издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Особо охраняемое шоу

Охрана заповедной природы в России перевёрнута с ног на голову

Крупные птицы свили гнездо на пожарной вышке. Сквозь прозрачную воду видны жирные и непугливые сомы. Волчьи щенята в логове доверчиво тыкаются слепыми мордашками в человеческую руку, а по густому подлеску неспешной трусцой бегут куда-то друг за другом несколько взрослых волков. На огромном (около трёх тысяч квадратных километров) пространстве сплошное буйство трав и деревьев. Не может быть, чтобы хоть где-то до наших дней сохранилась вот такая южнорусская природная идиллия. Конечно, не может быть. Природа не сохранилась. Она восстанавливается. Сама по себе, без участия человека. Потому что это не Россия. И даже не Белоруссия с Украиной. Потому что всё увиденное мной на экране – это просто Чернобыль!

На прошедшем в Иркутске международном кинофестивале «Человек и природа» я  познакомился с Клаусом Файхтенбергером, автором поразившего меня фильма «Радиоактивные волки». О достоинствах или недостатках фильма говорить не буду, не кино-критик. И поразил-то меня не столько фильм, сколько очевидный и страшный факт: самая большая техногенная катастрофа в мире создала надёжное убежище для дикой,  естественной природы.

– Конечно, во многих странах есть множество заповедников и национальных парков, – отвечает через переводчика на мой вопрос австрийский магистр искусств. – Но мне кажется, что на них оказывается очень сильное давление, поэтому природа не остаётся естественной. Она меняется.

– Давление антропогенное?

– Не только. Сейчас объясню. У правительств бывают свои идеи по поводу заповедников. Вот, например, на Аляске есть большие национальные парки. Но там есть и нефть. И, естественно, вместо национальных парков там прокладывается нефтепровод. И так же туристическое давление существует, тоже по экономическим причинам. Но ситуация с заповедниками в России лучше, чем во многих странах. В России намного более жёсткие правила.

– У нас были правила более жёсткими, – поправляю я Клауса. – Национальные парки были созданы для развития экологического туризма, а вот заповедники – только для науки, для изучения естественной эволюции природы. Туристов туда не пускали и даже работники заповедников не имели права, к примеру, собирать там ягоду и другие дикоросы больше, чем смогут потребить на месте. Это были эталонные территории, защищённые законом даже от малого человеческого воздействия. Но недавно законодательство «поправили», и заповедники теперь тоже обязаны зарабатывать деньги на собственное содержание, развивая туризм на эталонных природных территориях. 

– Это общая тенденция. То же самое происходит в западных странах. И вот, например в Канаде, в национальном парке Банф, где я сейчас занят на проекте, тоже связанном с волками, ситуация такая, что получение прибыли и зарабатывание денег выходит на первый план. Про сохранение природы забывают. Теперь это как шоу. Чтобы показать и получить деньги.

– Заповедник-шоу?

– Шоу в том смысле, что животные используются не для сохранения биоразнообразия планеты, а лишь для того, чтобы заманить людей и получить с них деньги. 

– Значит, тех животных и те растения, которые не вызывают у людей особого любопытства, и сохранять никто не будет? Зачем тратить силы на живую природу, если она не приносит прибыли?

– Получилось, что охрана природы перевёрнута с ног на голову. Дикие животные и естественные ландшафты используются для привлечения большего количества людей ради получения прибыли, для бизнеса.

– Вам довелось побывать во многих национальных парках и заповедниках планеты. Много ли вы видели мест, сравнимых по своей естественности с тем, что показали в своём фильме о волках Чернобыля? 

На этот вопрос Клаус Файхтенбергер ответил не сразу. Внимательно выслушав перевод, он опустил голову и долго молчал. Возможно, вспоминал свои путешествия. Что-то уточнил у переводчика, помогавшей мне говорить с автором фильма. Ещё помолчал. Медленно произнёс несколько фраз и развёл руками. 

– Он думает, что самым успешным проектом по сохранению естественной природы, возможно, оказался именно Чернобыль. Хотя это и звучит совершенно дико, – объясняет переводчик… 

Сквозь провалившуюся крышу за-брошенного четверть века назад  деревенского дома в синее небо тянется молодое, гибкое деревце. На поляне мирно и открыто, как коровы, пасутся зубры. Семья диких кабанов радостно копается рядом с облупившейся многоэтажкой в толстом слое опавших листьев. Бобры усердно и старательно перегораживают плотинами каналы, возвращая на исходные места высохшие болота. Орлан-белохвост, за последние несколько лет почти исчезнувший с берегов Байкала, в Чернобыле кормит подрастающих птенцов…

В рамках кинофестиваля состоялась общественная дискуссия по проблемам особо охраняемых природных территорий. Представительница Байкальского заповедника из Бурятии с гордостью рассказала, как много туристов теперь гуляет по их заповеднику. А по поводу нашего Байкало-Ленского заповедника возник спор, сколько туристических маршрутов там будет запланировано и сколько будет проложено троп для любопытных горожан – то ли две-три, как говорят сотрудники заповедника, то ли более 20, как указано в каком-то федеральном документе. 

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры