальному промыслу. В ноябре-декабре того же года наркоман совершил два грабежа и 11 разбойных нападений. При обыске в его сумке оперативники нашли молоток, плоскогубцы и перчатки.

Старики оказались идеальными жертвами: если кто и выживал после удара молотком по голове, то уже не мог вспомнить приметы преступника, которого искала вся полиция Новосибирска. Охоту на пожилых людей парень в тёмной одежде и с кейсом устраивал с промежутком в один или несколько дней. Своих жертв обычно подкарауливал в подъездах многоквартирных домов, нападал с молотком или отвёрткой, наносил удары по голове. Затем забирал деньги, ювелирные украшения, мобильные телефоны и скрывался с места преступления. Иногда дожидался, когда пенсионер отпирал дверь в квартиру, наносил свои смертоносные удары, обыскивал жилище. Почти всё награбленное, как говорят оперативники, Дильшнайдер тратил на наркотики. Цена пяти жизней оказалась скромной: нажива убийцы пенсионеров, по подсчётам следствия, составила 220 тысяч рублей. Обвинения Дмитрию Дильшнайдеру были предъявлены по ч. 2 ст. 105 УК РФ – «Убийство, сопряжённое с разбоем», а также и по ч. 4 ст. 162 – «Разбойное нападение, совершённое с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего». (Из материалов, опубликованных в новосибирской прессе.)

«Как лицо, склонное к побегу и нападению»

Ещё расстроила Дильшнайдера приведённая в статье «Восточно-Сибирской правды» цитата из жалобы одного из его товарищей: «При досмотре нас раздевали донага и глумились». Над самим Дмитрием Александровичем, как он уверяет, никто в Иркутском СИЗО не глумился, но ведь тень может пасть и на него – такого самодостаточного! В статье было написано, что переселенцы из «Чёрного беркута» пытались воспользоваться своими «чемоданами» – так на сленге заключённых называется полость прямой кишки, куда часто прячут наркотики, сим-карты и другие запрещённые предметы. Собственно, обижаться на сотрудников изолятора нет никакого смысла – все естественные тайники, куда они обязаны заглянуть при досмотре, перечислены в соответствующей инструкции. По уверению Дильшнайдера, ни у кого из его попутчиков, а их партия состояла из шести конвоируемых, проблем при процедуре досмотра не возникло. Но, видимо, чем больше пунктов в исковом обращении, тем солиднее представляется самому заявителю его жалоба.

Самая же главная обида истца связана с освещением в газете того факта, что «в Иркутске транзитников с грузом преступлений, потянувшим на пожизненное заключение, ставили на профилактический учёт как склонных к деструктивному поведению». По запросу редакции «Восточно-Сибирской правды» в Кировский районный суд Иркутска была предоставлена справка, подтверждающая, что Дмитрий Александрович Дильшнайдер после обсуждения на заседании комиссии администрации учреждения (причём в его присутствии) действительно был поставлен на профилактический учёт «как лицо, склонное к побегу и нападению». Однако бумага, заверенная подписями и печатями, истца не убедила. Не запомнил он такой прискорбный факт! И выразил своё несогласие с оценочной позицией автора статьи о том, что «пожизненникам терять уже нечего – новое убийство, да хоть десяток, их положение не ухудшит».

«Вы ничего в нашей жизни не понимаете, вот и пишете, что попало, – возмущался истец в адрес автора статьи. – Совершив новое убийство, я лишусь права на условно-досрочное освобождение, которое предусмотрено после 25 лет отбывания наказания в колонии особого режима. А я на УДО надеюсь. Хотя пока ещё никого из пожизненников не выпустили, конечно. Но время идёт, я уже больше 10 лет отсидел, верю, что процесс гуманизации в стране будет продолжен». (На сегодняшний день уже более 260 осуждённых к пожизненному заключению имеют право ходатайствовать об условно-досрочном освобождении.)

«Здесь ко мне обращаются на «вы»

Мы немного подискутировали с истцом. Я поинтересовалась, просил ли он прощения у родственников убитых им стариков, раскаивается ли в том, что совершил такие злодейства. В прогулочном дворике Иркутского СИЗО, между прочим, стоит действующий храм, куда можно зайти – помолиться, покаяться, поставить свечки, поговорить со священником, хоть как-то облегчить свою совесть. Мой оппонент страшно рассердился на меня за такие советы. «Я не считаю себя виновным, – заявил он. – Присяжные заседатели вынесли обвинительный вердикт на основании явок с повинной, от которых я на следствии и в суде отказался. Понимаю, что придётся сидеть, раз приговор вынесен и Верховный суд оставил его в силе. Но я стараюсь даже в этих условиях не терять человеческого лица».

Дильшнайдер дал мне понять, что связывает раскаяние исключительно с добрым, человеческим отношением администрации колонии к осуждённым, в частности и к нему. «Чтобы я раскаялся, мне должны создать хорошие условия», – заявил он. В «Чёрном беркуте», по его словам, к заключённым относились грубо, порядки там были настолько тяжёлые, что восемь осуждённых выиграли дело в Европейском суде по правам человека. Россия как ответчик теперь обязана выплатить им компенсацию за моральный ущерб в общей сумме 14 800 евро. Страсбургский суд счёл бесчеловечными и унижающими достоинство условия содержания в ФБУ-56 («Чёрном беркуте»). В том числе тесноту в камерах, отсутствие приватности при исполнении личных процедур, так называемую парашу, замещающую санузел (то есть опорожняемое раз в два дня помойное ведро). Легко допустить, что именно эта победа в международном суде подтолкнула транзитников к решению писать жалобы на все подряд тюрьмы, которые встретились им по дороге к месту пожизненного заключения. Но истец почему-то оскорбился от одной только мысли, что он может участвовать в подобном сговоре или примкнуть к какой-либо коллективной жалобе. Хотя что же тут оскорбительного? Возможность «качать права», требовать то, что полагается по закону, имеют все заключённые. В каждой камере висит специальная папочка с указаниями адресов, по которым «гости» учреждения могут обращаться с любыми жалобами, и каждый довод осуждённого серьёзно проверяется компетентными органами.

«Это ведь дело принципа»

Давно уже позади дорожные мытарства транзитников. Сейчас все переселенцы из «Чёрного беркута» устроились на новом месте – в тюрьме «Снежинка», построенной с применением самых современных материалов и новейших технологий охраны и размещения заключённых. Шестиэтажное здание периметром 700 метров строилось более 20 лет по шведскому проекту и обошлось казне в 817 миллионов рублей. Тюрьма пока полупустая, зато здесь все помещения оборудованы «в соответствии с европейскими правилами и требованиями к содержанию спецконтингента». На каждого арестанта в камерах приходится по четыре квадратных метра площади, как и требует федеральный закон. К слову сказать, в Иркутском СИЗО, на который поступило столько жалоб от будущих жильцов «Снежинки», эта жилищная норма тоже неукоснительно соблюдается.

«Зато здесь, в Эльбане, ко мне обращаются на «вы», со мной приходят беседовать сотрудники психологической службы, воспитательного отдела», – хвалит свой новый «дом» Дмитрий Дильшнайдер. После «Чёрного беркута», условия которого Страсбургом были признаны пытками, самый обычный тюремный распорядок кажется, наверное, небесным благословлением. «Вот, правда, рабочих мест у нас в учреждении пока не хватает, но в скором времени откроются производство изделий из дерева и швейная мастерская. А в целом условия содержания в Эльбане хорошие, – делится заключённый, глядя в видеокамеру. – Здесь меня не водят в наручниках. А в Иркутском СИЗО, который вы так защищаете, раньше не только в «браслетах» и в позе «ласточка» смертники передвигались, но ещё и с мешком на голове. Это я слышал от ваших земляков на этапах».

Конец выступления истца перед ответчиком по гражданскому делу был выдержан в назидательном тоне: «Работать с нами надо, стараться, чтобы мы раскаялись в преступлениях. А то многие считают, что нас расстреливать пора. Но мораторий на смертную казнь дал нам право иметь всё, что положено всем остальным осуждённым».

Пока суд находился в совещательной комнате, мой собеседник поведал мне, что его родственников расстраивают статьи, подобные той, что опубликовала «Восточно-Сибирская правда». «Чем расстраивают?» – спросила я. «Вы всех нас пытаетесь показать гадкими и мерзкими, чёрной краски на нас не жалеете. Все факты заворачиваете в страшные обёртки. Я сон и аппетит потерял из-за вашей статьи, у меня возникло чувство незащищённости», – ответил Дильшнайдер.

Про родственников, расстроенных упоминанием Дмитрия в газетной публикации в негативном смысле, он обмолвился лишь вскользь. Собственно, рассказывать ему было особо не о чем: «Мамка померла, отец живёт в Германии». Но есть двоюродные сестры. Они посылают письма, однако ни разу за 12 лет никто не приехал на свидание. К слову, только отсидев 10 лет, при хорошем поведении заключённый имеет право получать три посылки в год, а также ему разрешаются свидания: два коротких, по 4 часа, и два длительных – по трое суток.

Дильшнайдер не ждёт к себе гостей, понимает: это связано с дальними расстояниями и высокой ценой билетов. «Редко к кому приезжают, – поделился он. – На поезде из Москвы до Хабаровского края добраться и гостинцев привезти – 50 тысяч рублей надо как минимум. К одному тут приезжала мать-пенсионерка, он рассказывал».

Но, похоже, к своеобразному режиму пожизненного заключения Дмитрий Дильшнайдер привык. Он живёт надеждой на УДО, считает дни и годы до возможного освобождения. Занят постоянно тем, что пишет жалобы, исковые заявления, оспаривает решения уже проигранных судов. Подготовка к процессам отнимает много времени, но осуждённый уже выиграл два дела у следственных органов, чем сильно гордится. Собирается также предъявлять исковые требования к Иркутскому следственному изолятору. Всё из-за постановки на профучёт и применения наручников, с чем он не может смириться. Как я поняла, у постояльцев «Снежинки» (Дильшнайдер живёт в камере не один, а с соседом) есть возможность слушать новости и читать книги. Две из них, написанные его знакомыми, тоже осуждёнными к пожизненному лишению свободы, Дмитрий и мне сильно рекомендовал. «Я прочитал за два дня, не отрываясь», – с чувством удовлетворения сказал он. – Советую, не пожалеете, узнаете, что такое настоящая жизнь». Я пообещала – и впрямь любопытно.

Но тут наше неформальное общение было прервано возвращением суда с резолютивной частью решения. Кировский районный суд Иркутска оставил исковые требования Дмитрия Александровича Дильшнайдера без удовлетворения. Кажется, мой собеседник другого решения и не ожидал. «Тем более, – сказал он со вздохом, – сумму компенсации за моральный вред, причинённый статьёй, мне бы всё равно на руки не дали». Но добавил: «Это ведь дело принципа».