Ударить бы в литавры по поводу официальных лесовосстановительных успехов России в целом и нашей области в частности, лупануть в гонг что есть мочи от радости да разразиться бурными, долго не смолкающими аплодисментами под обещания восстановить лесов ещё больше в нынешнем году, объявленном в России Годом экологии. Но не буду.

Хоть и не сомневаюсь в точности цифр, приведённых Рослесхозом, а ликовать всё равно не стану. Не потому, что у меня нет ни литавр, ни гонга, а потому, что не только в Иркутской области и даже не только в России, а, может быть, во всём мире или как минимум в большинстве стран планеты, несмотря на обилие оптимистичных отчётов, реального лесовосстановления не существует вовсе. Это как раз тот случай, когда слово есть, а того, что оно обозначает, в реальной жизни нет. То, что мы в отчётах называем лесовосстановлением, в реальности является не восстановлением сложной, кишащей жизнью лесной экосистемы, порушенной рубками и пожарами,  а воспроизводством одного единственного её элемента, единственного лесного ресурса – древесины. 

Жаль, что слова «лес» и «древесина» в русском языке часто выступают синонимами. Отсюда частое недопонимание сути проблем, их глубинного смысла. Услышав или прочитав слово «лес», кто-то представляет себе дремучую тайгу с соболями и медведями за ближним взгорком. А кто-то аккуратный штабель брёвен в собственном дворе. 

– Вот уже и лес купил, чтобы к свадьбе новый дом поставить сыну! – делится счастьем владелец брёвен. А в сознании людей формируется стереотип, будто лес живой и превращённый в брёвна – одно и то же.  

– Все мы понимаем, что лес – не просто хлыст, который вывезли и продали, – заметил доктор экономических наук Александр Суходолов, ректор Байкальского госуниверситета, приветствуя участников круглого стола «Сохранение биоразнообразия при лесозаготовительных работах для Иркутской области», который состоялся на площадке БГУ под занавес 2016 года. – Лес для России – не просто экономический ресурс. Для нас он гораздо большее. Это нечто сакральное. Все русские сказки связаны с лесом. Вся народная мудрость так или иначе связана с лесом. И каждый из нас связан с лесом. Мы вырастаем в этой среде. Это определяет важность сохранения среды обитания для всех, кто проживает на лесных пространствах Иркутской области.

Обратите внимание – Александр Суходолов не эколог, от идей и тревог которых, не влияющих на состояние бюджетов, современная экономика устала отмахиваться как от назойливых мух. Он-то как раз экономист. Он доктор экономических наук и профессор экономики, но говорит о ценности живого леса как экологической системы, как среды нашего обитания и, наконец, как о духовном ресурсе народов России. Уже поэтому к его словам стоит прислушаться повнимательнее. 

Тема круглого стола, организованного формирующимся Институтом природопользования и сохранения биоразнообразия Байкальского госуниверситета при поддержке Всемирного фонда дикой природы – WWF России, сформулирована точно, но эмоционально холодно. Безлико-тусклый термин «биоразнообразие», в реальности обозначающий всё богатство земной жизни, душу не трогает. Поэтому попытаюсь сказать чуть иначе. Умные люди отложили свои профессиональные дела и личные предновогодние хлопоты, чтобы обсудить возможности сохранения естественных лесов, изложенные в разработанном учёными проекте специальных рекомендаций «по сохранению биоразнообразия при лесозаготовительных работах для Иркутской области». Чтобы в погоне за «деревянным рублём», с одной стороны, не допустить образования на месте сибирской тайги пенькастых пустошей, а с другой – не превратить пока ещё переполненные жизнью естественные леса в безликие плантации по выращиванию одной только древесины. 

Помимо учёных и общественников, представленных несколькими специализированными союзами и обществами, включая региональное отделение Общероссийского Народного Фронта, в работе круглого стола приняли участие профессионалы лесного хозяйства и лесного бизнеса. Региональная исполнительная власть была представлена несколькими чиновниками, чьи служебные обязанности связаны с лесом и с наполнением региональной казны рублями, полученными от его использования. По определению организаторов, за круглым столом собрались «те, от кого зависит формирование идеологии и политики лесопользования в Иркутской области». 

Как бы крепко ни зажмуривали глаза власть и бизнес, всё равно теперь уже невозможно не видеть, что при современных масштабах сплошных рубок мы практически полностью разрушаем сложную лесную экосистему на огромных площадях. Нарушаем её внутренние связи и равновесие. Забираем с вырубленных территорий только стволы деревьев, но при этом обрушаем колоссальное биологическое разнообразие, уравновешенное мириадами внутренних живых связей. А потом воспроизводим хоть и главный, но один-единственный элемент естественного леса – деревья, превращая естественную экосистему с неизмеримым количеством внутренних жизненных связей в примитивную, одновозрастную и однопородную, предельно бедную жизнью плантацию по выращиванию древесины.

Беда в том, что настоящий, естественный лес, тот, про который сказки многих российских народов тысячелетиями складывались, после обширных сплошных вырубок восстановить в полном объёме и во всём его биологическом разнообразии, даже если очень захотеть, всё равно не получится. Это не упрёк лесоводам, а простая констатация объективного факта. Но если естественное биологическое разнообразие леса невозможно восстановить после вырубки, то, по убеждению Виктора Попова, кандидата биологических наук, разработчика обсуждавшегося проекта документа, в наших силах создать условия, при которых лесные флора и фауна будут восстанавливаться естественным образом. 

– Биологическое разнообразие надо сохранять не после, а во время рубок, – считает он. – Полностью запретить заготовку древесины – нереально да и бессмысленно. Древесина – одна из основ экономики Иркутской области. На её заготовке и переработке занята значительная часть населения. Поэтому мы попытались найти компромиссные решения, при которых можно было бы сохранить близкое к естественному биологическое разнообразие наших лесов, не прекращая их использование в коммерческих целях, не прекращая заготовку древесины. Найти такой компромисс, при котором и волки будут сыты, и овцы целы. 

Суть научно обоснованных рекомендаций, сформулированных группой иркутских учёных-энтузиастов в проект документа для его принятия региональным правительством, проста и понятна. Разработчики считают, что ещё при отводе лесосек следует определить, а при заготовке древесины сохранить в неприкосновенности так называемые ключевые биотопы, особо богатые жизнью участки леса. Сделать их своего рода резерватами, откуда всякая лесная живность – не только крупные охотничье-промысловые животные, но и всевозможная растительная и животная лесная мелкота, включая птичек и их кормовую базу – всевозможных жучков-паучков, – могла бы вместе с растениями и грибами переселяться в рукотворные, восстановленные леса по мере их подрастания. 

– Лес – он же очень разный, – рассказывает Виктор Попов. – Есть места, где жизнь прямо пышет. А где-то можно часами идти и ничего интересного не встретить. Задача – выбрать участки, богатые жизнью, имеющие важное значение для сохранения биоразнообразия, и сохранить хотя бы их. Они будут служить основой, чтобы оттуда расселялись и насекомые, и более крупные животные, и растения. Разные виды по отдельности сохранить невозможно. Надо уберечь среду обитания.

В проекте рекомендаций для лесопользователей, представленном участникам круглого стола для обсуждения, подробно, буквально пошагово описано, какие именно участки леса (ключевые биотопы и объекты) не следует трогать топором, чтобы лес и после восстановления оставался настоящим лесом. Чтобы он не превращался в плантации по выращиванию древесины. Подчёркнуто, что «правильное выделение ключевых биотопов (ключевых местообитаний) и объектов будет способствовать сохранению значительной доли видового разнообразия лесных экосистем при исключении из хозяйственной деятельности относительно малых по площади участков леса». И что выделение особо ценных по биологическому разнообразию участков «возможно как при отводе лесосек в виде выделения неэксплуатационных участков, так и непосредственно при разработке лесосеки в виде сохранения ключевых биотопов, отдельных ценных деревьев и их групп».  

Целесообразность официального принятия таких требований на региональном уровне ни у кого из участников круглого стола сомнений не вызвала. По крайней мере, вслух такие сомнения никто не высказал, зато важность и нужность такого документа подчёркивалась неоднократно. Смутило другое. Не совсем понятно, кто и за счёт каких средств должен заниматься выделением ключевых биотопов. Работа непростая, требующая специальных знаний. Из текста проекта документа, как понял это не только я, следует, что этим мог бы заняться сам лесной бизнес. Самостоятельно или наняв нужных специалистов «со стороны». Но, во-первых, откуда у лесопромышленников, арендующих лесные участки с целью заготовки древесины, возьмутся биологически и экологически образованные люди, которые смогут грамотно выделить на местности те самые ключевые биотопы, способные стать резерватами биологического разнообразия? В институтах их учили правильно и эффективно рубить лес и много зарабатывать на этом, а вовсе не сохранять среду обитания для птичек и цветочков, от которых бизнесу не холодно и не жарко. А во-вторых – где найти таких лесопромышленников-бизнесменов, которые на своём арендованном, оплаченном участке, отведённом под вырубку, сами добровольно откажутся заработать лишний миллион на вырубке соснового бора только потому, что где-то там в середине шикарного древостоя в кроне одной из сосен они обнаружили крупное, метр и более в диаметре (по определению рекомендаций, это «ключевой объект» – плюс буферная зона), гнездо какой-то птицы. Я догадываюсь, что выберут 99 лесорубов из ста, если при возникновении дилеммы – лишний заработанный рубль или благополучие непонятной птицы – рядом не окажется лесного инспектора. Засомневался и высказал свои сомнения Виктору Попову.

– Естественно, процесс по внедрению рекомендаций будет тяжёлым, трудным, – ответил он. – У кого-то ляжет душа, у кого-то нет. Принятие нормативного акта – это только небольшая часть работы. Основная часть начнётся дальше, когда акт принят, по его внедрению.

– Под нормативным актом вы подразумеваете обсуждавшийся проект рекомендаций? 

– Да. Только я бы настаивал, чтобы это были не рекомендации, а, возможно, требования. Чтобы они имели обязательную силу. Но это будет решать министерство лесного комплекса. И после их принятия предстоит ещё кропотливая работа по образованию – проведению семинаров для среднего звена…

– Лесопромышленников?

– Да, для лесопромышленников. Я считаю, что сейчас самый главный фронт – это борьба за сознание. И менять его надо через красоту природы. Люди, которые рубят, далеко не «хищники, хапуги, рвачи», как их многие представляют. Многие из них местные жители. Они выросли в этом лесу. Они его знают. У людей интерес к природе есть. Его надо только разбудить и направить в правильное русло.  

В сознании людей формируется стереотип, будто лес живой и превращённый в брёвна – одно и то же

Возражая учёному, привёл примеры ведения лесного хозяйства в некоторых европейских странах, в том числе в Финляндии, где лесной бизнес благодаря внедрённой системе интенсивного лесопользования сумел многократно повысить удельную финансовую отдачу с каждого гектара используемых лесов, но полностью обрушил биологическое разнообразие. Частный лесной бизнес на этом хорошо «поднялся», а государство теперь тратит колоссальные деньги, пытаясь возродить былое биологическое разнообразие хотя бы на ограниченных участках леса. Но для российского лесного бизнеса, всё активнее поддерживаемого исполнительными властями разного уровня, европейские страны остаются ну прямо образцами правильного лесного хозяйствования. 

– Тема интересная, – согласился Виктор Васильевич. – В Финляндии и в Швеции интенсивным лесопользованием добились того, что кроме древесины лося ещё много развелось на вырубках. А вот дятлы, которые у нас обычный фоновый вид, попали… в Красные книги. В Германии естественных лесов осталось всего 800 гектаров. Национальный парк «Баварский лес». И всё! Остальное – искусственно посаженное.

Виктор Попов вспоминает, что однажды ему довелось участвовать в международной конференции в Калининграде, на которой обсуждались проблемы лесных экосистем. 

– Наши там начали выступать: вот, мол, европейцы – молодцы, как вы всё восстановили, нам надо брать с вас пример… Я тогда встал, сказал, что как раз в этом нам пример не надо брать. В Европе были потрачены дикие деньги на то, чтобы восстановить природу. Но у нас-то пока ещё есть время и возможности сохранить настоящее. И нам ни в коем случае не надо брать европейский опыт – вначале вырубить, а потом тратить огромные деньги на восстановление. И больше всего этому хлопали как раз немцы и шведы.

Проект «Рекомендаций» или «Требований», направленных на сохранение естественного биоразнообразия в лесах Приангарья, Попов оценивает довольно скромно: «Думаю, что документ получился достаточно компромиссным, чтобы с ним могли согласиться все заинтересованные стороны». Сославшись на «очень ценные замечания и уточнения, полученные от профессионалов» при обсуждении, пообещал, что он будет ещё немного доработан, поправлен. А «последнее слово» остаётся за министерством лесного комплекса Иркутской области: «В необходимости принятия этого документа, как вы видели, на круглом столе никто не усомнился. Все считают, что он нужен. Не знаю, в каком виде, в качестве рекомендаций или обязательных требований, но надеюсь, что правительство его утвердит».

– Мне показалось, что проект документа – не столько его официальное принятие, сколько внедрение в реальную практику – пока только… мечта, – признался я учёному. – Мечта романтиков. В реальной жизни она может оказаться недостижимой в течение очень многих лет. 

– Но любое реальное дело начинается с мечты, – парировал мои сомнения Виктор Попов. – Не будет мечты – и дел не будет никогда. Мечта – это первая ступень любого дела.