Усадьба в огне
Деревянный Иркутск медленно и неуклонно уходит в прошлое, проигрывая схватку за жизненное пространство урбанизации. В городе в историческом центре постоянно горят деревянные дома. Какая-то часть этих «деревяшек» относится к культурному и историческому наследию Иркутска, которое теряется безвозвратно. Кто их поджигает и с какой целью – ни разу не было выяснено. «Иркутский репортёр» решил проследить за судьбой одного из таких несчастливых зданий – дома по улице Фурье, 11. Сейчас он расселён и формально выставлен на реставрацию, поскольку относится к вновь выявленным памятникам: в 1890-х годах там находилось благотворительное общество «Утоли моя печали». Усадьба только в течение июня горела два раза, и в обоих случаях предварительной причиной возгорания был поджог. Что происходит в бывшей богадельне сегодня и что ждёт её завтра, выяснял «Иркутский репортёр».
Два пожара и одна смерть. «Воронья слободка» по-иркутски
Всероссийское благотворительное общество «Утоли моя печали» обосновалось в Иркутске в 1890 году, устроив здесь две богадельни и большой детский приют. Дом по со-временному адресу Фурье, 11, оно выкупило у прежней хозяйки Александры Михнович в 1901 году. На втором этаже расположились одно из отделений женской богадельни и контора, а на первом работала столовая для малоимущих слоёв местного населения. Под эгидой общества усадьба функционировала до окончательного и безоговорочного установления советской власти, когда богадельню разогнали и сделали тут нормальную жилую коммуналку. С тех пор в истории города здание никак себя не зарекомендовало. Здесь жил пилот погибшего в Мамонах самолёта Геннадий Падуков, но ко времени авиакатастрофы он давно отсюда переехал. Также здесь жил и работал писатель Михаил Башкиров, роман которого «Осеннее усекновение» номинировался на премию «Русский Букер» 2003 года. Самим жителям дома он запомнился тем, что в любую погоду сидел перед открытым окном, выходящим на улицу Фурье, и постоянно печатал на машинке. Из его раннего творчества соседям запомнился только рассказ со смешным названием «Банный вор».
Злоключения дома начались вместе с его расселением. Олег Набока, проживший в доме 45 лет, вспоминает: в 2010 году жителям пришло уведомление от администрации города о расселении:
– К нам приходили представители мэрии и говорили, что дом подлежит сносу как не представляющий ценности. Нам предложили новые квартиры. Сначала в Ново-Ленино, но практически все отказались – никто не хотел менять центр на отдалённый район. Потом предложили квартиру большей площади в Ершах: здесь было 80 квадратов, там – 110, двухуровневая студия. Но там не было центрального отопления, дом из пеноблоков, постоянные сквозняки, куча недоделок. Сошлись на квартире в многоэтажном доме на Джамбула… Всё это время представители мэрии приходили и торопили нас. Неоднократно звучала фраза: «Вы же знаете, как в Иркутске поджигают деревянные дома. Сожгут вас – вообще без жилья останетесь».
Олег тяжело вздыхает и признаётся:
– С тех пор мы и стали опасаться за судьбу старого дома. Наша соседка по дому на Джамбула раньше жила на улице 3-го июля, где сейчас 130-й квартал. Так она рассказывала, что, когда их начали расселять, там дома горели чуть ли не каждую ночь. Они и дежурство установили, и видеонаблюдение поставили, и добились, чтобы полиция выставила пост ,– ничего не помогало, поджоги продолжались. Я, конечно, не думаю, что сама мэрия занимается поджогами, но это какая-то закономерность: при расселении, когда некоторые не торопятся принять предложение о переезде, дома начинают гореть. Может, новым собственникам не терпится…
Первый пожар возник во дворе усадьбы «Утоли моя печали» ещё летом 2011 года. Тогда в этом оставшиеся жильцы не усмотрели ничего таинственного или криминального. Загорелся угловой сарай во дворе. Жиличка Таня из дома №13 имела весёлый, общительный нрав и сарай частенько использовала как «чилл-аут для опен-эйров». Проще говоря, это был такой клуб по интересам, где собирались шумные компании тех, кому больше некуда пойти, общались под горячительные напитки. А недоброжелатели этой вольницы утверждают, что Таня довольно терпимо относилась и к периодически появлявшимся у неё наркоманам, не возражая, чтобы они в гостеприимном сарае «ставились и отвисали».
Первый же пожар нанёс сокрушительный удар по внешнему виду усадьбы и оказался самым тяжёлым по последствиям. Загорелось здание ранним вечером, огонь выжег линейку сараев, разделяющую усадьбы домов №11 и №13, перекинулся на стену тринадцатого дома. От дыма погиб один из жильцов этого дома, Виталий Зверев, спавший у себя в квартире на втором этаже. Тогда же возникли две первые версии причины поджогов. Пожарные предполагали, что виной всему наркоманы. Жильцы с этим не соглашались.
– Они типы, конечно, противные и вороватые, нашу усадьбу облюбовали давным-давно. У них уже выработался свой маршрут – они в соседней аптеке покупают шприцы, приходят к нам во двор, забиваются в какой-нибудь угол и там делают себе укол. Но никогда мы не видели, чтобы они баловались с огнём или курили. Они вообще старались не привлекать к себе внимания – уколются, посидят и тихонько уходят, – рассказывает Олег. – Другое дело, что мы и сами их гоняли, и в полицию обращались, чтобы нам охрану поставили. Охрану поставили, но их некоторое время погоняли, побуцкали, а потом стали брать с них деньги. Мы с приятелем сидим на первом этаже, окно открыто, и видно, как один патрульный ведёт наркомана в отдел по той стороне Фурье, а второй, из охраны, от дома кричит ему: «Коля, отпусти его, он на меня работает». А потом этого наркомана спрашивает: «Ты когда долг отдашь? Вечером? Ну смотри, не позднее пяти часов!» То есть эти наркоманы и осведомителями подрабатывали, и деньгами откупались, чтобы их в покое оставили.
Вторую версию озвучил брат погибшего Виталия Зверева Виктор. Он утверждает, что неоднократно слышал от самой жилички Тани разговоры в духе «поскорее бы всё здесь сгорело, тогда бы и квартиру приличную дали».
– Она мне как-то заявила по пьяни: «Я брата твоего спалила, будешь ко мне приставать – и тебя сожгу!» – рассказал он Олегу.
Второй пожар приключился 1 ноября 2011 года, и он был более «резонансным», так как в нём сгорела популярная «Позная на Чехова».
– Это было часов в семь-восемь вечера. Стало холодно, и когда запахло дымом, я подумал, что сосед затопил печь. А минут через двадцать прибежал полицейский, кричит: «Выходите все, ваши сараи опять горят». Мы выскочили и увидели, что горели оставшиеся в нашем дворе сараи и крыша позной одновременно. Пожарные потом сказали, что возгорание было всё-таки на крыше здания кафе – какая-то техническая неисправность, вроде провода искрили. Но сараи всё-таки находятся ниже крыши позной, так что непонятно, то ли с них перекинулось на кафе, то ли оттуда головёшки нападали.
Тем не менее в течение первого года расселения у жителей «Утоли моя печали» выгорело всё, что было нажито непосильным трудом, – Олег, например, хранил в кладовках старый слесарный инструмент из хорошей стали, доставшийся от деда, и древний, но рабочий патефон.
Изменение статуса
так что формально некоторые квартиры могут считаться жилыми
Следующий, 2012 год для полупустого здания выдался спокойным. Из девяти квартир заселёнными оставались только две на первом этаже – первая, где жил Павел Шафранский, и квартира № 4 тётушки Олега Лилии Михайловны. Наркоманы продолжали наносить свои тихие визиты в глухие уголки двора, оставляя о себе на память использованные шприцы. Тем временем судьба здания решалась в коридорах власти. Утомившись от общения с несговорчивыми жителями при расселении, мэрия решила доверить судьбу усадьбы новому ответственному лицу. Им стало Агентство развития памятников Иркутска.
В начале октября 2012 года по-явилось Постановление администрации города №31-06-2005/12, в котором в списке муниципального имущества, передаваемого в уставный капитал только созданного агентства, под №29 приложения №3 числилось «нежилое здание по адресу Фурье, 11». В условиях приватизации объекта уточнялось: «является выявленным объектом культурного наследия – «Дом общества «Утоли моя печали», 1890-е», регистр. № 746 в «Сводном списке вновь выявленных объектов г. Иркутска, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность 2000 г.». Предметом охраны является объёмно-планировочное построение здания в габаритах капитальных конструкций, а также элементы оформления фасадов».
Директор агентства Ирина Кравец объяснила, какие перспективы открываются у старого здания:
– Это был жилой дом, жильцы которого выехали по программе расселения. В 2009–2011 годах по этой программе было расселено порядка сорока домов в Иркутске. Дом является вновь выявленным памятником, поэтому сносить его нельзя. А на реставрацию нужно минимум 10 миллионов рублей. В бюджете таких денег нет, поэтому его передали нам. Что делать дальше? Можно было бы просто взять и продать его с торгов. Но практика показывает, что в таких случаях охранные обязательства новым собственником не выполняются, он пытается освободить земельный участок от обременения, связанного с памятником.
– Что означает на практике последняя фраза? – уточнил «Иркутский репортёр».
– Это значит, что обычно собственник просто сносит старое здание и строит то, что нужно ему, – торговый центр, например. Для нас это неприемлемо. Поэтому и создали агентство. Был вариант продавать здание собственнику сразу, но чтобы агентство контролировало ход реставрации. Вариант был признан негодным, потому что когда подрядчика нанимает сам инвестор, ему дешевле, чем провести реставрацию старого здания, снести его и построить копию-новодел. Поэтому был выработан третий вариант. Сначала мы сами собираем всю документацию по зданию, проводим все экспертизы, готовим проектно-сметную документацию. Одновременно проводится конкурс, где определяется инвестор, он же новый собственник объекта. При этом он вкладывает в реставрацию свои средства, а проводим её мы в соответствии с охранными обязательствами – определяем своего подрядчика и вводим объект в эксплуатацию «под ключ». И только на этом этапе передаём отреставрированное здание новому собственнику.
а пока бригада узбекских рабочих разбирает
завалы внутри дома и во дворе усадьбы
Что касается усадьбы «Утоли моя печали», то конкурс уже проведён, определён инвестор, с ним заключён договор о реставрации и её финансировании, сейчас разрабатывается проект реставрации – составлен эскиз, который проходит историко-культурную экспертизу. До этих пор объект «заморожен» – после того как в агентстве узнали о последних июньских поджогах этого года, на прошлой неделе была нанята бригада, которая осуществляет круглосуточную охрану, поставила вокруг дома забор и приступила к разбору завалов и гарей на территории усадьбы.
Как пояснила Ирина Владимировна, полный цикл реставрации может занять от полутора до трёх лет. Когда к ней приступят вплотную – пока сказать сложно: предстоящая техническая экспертиза может тянуться до пяти месяцев, но если реставрация не затрагивает конструктивных элементов здания, то она пройдёт гораздо быстрее.
Между тем в пресс-службе МЧС «Иркутскому репортёру» сообщили, что за прошедшие полгода на территории области только от поджогов сгорело 29 одно- и двухэтажных домов. Для сравнения: в прошлом году на территории областного центра от поджогов сгорело 14 одноэтажных частных домов. В Иркутске в этом году было лишь два поджога, но адреса Фурье, 11, в списке подожжённых домов нет.
– Поджоги по этому адресу действительно проходят по сводке, но в статистику они ещё не включены – она готовится только по итогам месяца. Тем не менее наши дознаватели выезжали на место происшествия, и предварительная причина возгорания определена как «подозрение на умышленный поджог». Заключение экспертизы передано в отделение полиции, на территории которого стоит этот объект, – прокомментировала ситуацию сотрудник пресс-службы ГУ МЧС по Иркутской области Светлана Канина.
Ещё два пожара и одна смерть. Странные поджоги
7 июня этого года в полшестого вечера Олег шёл по Фурье по направлению к дому. Это была пятница, и под конец рабочей недели, с выходными включительно, он намеревался заниматься перевозом оставшихся в его старой квартире вещей на новое место жительства.
– Мы переехали в октябре 2012 года, но квартира стояла закрытая, с остатками нашего имущества – книгами, кухонной мебелью, пианино… Хоть мы и переехали, квартира оставалось жилой. У нас старая бабушка, которой трудно переносить жару: на Джамбула душно, одиннадцатый этаж, у неё больное сердце. В общем, когда ей становилось плохо, она приезжала на Фурье ночевать. Павел Шафранский также жил в доме набегами – ему дали новую квартиру в Ершах, но он постоянно приезжал сюда. Тётке Лилии Михайловне дали однокомнатную на Джамбула, но она ещё даже не начала переезд, откладывала до последнего – там на лестничной площадке семь «однушек», такое впечатление, что после того как дом построили, обычные трёхкомнатные квартиры нарезали на однокомнатные и раздавали разным расселённым семьям, – рассказывает Олег.
в этом доме жил ещё его дед…
Дым, поднимающийся из двора усадьбы, он увидел издалека. Когда вбежал во двор, там занимающийся пожар уже тушил сосед из дома №9. Горел небольшой участок стены под лестницей на второй этаж.
– У меня в сенях стояли два ведра воды. Я залил ими огонь, сбегал к колонке, принёс ещё два ведра, к этому времени приехали пожарные и возгорание потушили. Инспектор потом сказал, что был поджог на высоте 130 сантиметров, – вспоминает Олег.
Жители дома №9, боясь, что из-за поджогов соседнего дома огонь перекинется к ним во двор, написали коллективное заявление в ближайшее ОП №5, чтобы предоставили охрану для здания. Охрану, однако, не поставили, и ситуация повторилась ровно через неделю – в следующую пятницу, 14 июня. На этот раз кто-то выбил окно на первом этажи и поджёг диван. К счастью, бдительные соседи вновь вовремя вызвали пожарных, и огонь не вышел за пределы одной квартиры.
После этих поджогов пожарные отключили в доме электричество, а Олег, обходя первый этаж и проверяя последствия поджога и его тушения, обратил внимание на неприятный гнилостный запах из квартиры Шафранского.
– Он был странный. Ничем не интересовался, в квартире у него не было ни телевизора, ни книг, ни газет. Он всё время рассказывал анекдоты. Спросишь у него: «Как дела?» А он: «Давай анекдот расскажу», – вспоминает Олег. – Последний раз я его видел в апреле, сначала даже не узнал – он сильно похудел, отпустил длинные волосы, поседел. Потом выяснилось, что у него был инсульт.
Квартира Шафранского имела общую стену с той, что подверглась второму поджогу, поэтому соседи решили вскрыть её и убедиться, что там всё в порядке. Но вместо следов обугливания нашли в квартире уже полуразложившийся труп, в котором по волосам Олег опознал Павла Шафранского. Несмотря на наличие нового жилья, умереть он предпочёл в старом доме.
Сегодня дом стоит огороженный новым забором. В квартиру на втором этаже заселился охранник, узбек Миша. Он жалуется на холод и бегает за кипятком для чая к соседям. Говорит, что наркоманы его не беспокоят – после поджогов боятся заходить в нехорошую усадьбу, предпочитая справлять свои тёмные дела в соседнем дворе. «Утоли моя печали» стоит в ожидании реставрации. Бывшие жильцы, неравнодушные к судьбе усадьбы, говорят, что будут следить за тем, что с ней будет дальше. Потому что им не всё равно…
