Лыхины
из деревни Лыхина

"Нет ничего на свете
неповторимее любой самой обыденной
семейной хроники".

Виктор
Конецкий.

Юрий Лыхин

Юрий
Петрович Лыхин, кандидат
исторических наук, работает ученым
секретарем в
архитектурно-этнографическом
музее "Тальцы". Историей своей
фамилии, своего рода начал
интересоваться давно, благо, что и
профессия ему в этом весьма
способствовала. А история рода
Лыхиных оказалась весьма
интересной.

Деревни
Лыхиной, некогда довольно большой,
сегодня на новых картах Киренского
района вы уже не найдете. Летом 1970
года последние ее жители — мой дед
Иван Егорович Лыхин вместе со своей
женой Харитиной Дмитриевной —
покинули опустевшую деревню и
поселились в селе Петропавловское.

Деревня же
была замечательная. В 60-е годы я,
будучи ребенком, практически
каждое лето приезжал сюда сначала с
родителями, а потом один — родители
садили меня на следовавший от
Бодайбо до Киренска колесный
пароход. Хорошо помню просторный и
светлый дедовский дом, обширный и
слегка таинственный двор,
согнувшуюся к тому времени бабушку
и невысокого, но кряжистого деда.
Помню деда и на колхозной конюшне,
где он, сидя на низенькой скамеечке,
вечно чинил разнообразную конскую
сбрую. Дед часто меня баловал, и я
любил его очень. Больше, чем
суровую, скуповатую бабушку.
Соприкоснувшись в детстве с
деревней Лыхиной, ее жизнью и бытом,
впитав в себя все это чуткой
детской душой, я навсегда воспринял
эти ленские места как настоящую
свою родину.

Наверное,
тогда и зародилось желание
побольше узнать об этом родовом
гнезде, откуда пошла наша фамилия.
За многие годы я смог восстановить
историю своего рода до 13 колена,
начиная с XVII века.

Многие
подробности мне стали известны
благодаря изысканиям ленского
уроженца Георгия Борисовича
Красноштанова, ныне живущего в
Москве. Именно от него я узнал о
своем "прародителе" — первом
появившемся на реке Лене Лыхине,
родоначальнике всех ленских
Лыхиных, живших на протяжении трех
с лишним столетий в деревнях
Берендиловой и Лыхиной Киренского
уезда Иркутской губернии.

По сведениям
Красноштанова, деревня Берендилова
на реке Лене была основана в 1648 году
Гаврилкой Михайловым Берендилом,
важенином, т.е. родом с Ваги — реки в
Вологодской и Архангельской
областях. Он, а с ним и еще два
человека с семьями были посажены
как пашенные крестьяне на
Чечуйском волоке.

При этом
Гаврилко Михайлов Берендило
положил начало будущей деревне
Берендилова. А два других —
Вешнячко Евменьев, пинежанин, и
Ивашко Белых, устюжанин (он же
Банщик), стали основателями
деревень Вешняковой и Банщиковой.

Пашенных
крестьян, селившихся рядом с
Гаврилкой Михайловым Берендилом,
первоначально подразделяли на две
деревни. Одна была собственно
Берендилова, вторая, ниже по
течению Лены, впоследствии
получила название Лыхина. В 1670-71
году в деревне Берендиловой
скончался пашенный крестьянин
Ивашко Степанов, оставив вдовой
жену свою Марфутку, Захарову дочь.
На этой вдове и женился в 1671 году
появившийся на Лене Лыхин — Кирилко
Иванов, или Кирилко Лыха. В XVII веке
приезжавшие сюда люди еще не имели
фамилий — это были прозвища.

В переписях
крестьян того времени он
упоминается именно так, но уже в 1699
году он был записан как Кирилко
Иванов Лыхин. С тем же прозвищем
писался и его отец (?) Ивашко
Григорьев Лыха, устюжанин, который
в 1647 и 1648 годах отправлялся из
Якутского острога на соболиный
промысел. Кирилко Иванов Лыхин имел
внука Корнила Лыхина, а тот, в свою
очередь, — сына Семена, именем
которого и стала называться наша
веточка Лыхиных-Семеновых,
"Семеновских". Так мне удалось
соединить звенья в полную цепь,
начиная с XVII века. Правда, о тех
далеких предках известно немного:
лишь их имена и фамилии, на ком они
женились, каких имели детей.

Первые, более
подробные сведения я сумел собрать,
начиная с прапрадеда Ивана
Зиновьевича Лыхина (1822 — около 1900
гг.).

По
сохранившимся рассказам, Иван
Зиновьевич сначала ходил на
заработки в с. Качуг, расположенное
вверх по р. Лене. Оттуда сплавлял
грузы на плоскодонных судах —
карбазах — вниз по реке. Но потом
его, якобы, пристыдил хозяин: "Ты
что, Иван Зиновьевич, хочешь у меня
весь хлеб заработать? Почему не
сеешь свой?" И он занялся
раскорчевкой тайги. Свободных
земель на пойме р. Лены тогда уже не
хватало. Поэтому он начал корчевать
лес на начинающихся от поймы
увалах, в месте, называемом Гарью и
располагавшемся на склоне
небольшой речушки примерно в
километре от деревни. С тех пор и
возникли названия: "Семеновых
гарь", "Семеновых речка"
(ныне реч. Мостовка), "Семеновых
чистка". Следом и другие мужики
деревни Лыхиной стали устраивать
там себе пашни. (Сегодня здесь,
рядом с проложенной отсыпной
дорогой из Петропавловска в
Вишнякову (бывшая Вешнякова),—
совхозная пашня. Одна из полос этой
пашни, недалеко от Лыхинского
кладбища, до сих пор носит название
Семеновской.

В семье Ивана
Зиновьевича было более 20 человек
(возможно, вместе с ним жили и его
младшие братья Памфил и Семен с
семьями). И всех он принуждал
корчевать пни и распахивать новую
землю. В семье был установлен
суровый порядок. Никто не смел его
ослушаться. Уклоняющихся от работы
брал за руку и выбрасывал из-за
стола: "Кто не работает, тот не
ест!"

Иван
Зиновьевич был колоритной фигурой.
Силу воли имел железную. Его слово
было законом для всей
многочисленной семьи. Да и вся
деревня считалась с его мнением и
побаивалась его. По рассказам
стариков был он "среднего роста,
очень плотный и имел богатырскую
силу", за которую прозвали его
Утесом, а детей его и внуков —
"утесиками" или
"чембалятами" (по Чембалову
утесу на р. Лене между Чечуйском и
Вишняковой). Кроме того, звали их и
"крохалями". А произошло это
прозвище от того, что наш прадед с
семьей корчевал пни на речке. И
говорили о них: "Копаются, как
крохали". Старики
свидетельствовали, что Иван
Зиновьевич сбивал кулаком с ног
коня и одним взмахом сшибал кочни с
барочных греблей, сколько их
попадало под руку. Обычные же люди
не могли сбить и одной. (Кочни — это
целый ряд деревянных спиц, за
которые держались люди, чтобы
грести пяти-шестиметровыми веслами
на барках).

Вообще, все
Лыхины славились большой
физической силой. Это говорили и о
его сыне Егоре Ивановиче, и
особенно, внуке его Иване
Егоровиче, моем деде.

Иван
Егорович был старшим сыном в
многодетной семье, где выжило
шестеро детей. Семья жила бедно,
поэтому ни о какой учебе думать не
приходилось.

В 1905 году
17-летний Иван "ушел в
Воронцовку" — в пароходство.
Проплавал по Лене и Витиму семь лет,
сначала матросом, потом
штурвальным, возможно, на ходившем
тогда между Киренском и Бодайбо
колесном пароходе "Каролонец".
Зимой возвращался в деревню,
работал в родительском хозяйстве.
Рассказывали про него: "Якорь в 15
пудов 15 фунтов (250 с лишним кг) на
корабль занес по спору. Трое не
могли занести. Он идет мимо,
смеется:

— Чо вы там
возитесь?

— А ты
попробуй, уташши.

— И уташшу.

Положили на
него якорь, он на трап встал — тот
прогибается так, что думали, лопнет.
Взмок весь, но занес. Плечи потом,
говорит, неделю болели".

В 24 года Иван
женился на Харитине Дмитриевне
(урожденной Таракановой) из с.
Сполошинского и с этого времени
всецело "занялся
крестьянством". В 1915 г. был взят в
армию, но в боевых действиях
участия не принимал. Служил в Чите
"ратником ополчения".

П.Е. Черных,
живший в деревне Лыхиной,
рассказывал со слов Ивана
Егоровича: "В полку забава была —
боролись. При командирах. От роты
одного, самого сильного,
выставляли: "Кто такого-то
поборет?" До трех раз боролись.
Однажды оборол я известного борца,
силой задавил. Тот, видать, обиду
затаил. Подпил и в казарму пришел
драться: "Я Лыхина угроблю!"
Схватились на бетоне. Я как взял его
наотмашку, да оземь бросил, тот
пятку и раздробил. А в сапогах были.
Его комиссовали потом. А по полку
приказ вышел: "Лыхину не бороться
больше".

Когда отец
его Егор Иванович умер, семья
разделилась. Иван Егорович
поселился с женой и двумя детьми в
старенькой избенке. По разделу ему
достались 1 лошадь и годовалый
жеребенок, 1 корова, 1 овца, вскоре
сдохшая, 1 свинья, плуг да маленький
клочок земли.

Семья
трудилась от зари до зари, и к концу
1920-х годов построили новый дом,
обзавелись 2 лошадьми, 2 коровами, 2-3
свиньями. И тут грянула
коллективизация. Вспоминает сын
Ивана Егоровича — Николай Иванович
Лыхин: "Особенно памятны события
1930 г., когда расправлялись с
кулаками и насильно сгоняли в
колхозы. Мне было 15-16 лет, когда
пришли описывать имущество для
распродажи, а описывать оказалось
нечего, кроме старой швейной
машинки. Отец узнал об этом, ушел в
извоз в Бодайбо и не вернулся. Все
тревоги упали на нас с мамой. Брат
Петр в это время учился в Алымовке.
Мама с тех пор стала сердечницей, а
я долгие годы не мог прийти в
себя".

С началом
Великой Отечественной войны
полуграмотный, но "умный
мужик" Иван Егорович стал
председателем колхоза. Под его
руководством коллективное
хозяйство успешно справлялось с
трудностями военных лет и, несмотря
на нехватку мужчин, строилось,
снимало хорошие урожаи. Если в
соседних колхозах голодали, то в
Лыхиной на заработанные трудодни
давали достаточно хлеба и других
продуктов. "По работе я
способный. Избами делали квартиры,
сушилку, овощехранилище, мельницу я
построил".

Однако
руководящая должность давалась не
просто. На нервной почве Иван
Егорович нажил язву желудка и по
окончании войны, после операции, от
председательства отказался. Вновь
стал простым колхозником, долгие
годы продолжал работать конюхом.

Умер Иван
Егорович на родине, в 88 лет, и
похоронен на заранее облюбованном
им месте Лыхинского кладбища, где
"все родные лежат". Бабушка же,
Харитина Дмитриевна, переехала к
сыну Николаю в Самару, где и умерла
в 1980 году.

У деда моего
было трое сыновей. Старший, Василий,
умер во младенчестве, Николай был
инженером-гидромелиоратором,
работал в Самарском институте
"Гидропроект". Младший сын,
Петр, стал моим отцом. В 50-х годах
судьба занесла его в Бодайбинский
район, там он познакомился со своей
будущей женой Еленой Францевной
Диржюте. Мама наша была с семьей
выслана сюда из Литвы в 1949 году.

"Оторвавшись"
от деревни, отец много ездил по
стране, побывал за границей. Был
авиамехаником, матросом,
бухгалтером, экономистом, рабочим.
Жил с детьми и в Литве, и в Молдавии,
и на Азовском море, и в Западной
Украине. И все-таки в конце концов
вернулся в Иркутск. Здесь и живет
теперь с семьей младшей дочери,
моей сестры. Мама же с другой
дочерью оказалась за границей — в
Литве. Так сложилась жизнь.

Но вернемся к
деревне Лыхиной. К началу XX века
потомки Кирилки Иванова Лыхина
"расплодились" настолько, что
для того, чтобы различать их,
необходимо было добавлять
прозвище: Лыхины Ванчиковых,
Евдокимовых, Евсеевских, Егоровых,
Ерасовых, Фановских, Щеголевых и др.
При этом жившие в одной деревне и
носившие одну фамилию, но
относившиеся к разной
"родове", Лыхины считались
однофамильцами.

Однако, как
показали мои поездки в Киренский
район летом 2000 и 2001 года, в месте
коренного проживания Лыхиных эта
фамилия теперь почти не
встречается. Мужские потомки
Лыхиных, как и многих других родов и
фамилий в России, сильно пострадали
в ХХ веке: события первой мировой
войны, революции и гражданской
войны, годы коллективизации
(раскулачивания) и репрессий 1930-х
гг., наконец, Отечественная война
унесли из жизни многих
представителей этой фамилии.
Оставшиеся в живых разъехались по
всей стране. Сегодня прямые потомки
Лыхиных рода Семеновых, к которому
я отношусь, живут в Киренске,
Иркутске, Якутии, Новосибирской
области, Самаре, Пензе, Оренбурге,
Москве, Нью-Йорке и, возможно, в
других местах. При этом далеко не
все из них носят фамилию Лыхиных.

Материал
подготовила
к печати ведущая рубрики
Ливия КАМИНСКАЯ