издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Мужество милосердия

Мужество
милосердия

Леонид БОГДАНОВ,
журналист

В конце прошлого года не
стало Константина Рафаиловича
Седова, человека решительного
характера, твердой воли и
проницательного ума. Многие годы он
возглавлял кафедру госпитальной
терапии Иркутского медицинского
института и Координационный центр
Академии медицинских наук в
Иркутске. Он вел научную работу,
защитив кандидатскую и докторскую
диссертации. Ему присвоили звание
профессора, избирали в
член-корреспонденты и, наконец, в
действительные члены АМН СССР.

Академика К.Р. Седова
как врача и ученого хорошо знают в
области и городе. Но мало кто знал о
военной биографии этого скромного
человека, о его подвиге в годы
Великой Отечественной. Сейчас, в
преддверии 55-летия нашей Победы над
немецким фашизмом, стоит об этом
рассказать. В назидание потомкам.

…В тот день
ярко светило летнее солнце, и так же
светло и радостно было на душе у
Константина Седова, выпускника
старейшей в стране
Военно-медицинской академии имени
С.М. Кирова. Шутка ли — сам Леон
Абгарович Орбели, академик, ученый
с мировым именем, официально
сказал, что его, Константина Седова,
оставляют для научной работы на
одной из кафедр.

Только
радость была непродолжительной,
сверкнула как
светлячок-однодневка. На страну
свалилась огромная беда. Началось
фашистское нашествие. Уже 24 июня он
стал врачом отдельного пулеметного
батальона Новоград-Волынского
укрепрайона. Когда в ходе
приграничного сражения вынуждены
были покинуть этот укрепрайон,
назначили Седова старшим врачом
722-го полка 206-й стрелковой дивизии.
Это они героически сражались под
Киевом, под Полтавой и Харьковом. А
ему, бывало, приходилось делать
перевязки даже на поле боя, под
огнем врага эвакуировать раненых.

Потом был
Семеновский лес. Наверное, он и
сейчас, как уже сотни лет, шумит
могучими кронами. Шумит так же, как
и в ту страшную осень сорок первого.
Тогда сотни бойцов, пробиваясь на
восток, собрались под его сенью.
Фашисты окружили лес, но войти в
него боялись. Решили, не искушая
судьбу, взять измором.

Не вышло.
Наши воины мелкими группами
проскользнули мимо вражеских
заслонов и вынесли раненых.
Военврачу 3-го ранга Седову
приказали разместить раненых по
деревням. Когда он справился с этим
заданием, оказалось, что здоровые
воины уже ушли дальше на восток. Что
надлежало сделать ему? Догонять
ушедших? Или остаться здесь?

Раненые с
надеждой смотрели на него.
Казалось, уйти — это предать. И хотя
в деревнях уже побывали оккупанты,
они в них не задерживались. Не была
еще создана местная полиция, не
установлены посты. Поэтому Седов
довольно легко пробирался от одной
деревни к другой и ночами в сараях
делал операции, собирал у жителей
медикаменты и перевязочный
материал, никому не отказывая в
помощи. Наверное, последнее
обстоятельство какое-то время и
берегло его.

Но пришла
зима, переходы из деревни в деревню
становились все труднее. И как-то
морозной ночью счастье изменило
ему. Только хотел постучать в
нужную хату, как удар по голове
оглушил его…

Лагерь
военнопленных, куда попал Седов,
находился на Холодной горе, что на
окраине Харькова. По утрам из его
ворот выезжали подводы и грузовики,
наполненные трупами. Пленные гибли
от сыпняка, от дизентерии, от
голода. Ежедневно 150-200 смертей.

Седов
добился приема у коменданта лагеря
Вилли Гембека. Эсэсовец встретил
окриком:

— Кто такой?


Военнопленный, врач.

— Что нужно?

— В лагере
свирепствуют болезни. Он может
стать опасным очагом заразы для
жителей города и расквартированных
в нем немецких частей. Необходимо
оборудовать лазарет. Отделить
здоровых от больных. Последним
оказать медицинскую помощь.

Наступила
гнетущая тишина, Седов слышал, как
за его спиной сопит охранник,
готовый убить этого наглого
русского по первому знаку
коменданта лагеря. Но тот никакого
знака не подавал: он напряженно
думал, как ему поступить. Лично он
за то, чтобы подохли все пленные. Но
прав этот русский врач: инфекции
могут распространиться по городу и,
страшно подумать, заразятся немцы.

— Ты смелый
русский, с кривой усмешкой произнес
комендант. — Хорошо, ты получишь
свободный проход по всем блокам
лагеря, подберешь санитаров и
откроешь лазарет. Только помни:
никаких лекарств, никаких бинтов у
доблестной армии фюрера для
побежденных нет. Понял?

— Понял,
господин комендант. С вашего
разрешения я обращусь за помощью в
местный Красный Крест.

— Ладно. Иди.

Седов не
случайно заговорил о Красном
Кресте. От военнопленных он уже
знал, что главврач 9-й городской
больницы профессор Александр
Иванович Мещанинов организовал в
Харькове отделение общества
Красного Креста, и оккупационные
власти, стараясь пустить "пыль в
глаза" местным жителям,
разрешили его деятельность.

9-я городская
больница находилась недалеко от
лагеря на Холодной горе. Когда
фашисты вошли в город, больница
была переполнена ранеными —
бойцами и командирами Красной
Армии. Ворвавшихся в нее
гитлеровцев удалось убедить, что
здесь находятся не советские
военнослужащие, а больные сыпным
тифом и пострадавшие от
бомбардировок жители города. Как
отмечают харьковские историки в
книге "Герои подполья" (вып.2, М,
1970), медикам этой больницы активно
помогал лечить раненых медперсонал
6-й поликлиники и других лечебных
учреждений. К этому рискованному
делу было привлечено более 50
человек. "К счастью, — писал после
войны профессор А.И.Мещанинов, —
никто из персонала не выдал, не
нашлось предателя, который захотел
бы выслужиться перед немцами".

Седову
удалось связаться с профессором.
Оба были осторожны и долго
прощупывали друг друга: кого
приобретают в новом знакомом —
единомышленника или предателя? Не
раскрываясь до конца, все же
договорились, что совместными
усилиями будут добиваться, чтобы
тяжелобольных разрешили
направлять в больницу к Мащанинову.

— Ну, а
дальнейшая их судьба будет в ваших
руках, Александр Иванович, —
многозначительно сказал на
прощанье Седов.

Мещанинов
развел руками:

— Бог не
выдаст, свинья не съест, Константин
Рафаилович.

Расстались
довольные друг другом. Уже через
несколько дней Седов направил в 9-ю
больницу первую группу
военнопленных. Чтобы принять их как
можно больше, Мещанинов
организовал дополнительное
отделение, хотя крайне трудно было
с продуктами, медикаментами и
постельными принадлежностями. Но
они обратились за помощью к
населению. И люди делились
последним для спасения
соотечественников. Большинство
военнопленных из больницы в лагерь
уже не возвращалось. Их зачисляли в
списки "умерших" и
переправляли к партизанам или
через линию фронта.

Часто под
видом больных Седов отправлял в
больницу командиров и комиссаров,
которых гитлеровцы уничтожали в
первую очередь. Кое-кто уходил на
свободу прямо из лазарета. Охрана
стояла только у входа, а Мещанинов
через подпольщиц Г.В. Ровенскую и
Л.П. Маркову систематически снабжал
людей сфабрикованными документами.

Всего таким
образом было спасено более двух
тысяч наших воинов. Сам Седов
чуть-чуть не погиб, заболев сыпным
тифом. Немцы тифозных больных чаще
всего уничтожали. Но его помощники
по лазарету — лейтенант Бурнин,
старший сержант Фунтиков,
военфельдшеры Корсаков и Дмитриев
сделали все возможное, чтобы утаить
это от гитлеровцев. И через десяток
дней Седов, как всегда, подтянутый,
вновь обходил лагерь.

К тому
времени Константину Рафаиловичу (в
лагере он был Романович) удалось
создать подпольную организацию,
которая не только занимались
оказанием помощи военнопленным и
организацией их побегов, но и вела
подготовку к активному
сопротивлению охране лагеря в
случае попытки его уничтожения.
Мало того, предусматривался
вариант вооруженного выступления
военнопленных в случае приближения
советских войск.

— Наше
милосердие, — говорил после Седов, —
было воинствующим, полностью
нацеленным на продолжение
вооруженной борьбы с супостатами.
Для этой цели мы и собирали оружие и
патроны, всякий раз рискуя головой.

Военнопленных
использовали на работах в
подсобном хозяйстве охраны лагеря
в пригороде Харькова — Куряже. И
оттуда удалось доставить в лазарет
пистолеты, автоматы и даже два
пулемета. Их спрятали в автоклавах,
предназначенных для обработки
перевязочного материала.

С началом
наступления Степного фронта на
Курской дуге. фронт стал
стремительно приближаться к
Харькову. Затаив дыхание, все ждали,
когда наступит час освобождения. В
один из этих напряженных дней
советская авиация совершила
массированный налет на военные
объекты гитлеровцев. Охрана лагеря,
боясь попасть под советские бомбы,
сбежала. И этим воспользовались
подпольщики. Они взяли управление
лагерем в свои руки и по приказу
Седова подняли над ним красный
флаг, чтобы свои случайно не
ударили по его территории.

Когда через
несколько часов к лагерю прибыла
зондеркоманда, чтобы его
уничтожить, военнопленные
встретили ее пулеметным огнем.

На следующее
утро в Харьков вошли соединения
наших войск, в том числе и части 1-го
механизированного корпуса
генерала М.Д. Соломатина, в котором
довелось служить автору этих строк.
Конечно, мы тогда не встретились с
Константином Рафаиловичем. Не
задерживаясь в городе, мы
стремились гнать врага как можно
дальше на запад. Ушли вместе с нами
бить гитлеровцев и освобожденные
военнопленные, способные держать в
руках оружие. Пережитое ими взывало
к отмщению.

По поручению
командования военврач Седов
какое-то время занимался еще
эвакуацией из Харькова больных и
раненых, а потом получил назначение
начальником ППГ — полевого
подвижного госпиталя — и ушел вслед
за войсками.

— Это было
для меня, — вспоминал Константин
Рафаилович, — самой высокой
наградой, свидетельствующей о
полном доверии. Даже после, когда
пришла директива сверху: всех
бывших военнопленных направить
туда-то для проверки, мне позвонили:
вас это не касается.

В этом
полевом госпитале встретил Седов и
личное счастье: свою Анечку,
заведовавшую госпитальной аптекой
и ставшую Анной Николаевной
Седовой, с которой и прожил он всю
жизнь душа в душу.

Вместе с
госпиталем дошли они до Дрездена,
где прослужили еще два
послевоенных года.
Демобилизовавшись, Седов 11 лет
проработал в Куйбышевской области
в качестве заведующего
терапевтическим отделением и
главврача больницы. Когда же
началось интенсивное освоение
Восточной Сибири, молодая семья
переехала в Иркутск. Константин
Рафаилович стал заведовать
кафедрой госпитальной терапии
Иркутского мединститута. Через
десять лет он был уже доктором
медицинских наук, профессором.

Он станет
автором более 300 научных работ,
посвященных профилактике ряда
профессиональных заболеваний,
связанных с местным производством.
Например, со слюдяной и мраморной
пылью, со спецификой труда в лесной
и алюминиевой промышленности. Он
первым стал исследовать
зависимость хронических
неинфекционных заболеваний от
климата, в котором живет человек,
особенности течения таких
заболеваний в условиях Восточной
Сибири.

Будучи
председателем координационного
центра АМН СССР по
научно-медицинским проблемам БАМа,
Седов организовал комплексные
исследования по проблемам
адаптации и здоровья людей, живущих
и работающих на этой стройке.

За свой вклад
в науку он был избран
действительным членом (академиком)
Академии медицинских наук в 1980
году, а через два года ему была
присуждена Государственная премия
СССР. Он стал кавалером орденов
Ленина, Октябрьской Революции,
Трудового Красного Знамени,
Красной Звезды и Отечественной
войны 1 степени.

Впрочем,
Константин Рафаилович никогда не
кичился своими званиями и
наградами, почти никогда не надевал
их. Для него главным всегда была
работа, которая приносит людям
исцеление, идеи, которые помогают
найти новые, более совершенные пути
к здоровью и долголетию человека. И,
возможно, самой большой наградой
было для него то обстоятельство,
что и сын Сергей, и дочь Татьяна
стали медиками — оба защитили
кандидатские диссертации. Как
говорится, пошли по стопам отца.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Фоторепортажи
Мнение
Проекты и партнеры