Ни он, ни я не знали устали. И дело у нас шло так быстро! Приятно было с ним работать. У меня создавалось впечатление, что передо мной с лопатой идёт мой папа. Это с ним всегда было так приятно работать на земле. Мы понимали друг друга без слов, и дело спорилось. Точно так и с Володей. Ни единого слова за весь день. Обычно молча шли рядом в поле по утрам, молча возвращались к вечеру. И когда ели-пили-отдыхали где-нибудь на обочине отведённого нашему курсу участка – тоже всё молча. Все галдят, шутят, препираются, кто хнычет, кто жалуется, а мы… Даже не смотрели никогда друг на друга. Вот спросите, какого цвета были у него глаза, и я не отвечу, потому что не знаю. Какой был у него голос, громкий ли, тихий? Не знаю, будто никогда не слышала. Всё это было неважно.

Даже с лекций мы чаще всего уходили домой вместе. Я жила на квартире довольно далеко от учебного корпуса, а он – не знаю где, но нам было по пути – так получалось. И тоже – всю дорогу молча. Потом оказалось, что на этом пути как раз был детский сад, из которого мой молчаливый однокурсник должен был забирать мальчика. 

Как узнала случайно в аудитории между лекциями, сына какой-то женщины. Может, его жены? Якобы он женился на женщине с ребёнком. Для меня это было неважно. Наверное, это его и устраивало в нашей понимающей спайке? Кто может теперь ответить на этот вопрос?! Но меня он не интересовал, этот вопрос. Для этого были мои, сугубо личные причины, которые остались в родном доме в Мордовии и никого не должны были касаться. 

А Володе по просьбе мамы мальчика надо было, чтобы забирал он его не один. Якобы таково было требование воспитателей детского сада. Я не возражала. Но даже мальчика не помню, до такой степени мне было всё равно, чей он, какой он, хотя к детям всегда испытывала необыкновенно глубокий интерес. Тогда-то и зародилась мысль: а не выпросить ли мне у мамы младшего братика, по которому очень скучала. Нас разделяли с ним 16 лет. Маме было трудно управляться с ним: семья у нас была большая. Нянчила нашего малыша до поступления в университет, а к тому времени ему шёл уже четвёртый год – ровесники с Володиным. Мне казалось, если я очень-очень попрошу, мама мне его отдаст. Глупость несусветная. Кажется, Володя же тогда мне и объяснил, как много требует внимания ребёнок, а я приехала учиться. Значит, мы всё-таки разговаривали с ним в какой-то степени. 

Спустя 25 лет после выпуска Володя был в числе приехавших на встречу курса. Проходила она бурно. Но не припомню, говорили ли мы с ним. Разок ехали втроём (кто-то из однокурсниц) в лифте гостиницы, в которой для нас были забронированы места. Я вышла раньше. Вот и всё. И узнала теперь, что Володи Ермолаева нет уже пять лет. Жаль, очень жаль. Таких людей, как мой молчаливый однокурсник, надо беречь особо. На таких, уверена, земля наша держится.