Пашка и Матвей — детдомовцы. У них есть мама — одна
на всю группу. Зовут ее Ольга Александровна. «Мы одна
семья», — часто повторяет она. Самому младшему в группе,
Антону, пять лет, старшему, Пашке, четырнадцать.

В уютных комнатах, застланных веселым ковролином, есть
все для жизни. У Пашки и Матвея двухэтажная кровать.
Пашка спит наверху, Матвей внизу. Вечером друзья обсуждают
увиденное по телевизору. Особенно их умилил рекламный
клип про девочку, которая пьет третий стакан сока. Папа
ей говорит: «Деточка, ты же лопнешь!» Она ему отвечает:
«А ты налей и отойди». Матвей соскакивает с кровати,
наливает в стакан воды и махом выпивает, потом еще один.
Пашка с верхотуры ему кричит: «Деточка, ты же, паразитка,
лопнешь!» Матвей протестует: «Отсебятина, отсебятина!
Там не было слова «паразитка».

Кормят в детском доме ребят неплохо, правда, сок дают
редко. Зато компоты очень вкусные. Так ведь дело и не
в соке. Проявление родительской любви на экране всегда
жадно притягивает мальчиков. Это как чужая неведомая
жизнь на другой планете. И вечный детский вопрос: как
же так получилось, что у них нет этого?

У Ольги Александровны сын Вова, он часто приходит с
матерью на дежурство и играет с мальчишками. Иногда
и ужинает в детдоме. Воспитательница старается не выделять
Вову в общей массе детей. Как бы вовсе не замечает его.
Но Паша и Матвей то и дело уловят ее любящий взгляд,
брошенный на сына…

На Матвея тоже так мать смотрит, когда в очередной раз
выходит из заключения. Но этот взгляд невыносим: кроме
любви, в нем столько боли и беспомощности! Мама у него
алкоголичка. Однажды, когда Матвею было семь лет, его
отпустили с мамой погулять по городу. В честь такого
события выдали новые ботинки. Мать привела сына на барахолку
и сказала: «Снимай, сынок, ботинки. Продадим и закусим.
А тебе выдадут».

Еще совсем недавно она часто писала из тюрьмы. Почерк
в письмах был чужой, красивый. А какие слова: «Любимый,
дорогой, ненаглядный! Не простужайся, не бегай зимой
без шапки, береги себя!». Потом он перестал отвечать
на письма, написанные чужой рукой…

У друга Пашки вообще нет ни отца, ни матери. Его подкинули
в Дом ребенка, когда он был совсем маленький. Помнит
себя лет с трех. Особенно момент, как их кормили кашей.
Толстая и равнодушная нянька, не глядя, тыкала ему в
зубы ложкой. Это если не успеешь раскрыть рот.

Матвей как-то спросил друга: «Пашка, ты когда вырастешь,
у тебя будут дети?»

— А как же, пять штук.

Оба рассмеялись. О будущей жизни мальчишки любят мечтать.
Мечты у них есть долгосрочные и те, что поближе. Начинают
с ближних. Уже осень. В километре от детдома находится
болото, богатое на клюкву. Ягоду они собирают когда
одни, когда вместе с мамой Ольгой Александровной. И
продают ее тут же, у шоссе. Сначала воспитатели ломали
голову, хорошо это или нет? Потом решили, пусть у детей
будут карманные деньги, честно заработанные.

— Клюква вздорожает, — деловито рассуждал Пашка, —
продадим, как в прошлый раз, ведро.

— И на чупа-чупсы потратим, — язвительно заметил Матвей.

— Деточка, ты же лопнешь… Слушай, давай купим фотоаппарат,
— предложил Пашка, — будем делать карточки и продавать!

— Кому? — уныло протянул Матвей.

Теперь мечта номер два. Очень солидная. Не так давно
Матвей узнал, что в деревне под Иркутском у него есть
дом. Когда мать забирали, окошки в нем заколотили. Выходит,
дом Матвея дожидается. Они специально с Ольгой Александровной
посмотрели личное дело. Там прямо на папке указан адрес.
Дом матери достался от бабушки, и Матвей в нем никогда
не жил.

Друзья решили вместе жить в нем, когда вырастут.

— Заведем гусей, корову, картошку будем выращивать.
Зачем нам этот город? Правда, Паш?

— Пошел он к черту, этот город, — соглашается Пашка.
— Главное, чтоб не спалили.

И уже сон одолевает мальчишек. За окном детского дома,
как серые динозавры, проносятся фуры. Свет от фар неровным
светом озаряет комнату. На соседней койке мирно похрапывает
маленький Антошка. Пашка и Матвей наконец засыпают.
И сны им снятся такие же быстрые и скользящие, как этот
свет от ночного шоссе.