Информация о том, что российские чемпионы Игр в
Афинах получат по миллиону долларов призовых, не на
шутку взбудоражила спортивную общественность.
Насколько правомерна эта информация, можно было
выяснить только у одного человека — председателя
Госкомспорта России Вячеслава Фетисова.

Входя в приемную Фетисова во вторник утром, я уже
знала, что утечка информации о миллионе произошла без
его ведома, чем председатель не очень доволен.
Впрочем, ясность по этому вопросу он внес сразу.

— Официально могу заявить пока лишь то, что
общеизвестно: правительство России платит за
олимпийское «золото» пятьдесят тысяч долларов, за
«серебро» — тридцать, за «бронзу» — десять. Мне,
действительно, до сих пор неясно, откуда просочился в
прессу слух о миллионе. Впрочем, раз факт свершился,
это уже не важно. А вот после этого я специально
занял в некотором роде выжидательную позицию, чтобы
посмотреть, как отреагирует общественность.

Больше всего поразила реакция большинства чиновников.
Я услышал миллион причин, почему не нужно платить
миллион. Возможно, сейчас во мне говорит спортсмен,
который сам много раз сталкивался с тем, что именно
чиновники в нашей стране стремятся сделать спортсмена
независимым… от денег. Мол, чем меньше спортсмену
платишь, тем больше он будет рваться к победам.
Пообещаешь такому миллион долларов, он тут же начнет
прибегать к запрещенным средствам, только бы получить
эту сумму.

У меня позиция другая. Проверенная, кстати, на
собственном опыте. Деньги — нормальный стимул.
Причем чем больше сумма, тем больше она
дисциплинирует. Человек начинает правильнее к себе
относиться, становится более дисциплинированным,
потому что понимает, что может заработать еще больше.
И стремится к этому. Посмотрите, как ведут себя
игроки НХЛ, особенно те, кто уже поиграл, хорошо
заработал и хочет получить очередной хороший контракт.

Большие деньги предполагают повышенную
ответственность. Если у спортсмена есть голова на
плечах, он и сам прекрасно понимает, какими
последствиями чреваты те же запрещенные средства:
попался на допинге — ни о каком гипотетическом
миллионе даже мечтать не сможешь.

— Получается, идея миллиона пришла вам в голову
значительно раньше, чем была якобы с ваших слов
озвучена?

— С самого первого дня своего пребывания на посту
председателя Госкомспорта я говорил о том, что при
правильно организованной системе наши элитные
спортсмены должны становиться достаточно
обеспеченными людьми. Но я говорю сейчас не только о
деньгах. А, например, о медицинском обеспечении.
Чтобы и действующие спортсмены, и те, кто уже
закончил карьеру, могли в любой момент получать то
обслуживание, которое им требуется.

Спортивные травмы, как и последствия многих лет
выступлений в большом спорте, в поликлиниках не
лечат. Ко мне постоянно обращаются ветераны, и я,
пользуясь своими связями, куда-то их пристраиваю. Но
где гарантия, что это будет делаться, если на моем
месте будет сидеть кто-то другой? А такая гарантия
обязана существовать.

Приведу совсем свежий пример. В этом году в
Красноярске 17-летний Иван Гончаров потерял ногу на
санной трассе. Трассе, которая давно уже не
приспособлена не только для соревнований, но и для
элементарных тренировок. Формально парень был
застрахован. Для галочки, как многие наши федерации
своих спортсменов страхуют. А когда случилась
трагедия, то выяснилось, что никто не несет никакой
ответственности.

Мы взяли это дело под свой контроль, я сам с Ваней
несколько раз по телефону разговаривал. И понял, что
для него сейчас самое важное — понимать, что он не
остался один. Что его не бросили.

Особенно это актуально для тех, кто занимается так
называемыми опасными видами спорта — с большим
количеством потенциальных травм, любая из которых
может лишить человека возможности тренироваться и
выступать дальше. По большому счету, лишить профессии.
Невозможно нормально работать, когда знаешь, что в
любую минуту можешь остаться без средств к
существованию. И станешь никому не нужен.

Еще один пример: Андрей Николишин, который, если
помните, приехал играть за сборную, когда у него
закончился очередной контракт в НХЛ. Приехал на свой
страх и риск. Поверил людям, которые обещали
позаботиться обо всех возможных проблемах. И получил
травму. В итоге Николишин потерял год контракта и
самое страшное — доверие к людям, которые пригласили
его в сборную. И которые — с моей точки зрения —
должны нести полную ответственность за тех, кого
приглашают под флаг страны.

Поэтому, повторяю, прежде всего мною движет желание
выстроить и воплотить в жизнь систему, которая
позволила бы каждому спортсмену максимально
сосредоточиться на своей профессии. У нас, правда, до
сих пор считается, что такой профессии нет.
Заслуженные, уважаемые люди, которые жизнь положили
ради чести страны, получают, выходя на пенсию, по
тысяче-полторы рублей и вынуждены влачить жалкое
существование.

— Правильно ли я понимаю, что все эти вопросы
находятся в стадии проработки?

— Каждый день об этом думаю и, как мне
кажется, знаю, что именно нужно сделать. Мне
представляется разумной та система, которая
существует в НХЛ. Например, чтобы заработать пенсию,
нужно сыграть 400 матчей. При этом совершенно не
важно, выигрывал ты Кубок Стэнли пять раз или вообще
ни разу за всю карьеру не попадал в плей-офф. Более
того: тот, кто ни разу не выигрывал, но провел больше
игр, чем, скажем, Марио Лемье, может добиться и
большей пенсии. Зато суперзвезды получают компенсацию
за счет более высоких контрактов.

Меня часто спрашивают: почему олимпийские чемпионы
получают президентские стипендии, а серебряные и
бронзовые призеры — нет? К сожалению, нельзя все
сделать сразу. Нужно время. Когда будет принят и
начнет действовать Закон о спорте, заработает
система, получать достойные деньги будут все. В том
числе и тренеры, начиная с уровня детских школ.

— Вы в какой-то степени опередили мой вопрос. Как
быть в том же фигурном катании, где спортсмены
нередко переходят к более знаменитому и опытному
наставнику, а предыдущий тренер остается у разбитого
корыта?

— Тренер вообще не должен опасаться потерять
ученика. Он должен спокойно работать, делать то, что
умеет. В том числе быть заинтересован, чтобы
спортсмены добились результата — пусть даже не под
его руководством. Но это станет возможным лишь тогда,
когда все поймут и почувствуют: труд будет и оценен,
и оплачен. Чтобы детский тренер не думал о том, что
помимо талантливых учеников он должен иметь в группе
пару-тройку «блатных», за которых отдельно платят
богатые родители.

Я неоднократно приводил пример: когда сам уезжал в
Америку, переговоры о продаже и покупке игроков
велись напрямую между клубами. Так и должно быть.
Представьте: если хоккеиста продают за миллион
долларов, а в контракте четко оговорено, что его
детский тренер получает 5 процентов, то есть 50
тысяч, как вы думаете, будет он заинтересован в
том, чтобы продолжать воспитывать талантливых
мальчишек? Да он сам по дворам бегать начнет — новых
ребят искать!

Если в том же контракте будет стоять, что детская
спортивная школа, откуда уезжает спортсмен, получает
10 процентов компенсации, представляете, сколько
проблем можно решить? При этом сейчас детская школа
ЦСКА не может найти деньги, чтобы купить форму для
ребят. Что уж тут говорить о глубинке?

Вот ради чего я работаю. Повысить премиальные уже на
ближайшей Олимпиаде вплоть до миллиона — лишь часть
задуманной системы.

— Но ведь таких денег — и это прекрасно вам
известно — не платят ни в одной стране мира. Или
наши олигархи, готовые преподнести вам тарелочку с
голубой каемочкой, ломятся в вашу приемную с утра до
вечера?

— Не ломятся. Со всеми надо разговаривать, убеждать.
Сейчас ситуация такова, что большинство богатых людей
для начала просто не понимает, куда будут
расходоваться их деньги. Американцы платят своим
чемпионам не такие уж большие суммы — от 25 до 50
тысяч долларов. Однако в США каждый спортсмен, став
олимпийским чемпионом, начинает зарабатывать миллионы
только за счет рекламы. И это справедливо.

Если в России уже сейчас те же самые миллионы
получают хоккеисты и футболисты, почему их не может
получить тот, кто занимается легкой атлетикой или
плаванием?

— Насколько велик шанс, что уже в Афинах олимпийский
чемпион сможет получить такую сумму?

— Если скажу сейчас, что велик, и этого не
произойдет, то я же окажусь виноватым. Мол, обещал, а
не сделал. А выступать с неофициальными заявлениями
не имею права, у меня не та должность. Хотя не
скрываю: мне бы хотелось, чтобы те, кто станет
олимпийским чемпионом в Афинах, получили больше, чем
получали до сих пор.

Кстати, таких людей может оказаться всего человек 30.
Если все они получат по миллиону долларов,
представляете, как один этот факт может
спровоцировать в стране интерес к спорту? Да родители
толпами детей в спортивные секции поведут! Неужели
это не стоит тридцати миллионов?

Другое дело, что миллионы эти найти не так просто.
Должна опять же существовать система, причем
прозрачная и понятная всем, иначе она будет вызывать
лишь противодействие. Но я не вижу препятствий,
которые мешали бы наладить нормальные связи между
спортом и бизнесом, чтобы всем было ясно, какие
средства и на что расходуются.

— Кстати, почему вы назвали число 30? По мнению
руководителей Олимпийского комитета России, нашей
делегации вполне по силам бороться в Афинах за первое
общекомандное место, а золотых медалей может
оказаться порядка 40, в том числе и в командных
видах. Или вы не разделяете такую точку зрения?

— Определенный оптимизм есть. Но нужно учитывать и
другие факторы. Те же американцы, немцы, китайцы
хотят выиграть Олимпиаду не меньше нашего. И
готовятся к этому ничуть не менее упорно.

Мне, кстати, непонятно другое. Не так давно прочитал
интервью, в котором вы спрашиваете
руководителя рабочей группы «Афины-2004» Анатолия
Колесова насчет тренировочного зала на базе «Озеро
Круглое». Главный тренер гимнастической сборной
Леонид Аркаев перед отъездом на чемпионат мира
сказал, что такого зала, как сейчас на «Круглом», он
за всю свою жизнь не видел. И это слова
профессионала, который более 30 лет в гимнастике
провел. А какой ответ дан вам в интервью? Что крыша
течет, правильно?

Я, честно говоря, не выдержал, позвонил Колесову. Он
сам был на «Круглом», поражался, насколько быстро и
хорошо все сделано и оборудовано. А вам говорит о
крыше. Которая, к слову, течет не в зале, а над
раздевалкой, где ремонт завершить не успели. Ерунда
вроде, но прочитает такое интервью глава Минфина и
задаст мне совершенно справедливый вопрос: «Зачем на
спорт деньги давать, если вы крышу не в состоянии
починить?»

— Может быть, все дело в противостоянии, которое
исторически сложилось между ОКР и Госкомспортом?

— Мы же работаем ради общего дела. Значит, надо
уметь радоваться тем сдвигам, которые начали
происходить. Столько лет ведь ничего не делалось.
Бьемся за увеличение бюджета, за то, чтобы нам дали
инвестиции, позволяющие привести в порядок базы,
которые с 1980 года не ремонтировались. А получается,
что, кроме недостатков, ничего замечать не хотим.

Олимпийский комитет, например, заявляет, что весь
бюджет на олимпийский год — лишь 4 миллиона долларов.
На самом же деле он в несколько раз выше, просто надо
учесть, сколько государственных средств спорткомитет
тратит на организацию и проведение сборов,
соревнований. Кстати, планы подготовки к Играм мы
согласовали со всеми федерациями, учли все пожелания
вплоть до места проведения тех же сборов и сроков
выезда на Олимпиаду. Ни у одной федерации к нам
претензий нет. Но нередко получается, что, если
результат есть, он идет в заслугу ОКР. А нет
результата — виноват Госкомспорт.

Совершенно не собираюсь сводить какие-то прошлые
счеты. Более того, с первого дня заявил, что пришел
для того, чтобы консолидировать усилия. Чтобы и
тренеры, и спортсмены поняли, что продолжать работать
в России имеет смысл. Те 20 тысяч специалистов,
которые за эти годы уехали на Запад, сделали это не
только из-за денег, так? Основная причина в
большинстве случаев заключалась в том, что человек
отчаялся найти взаимопонимание с собственной
федерацией. Даже то, что сейчас бывшие чемпионы
начали получать президентскую стипендию, — великое
событие, которое люди расценили однозначно: первый
раз за все время о них вспомнили.

— По вашим ощущениям, как много в России людей,
готовых бескорыстно вкладывать в спорт большие деньги?

— Такие люди есть. К примеру, наш сенатор Ралиф
Сафин. Он постоянно поддерживает ветеранов,
оплачивает им лечение, спонсирует всевозможные
турниры. Дает деньги, нигде этим не бравируя. Есть
другая категория: богатые люди, которые содержат
хоккейные или футбольные команды. Платят колоссальные
деньги, в том числе и иностранцам. А те увозят эти
деньги из страны. Если посчитать, какое количество
легионеров играет в наших клубах и какие у них
контракты, получится весьма внушительная сумма.

— Слышала, что вы почти никогда не ходите на футбол.
Это правда?

— Был недавно. На матче «Динамо» — «Спартак». Пошел
на самом деле не на игру смотреть, а потому что был
приглашен Борисом Грызловым на 75-летний юбилей
стадиона. Я же сам играл в футбол. Очень его люблю.
Считаю, что этот вид спорта — один из наиболее
интересных. С огромным удовольствием смотрю
матчи европейских чемпионатов. И каждый раз
поражаюсь, насколько большие изменения произошли там
за последние 10 лет. Совершенно другой темп, уровень
мастерства. По сравнению с таким футболом наш
внутренний чемпионат, прямо скажем, не смотрится.

— Я никак не могу выбросить из головы главную тему
нашей беседы. Почему миллион? Не три, не пять, не 500
тысяч?

— Считайте, что свою роль сыграли детские
воспоминания: в каждом из нас живет дух Остапа
Бендера. Неплохая ведь сумма, согласитесь?