издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Молодежное подполье

Журналистка КСЕНИЯ ДОКУКИНА попала в местное молодежное подполье. Как оказалось, таковое есть. Место встречи -- конспиративная квартира, вместо имени -- прозвище. Иркутский андеграунд снабжен крепкой революционной атрибутикой и идеологией, которая, с точки зрения силовиков, является хулиганством. Психологи говорят, что эпатажными акциями неформалы просто самовыражаются и с возрастом все пройдет.

Этот текст сложился из двух вечеров, которые наш автор провела в разных
иркутских молодежных тусовках.

Вечер первый. Панки

В общественном сознании панк — это пьяный чумазый человек с гитарой, которому
ничего не интересно, кроме как напиться и побить гопника, на деле же неформалы
не всегда выделяются из толпы внешним видом, и в большинстве своем это
интересные и неглупые люди, с определенной системой ценностей и взглядов на
жизнь.

Подростки Покемон и Медведь знакомы по школе. Они-то и основали тусовку панков,
куда меня недавно занесло. Мало-помалу трехкомнатная квартира Покемона в обычном
деревянном доме на улице Мухина стала местом встреч для одной из регулярно
собирающихся компаний панков в Иркутске. Сейчас Покемон находится в добровольной
ссылке — в деревне Нижняя Пойма Красноярского края, которую остальные панки
именуют «Бобруйском». А оказался в этом «Бобруйске» Покемон потому, что после
седьмого класса никто его не мог заставить учиться, а сам он, в силу своей лени,
разрывался в противоречиях: в школу ходить надо, а не хочется.

«Он подумал, что в глуши, да еще и под присмотром бабушки, возьмется за ум…
Ему сначала никто не поверил, кроме меня и мамы его, — говорит Медведь. — А он
взял и уехал. Тоже волевой поступок, самостоятельный, свободный… Только ничего
у него не получилось: как прогуливал, так и прогуливает».

Про себя Медведь говорит, что уже «отпанковал», так как понял: смысл анархии как
абсолютной свободы не во внешнем эпатаже, рок-атрибутике, а во взгляде на мир и
своем положении в нем. «Но именно панковское движение помогло мне найти самого
себя, определить свой стиль жизни — внутренняя свобода».

Именно желание жить не по режиму, сопротивляться системе, навязываемым идеалам,
считает Медведь, приводит многих людей к неформальному образу жизни. «Мне,
например, родители никогда сильно ничего не навязывали, а вот школа напрягала.
Напрягало то, что нужно туда ходить, сидеть на уроках. Хотелось протестовать. А
потом я понял, что это просто лень, и протестуй не протестуй, а учиться надо.
Вот поэтому я и отпанковал».

«Рамсы» (стычки) у панков происходят прежде всего с гопниками. «Мы их не считаем
за людей, — в один голос заявляют мне все собравшиеся, — есть и другие способы
зарабатывать деньги. А гопники — это низший слой общества». Насчет рэпперов
мнения разделились. Например, Вален считает, что «рэпперы тоже неформалы в
какой-то степени, они живут по собственным правилам, не подчиняясь другим.
Нормальные пацаны».

Медведь рассказывает, что раньше не умел постоять за себя ни словом, ни делом.
«А гопы гасили всех в классе, кто послабее, — говорит он. — Как-то они подошли
ко мне и сказали, чтоб я не общался с Покемоном и тогда они ко мне лезть
перестанут и за своего примут. Я сначала испугался, сказал, что подумаю. А потом
подумал и отказался. Я тогда еще не так близко с Покемоном общался, но решил,
что, если я его кину, это не по-человечески». После этого случая Медведь понял,
что, «если хочешь оставаться в этом обществе, надо уметь либо драться, либо
разговаривать». И стал учиться и тому, и другому.

— Так, значит, надо учиться? — спрашиваю у всех собравшихся, пивших до этого
пиво и игравших кто в компьютер, кто в карты, а с развитием беседы пересевших на
диван, поближе. Слышится разноголосое «да!..», подкрепляемое различными
доводами, и лишь один из панков, Вален, заявляет: «Не-ет, нафиг надо…»
Завязывается небольшой спор, в результате которого Вален приходит к выводу, что
«если бы запрещали в школу ходить, сказали бы, вот сиди дома и не учись, то я бы
в школу стал рваться!»

Вот у Медведя в школе была очень хорошая характеристика, у него было первое
место по танцам среди параллелей, десятое по шахматам в области, сейчас он с
Митяем занимается в театральной студии. Митяй окончил художественную школу,
ходил на рукопашный бой, на лепку. Еще один неформал, Лекс, занимается
современными танцами. А то, что их внешний вид не соответствует представлениям о
внешнем виде прилежных учеников, так это дань принадлежности неформалам.

Неформалы — это понятие, объединяющее собой большинство течений андеграунда, это
люди, живущие не по формату, противостоящие системе. Если говорить о внешних
признаках, то это могут быть черные рубашки, торба через плечо. Жизнь панка —
это тусовка, вращение в кругах себе подобных. Среди панков больше парней, чем
девушек, но и панкушек в Иркутске немало. Девушку 15-летнего Хохла зовут Вера.
Он встречается с ней две недели и считает, что любит ее, а больше всего ценит за
верность и постоянство. Часто девушка становится панкушкой вслед за своим
парнем. В некоторых компаниях считается модно быть панком, слушать присущую для
таких тусовок музыку. Но родители о таких компаниях обычно говорят: «дурная».

— А как относятся родители Покемона и Митяя к тому, что вы тут собираетесь,
курите и пьете?

Митяй тут же побежал узнавать мнение своих родителей, отчего-то ужасно веселясь
по этому поводу, и вскоре вернулся с ответом: «Родители сказали: отрицательно!»
Но, судя по его настроению, на самом деле родителям было все равно.

«Самой идеологии панков сейчас нет, и люди, называющие себя панками, в
большинстве своем лишь типа панки», — говорит 20-летний Женя, студент ИГЛУ. Типа
панки — это в его понимании люди, которые делают себе ирокез, ходят в балахонах
с изображением группы «Король и шут», пьют и гуляют на кладбищах, в общем, ведут
себя в жизни так, как делали панки, но что такое панки, они не знают. А самое
главное, эти люди все время тусуются. Чем дольше ты находишься в тусовке, тем
выше твой социальный статус. Неформалов, которые только вступили в тусовку,
называют «пионерами» — они еще усваивают, что круто, что нет. В этих кругах
«пионер» — довольно обидное слово.

Места, где тусуются неформалы, часто меняются. Они встречались на «круге» —
место возле гостиницы «Интурист», на набережной, возле магазинов «Океан»,
«Сапожок», в арке возле ателье «ВиД» на улице Урицкого. Обычно панк кочует из
одной компании в другую. Вот как об этом рассказывает Женя: «Приезжаешь к кому-
нибудь на хату, там тебя спрашивают: «А ты панк?» — «Да, панк». — «О, наливай
ему, он панк! Ты откуда?» — «Из Иркутска» — «О, наливай, он из Иркутска! А ты у
кого вписываться будешь (вписываться — это значит на ночь остаться)? Оставайся у
нас!». В идеале панки — это большая-большая семья: сегодня у тебя есть выпить и
место для ночлега, завтра — у меня».

Хотя Женя считает, что, живя таким образом, человек не развивается и не приходит
ни к чему, он говорит, что так существует большая часть неформалов, и в том
числе он сам последние два месяца. «Но у меня другие интересы: я хочу изучать
этих людей. Сейчас я занимаюсь тем, чем хочу. Хочу — в Иркутске нахожусь, хочу —
в другой город еду. Но я решил, что ничего хорошего из моей жизни не выйдет,
если так дальше будет продолжаться. Поэтому до Нового года я гуляю, пью и
накуриваюсь, а потом становлюсь цивильным человеком, каким был раньше…»

На следующий день. Эпатаж и конспирация

На пикет к нацболам меня привела одна моя знакомая. Представляет присутствующих.
Договорились, что в тексте буду упоминать только имя Данилы Бухарова. Иркутское
региональное объединение национал-большевиков появилось 1 июня 1999 года.
Руководителем иркутских нацболов со дня зарождения движения и вот уже шестой год
является Данил.

В сентябре 2000 года, когда в Иркутске проходил Байкальский экономический форум,
прошла первая акция нацболов: они расписали здание музыкального театра надписями
«Форум — съезд негодяев». «Сначала нам было тяжело, — вспоминает Данил, —
никто не знал, кто такие, за что борются. Раньше нужно было отбивать
пространство, быть яркими и заметными, а сейчас, среди всей этой серости,
достаточно пройти с флагами по улице, чтоб тебя заметили».

Московское руководство партии заметило иркутских нацболов после акции, прошедшей
7 ноября 2003 года. Она планировалась как проходящая, но в процессе всеобщего
шествия по улицам города иркутским нацболам внезапно перерезали путь
милиционеры, пропустив вперед только колонну коммунистов. Тогда лимоновцы
достали так называемые фаера — огни наземного освещения (они запрещены в
Иркутске для использования в митингах). Этим нацболы вызвали всеобщий переполох
и позже были обвинены в попытке поджога администрации. В результате этой акции в
отделение милиции попало пять человек. А статья о мероприятии появилась в
«Лимонке», общероссийской газете нацболов.

Все началось с тусовки: Данил и еще один человек из числа основателей Иркутского
отделения НБП вращались в одной компании и к идее «Россия — все, остальное —
ничто» пришли вместе. Тогда и начали появляться граффити нацистского содержания
на Нижней Набережной, по которым будущих лимоновцев нашли еще несколько
единомышленников.

— Я и панком, и металлистом был, позже вступил в ряды наци-скинов, —
рассказывает один из первых сподвижников Данила, — короче, «искал свою банду» и
в конце концов нашел ее в лице национал-большевиков. В 2000-м ушел в армию, в
сухопутные войска, я еще с 1996 в Чечню хотел, но тогда мать отговорила. Когда
психологические тесты перед службой проходил, по ним вышло, что я склонен к
самоубийству, но я очень уж просился, хотя сейчас разочаровался. Идеологические
позиции служба только укрепила, потому что армия — это не школа патриотизма, а
сборище идиотов. Конечно, первое время я свои убеждения скрывал, да и не до того
было. А потом в открытую получал «Лимонку», ее читали все кому не лень. («Зато
сейчас у нас парень в армии служит, так ФСБ его контролирует», — комментирует
Данил).

— А почему национал-большевики, а не наци-скины?

— Национал-большевизм мне симпатичен прежде всего эстетикой, она в этом течении
главное. Эстетика национал-большевизма — это все, что против системы: от Гитлера
до Мао Дзэдуна. И люди, состоящие в партии, в моральном плане выше девяноста
процентов остальных людей общества. А какая идея, эстетика у наци-скинов? Пойти
китайца выловить и побить. А я уже отказываюсь от уличных боев и перехожу к
серьезной политике. А полностью от уличных боев откажусь тогда, когда все вокруг
откажутся! И хочу власти, чтоб никто не стоял надо мной.

Сейчас все же над всеми иркутскими нацболами стоит Данил — один из немногих
иркутских лимоновцев, чье имя можно упоминать в прессе. В 1999 году он отправил
письмо Эдуарду Лимонову, скандальному лидеру всероссийской партии НБП, желая
зарегистрировать Иркутское отделение. Вскоре партия Лимонова открыла отделение в
Иркутске.

Сейчас пикеты и акции происходят с завидной периодичностью. Этот разговор, в
частности, происходил на одном из пикетов, еженедельно проводящихся на улице
Урицкого. По субботам там можно наблюдать небольшую группу молодых и среднего
возраста людей, одетых в основном в черное. Предпочтение черному цвету в одежде
один из активистов объясняет «трауром по родине». Собравшиеся раздают листовки с
символикой серпа и молота и продают свежий номер «Лимонки». Покупая газету,
можно отметить, что деньги просят класть в банку с надписью «для
политзаключенных». Рядом с банкой есть объявление: «Здесь принимают в НБП», а
под развевающимся над пикетирующими красно-бело-черным знаменем с тем же серпом
и молотом можно получить политконсультацию по интересующим вопросам и, если
согласитесь вступить в ряды нацболов, взять анкету для заполнения. Время от
времени к пикетирующим подходят милиционеры, но скорее для галочки: национал-
большевики ведут себя вполне мирно. «Хулиганят» они по другим случаям.

На улице холодно, и Данил стоит, чуть ссутулившись, около стены здания и курит,
остальные нацболы приплясывают на морозе неподалеку, изредка покидая свою вахту,
чтоб погреться в ближайших магазинах. Вспоминает, что 14 марта 2004 года
нацболам запретили пикет, приуроченный к президентским выборам. «К некоторым из
наших, в том числе ко мне, с утра наведались люди в форме и отвезли в отделение,
на утреннюю профилактическую беседу: опасались, что мы что-то «выкинем».
Нормально побеседовали, часа в два мы уже освободились и все равно устроили
акцию: порвали избирательные бюллетени на одном из участков», — рассказал один
из революционеров.

Тем не менее Герман Струглин, референт пресс-службы ГУВД, говорит, что со
стороны правоохранительных органов контроля деятельности общественных
организаций напрямую нет, так как главная цель правоохранительных органов, в
частности, милиции — это недопущение правонарушений и преступлений. Поскольку
национал-большевики проводят пикеты у Дома быта, там сотрудники милиции
обеспечивают охрану правопорядка и в случае нарушений принимают меры в
соответствии с законом.

Противозаконными считаются уже те действия, которые попадают под определение
«мелкое хулиганство». Наиболее активны в этом плане члены НБП, и потому внимания
больше уделяется им. За совершение мелкого хулиганства чаще всего налагается
штраф, возможен административный арест до 15 суток в случае грубого
правонарушения. С правонарушителями, не достигшими 18 лет, проводят беседы
инспектора по делам несовершеннолетних.

В участках и отделениях милиции нацболы бывают нередко. 3 июня прошлого года
активистами ИРО НБП был произведен захват приемной партии «Единая Россия».
Несколько человек ворвались внутрь, еще одна группа людей развернула знамя и
транспарант на крыше. В это же время у дверей приемной состоялся митинг, в ходе
которого один из активистов отделения в майке с надписью «Единая Россия» —
тоталитарная секта» приковал себя наручниками к двери. В результате этой акции
было арестовано 16 человек, все доставлены в Кировский РОВД, четверо провели в
милицейском участке по десять суток.

— Кроме политических взглядов, существует так называемый эффект команды, —
комментирует это Данил. — Поучаствовав однажды в массовой акции, особенно
агрессивного характера, начинаешь чувствовать вкус к подобным мероприятиям, и
тебя тянет на баррикады снова. Хотя для меня это раньше было романтикой, а
сейчас как работа. Еще Лимонов писал: «Сейчас не время героев».

Каждый национал-большевик ощущает себя на тропе войны, и только численное и
техническое превосходство врага заставляет лимоновцев объединиться на время с
другими левыми партиями. Причин для вхождения в НБП множество: есть такие, кто
пришел к идеологии национал-большевизма после того, как посадили Лимонова,
считая, что власти, сажающей за убеждения, надо противостоять, хотя раньше
политики НБП не поддерживал. Кто-то изначально обнаружил в себе дух
революционера и, увидев появившиеся в 1999 году национал-большевистские граффити
на набережной, понял, что единомышленников надо искать среди их авторов. Для
руководителя иркутского движения нацболов состоять в НБП — «единственный способ
не быть сволочью». Есть, например, в иркутской тусовке убежденный нацбол родом
из Перу, которому «обидно за страну, за великую Россию, обидно смотреть на то,
во что ее превратили».

Разговорилась с присутствующими. Один из активистов НБП жалуется на карьерный
застой. Говорит, что «является вечным замом, из-за своих политических взглядов
считаясь неблагонадежным». Приведшая меня на пикет студентка говорит, что ее
стали понимать родители: пусть мой ребенок лучше общается с образованными,
умными людьми, чем непонятно с кем. Обнаруживаю целую семью нацболов. Молодой
человек представляет: «Вот мой брат, жена — оба члены партии, пятимесячная дочь
тоже, наверно, поддерживает наше движение».

— Если представить, что час настал и НБП у власти, то каким будет правящий
строй?

— Социальный тоталитаризм, — сообщает радикальная молодежь. — Нам импонирует
модель фашистской Германии. Особенность фашизма как идеологии в том, что
непременно надо кого-то ущемлять, поливать грязью, обвинять во всех смертных
грехах.

— Значит, тоже будет ущемляемый, и, возможно, не вполне оправданно, класс?

— Да, буржуи. Ну…мы все отберем и поделим. Я знаю, что это невозможно, но я в
моем возрасте могу и помечтать.

— Будущий строй, конечно, социализм, — отвечает человек постарше, —
национализируем все, что было награблено, и вернем народу.

Психологи же, напротив, считают неформалов людьми безобидными. «Участие людей в
неформальных объединениях — это реализация человеческих потребностей в острых
ощущениях, адреналине», — говорит психолог Сергей Бышляго. Как правило, главная
идея подобных группировок несущественна по содержанию, она важна по своей
энергетике. Наш собеседник сравнил участие в неформальном движении по энергетике
с занятием экстремальными видами спорта.

Специалисты выделяют еще и творческую составляющую. Участие в каких-либо
объединениях позволяет удовлетворить потребность в творчестве: организация шоу
требует созидательных усилий. Через неформальные движения удовлетворяется
потребность в общении — причем в общении с единомышленниками.

Это форма бегства от реальности, психологическая защита, считает Сергей Бышляго.
Подросток находится в периоде перестройки — физической, психологической,
мировоззренческой. Этот гормональный взрыв должен чем-то заканчиваться, а
человек должен взрослеть. Если этого не случается, происходит хроническая
инфантилизация: ведь именно пожилые подростки — дяденьки 30-50 лет — составляют
костяк подобных организаций. Получается, остаются люди, не сумевшие вовремя
разрушить эту искусственную систему взаимоотношений или найти другой источник
адреналина.

Источник: http://pokemongo-go.ru/

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры