Эшелон прошел без
остановки

Татьяна
КОВАЛЬСКАЯ, г. Черемхово

Давно
замечено, что население делится на
две части: на тех, кто пьет один и
тот же чай по два-три дня, и тех, кто
любит только свежий чай, за десять
минут до чаепития заваренный. И
есть некая глубоко скрытая черта
характера, отличающая любителей
настоящего чая: верность традиции,
тонкий вкус, твердость характера,
сильная воля. Последняя нечаянная
встреча как-то неожиданно
повернула к такому именно
заключению. Волею случая оказалась
я в квартире Анастасии Михайловны
Грибовой.

Судьба очень
пожилой женщины (покойный муж звал
ее Надей), потрясающая своим
будничным драматизмом, читалась в
каждой морщинке сурового лица, в
огромных, запавших в темные впадины
светлых глазах, до краев
наполненных глубоким страданием.
Рассказывала дочь Тамара, сама уже
пенсионерка, а Анастасия-Надя
поддакивала и дополняла, напрягая
слабый слух. По моей просьбе
извлекли сложенные треугольником
письма военно-полевой почты, и я с
трудом разбирала стершиеся
карандашные строчки двух посланий
красноармейца Бориса Грибова.

Потом
пригласили меня к чаю. Мимоходом
было сказано, что в семье издавна
принято пить только
свежезаваренный крепкий чай с
молоком. И что выпечка на столе —
дело рук мамы, то есть вдовы. Она всю
жизнь заводит квашню и всякое
другое тесто, у дочерей так хорошо
не получается. С аппетитом поедая
удивительно вкусный пирог и
булочки, я все более поражалась и
проникалась уважением к этой
удивительной женщине. Вот это сила
воли и, вот это характер! В 92 года
вымешивать дрожжевое тесто и
стряпать сдобу по какому-то своему,
особенному рецепту!

Эта
худощавая, не согнувшаяся под
грузом лет женщина жила одна с
тремя девочками с сорок первого
года… Когда мужа Бориса,
начальника черемховской артели
фотографов, мобилизовали и
отправили на восток, где обучали и
формировали дивизию, Надя не знала,
что под сердцем носит третьего
ребенка. Приготовила посылочку с
теплыми носками, табаком и
перчатками, как просил в своем
письме муж, думала передать в
эшелон на станции. Но поезд прошел
без остановки, прямой дорогой на
Москву.

Как она жила
с девочками, с грудной малышкой
Людочкой, Томочкой, прозванной
отцом "тараканом", и старшей
помощницей Лидой — одному Богу
известно. Все сама, одна. Муж увез ее
из родных мест, из Улан-Удэ, где
остались родители и сестры. Там
было бы легче. А в Черемхове снимали
комнату, потом в бараке квартиру
дали. Продавала мужние вещи. Когда
младшая встала на ножки и научилась
за собой следить, Грибова
устроилась в хлебный магазин. Два
дня работает, два дня дома.

Уже и день
победы народ отпраздновал, и мужики
вернулись с войны, а их папка
никаких вестей не подавал.
Военкомат выдал справку, что Борис
пропал без вести. Сколько слез
пролила Анастасия над его письмами,
фотографиями… Дочки наизусть
выучили фразы: "Здравствуйте,
дорогие мои Надя, Лида и мой таракан
Томочка.(Он и не подозревал о
существовании третьей дочки
Людмилы)".

В 1950 году
вдруг пришло письмо из села
Красное, Калининского района
Московской области. Там на пахоте
обнаружили останки бойца и
медальон с адресом. Это был Борис.
Предлагали приехать на
захоронение. Но где было вдове
взять денег на столь дальнюю
поездку? Отписала, что не сможет, но
просит сообщить место захоронения.
И вскоре из сельсовета пришло
отпечатанное на машинке письмо и
вложенный в конверт медальон.

Мне показали
то и другое. Попыталась поставить
себя на место Нади: держу в руках
черный пластмассовый патрончик,
длиной со спичечный коробок,
отвинчиваю крышку, вынимаю туго
свернутый длинный листок. Четко
отпечатаны вопросы анкеты и едва
различимы стертые временем
карандашные слова. Имя бойца, адрес
рождения, возраст, имя и адрес жены.
Хорошо, что город невелик и соседи
не поленились принести вдове
письмо в другой район, где она тогда
жила.

Скорбная
весть, но и утешительная. Да и
захоронили пехотинца Грибова с
почетом на сельском кладбище, почту
через 10 лет после страшного боя,
первого и последнего в его жизни.
Надо полагать, в живых никого там не
осталось, коли сведений у
командования не было. А судьба, если
можно так назвать военную
мясорубку, уложила Бориса в ту же
землю, где он появился на свет.
Деревня Подлипки, что рядом с
Коломенским под Москвой, — место
его рождения.

"Надя, ты
пишешь, что кашляют дочки, то береги
их как можно лучше и говори, что,мол,
слушаться не будете, папа будет
ругаться". Берегла, как могла,
учила уму-разуму. Шел 1957 год. Когда
барак снесли при строительстве
новой улицы, дали Грибовой квартиру
в новом доме, кирпичном,
четырехэтажном. Правда, на четверых
только одну комнату, во вторую
поселили многодетную семью из
шестерых человек. Содом
невозможный стоял несколько
месяцев, пока соседи не сменялись
на квартиру со спокойной
супружеской парой.

Сегодня
вдова бойца, Великой Отечественной
войны, павшего под Москвой, живет в
той квартире с дочерью Тамарой.
Потолки высокие, стены толстые,
батареи чугунные, добротно
сделанные полы, двери, окна. Нынче
так в Черемхове не строят.

А ведь Борис
даже не думал о затяжной войне. В
своем последнем письме советовал
жене продать его часы и другие вещи:
"Не жалей и не дешеви". И дальше
успокоительно для нее и для себя:
"А сколько я пробуду в армии, то и
сам не знаю, да ты напиши, может, кто
уже пришел, то тогда и нам срок
сократится". Уж так подробно, так
нежно, так прощально, так
завещательно написано:
"Переезжай к папе и береги
дочерей". Она берегла, не искала
другого человека, как другие, хотя и
не осуждала — живое к живому
тянется. Просто ей другого не надо:
однолюбы они с Борисом, дороже
семьи, дочерей и внуков нет никого.