Детдомовец и «Солнышко»

Помните, в сказке Евгения Шварца «Золушка» герой говорит:
«Никакие связи не помогут ножке стать маленькой, а душе
большой». Галя, черноволосая, улыбчивая, была от природы
маленькая росточком, тоненькая, но с огромной душой.
Она любила всем помогать в своем нищем студенческом
общежитии. Она вообще любила жизнь. Но больше всех —
вчерашнего детдомовца Юру Сокольникова. Высокого, худого,
на вид совсем пацана. Хотя ему и стукнул уже 21 год
и он носил для солидности тоненькие усы. Как-то
быстро и неожиданно для себя они «закрутили любовь».
«Ты — мое «Солнышко», мой свет в окошке», — ласково
говорил Юра девушке.

Однажды «Солнышко» долго-долго смотрела на него, потом
сказала со вздохом:

— Я беременная. Сделала УЗИ… Ты только не пугайся.
Парни часто, услышав такую новость от своих девушек,
пугаются… Я прерву беременность. Какие из
нас с тобой родители? Жилья своего нет, денег нет…
Ничего у нас с тобой, Юра, нет.

Она, конечно, страстно хотела иметь ребенка, но ведь
это зависело не только от нее одной. А Юра речь о женитьбе
не заводил. Он, кажется, вообще об этом еще и не думал.
Но неожиданно поднес ей к лицу кулак и нарочито строго
сказал:

— Никаких прерываний! Я хочу иметь свою семью и своих
детей. Обязательно четверых. Завтра же подадим заявление
в ЗАГС.

— Почему именно четверых? Так много? — удивилась
она сквозь слезы радости.

— Не знаю… Можно и троих, — согласился он.

Так они поженились. Жили в разных комнатах общежития.
Юра учился в музыкальном училище, а Галя, успев к тому
времени закончить училище культуры, работала в центральной
городской библиотеке (ЦГБ), что на улице Трилиссера.
Одновременно поступила на заочное отделение Восточно-Сибирской
государственной академии культуры и искусства в Улан-Удэ.

Когда Галя, еще до разговора
с Юрой, пришла со своими сомнениями к начальнице, заведующей
читальным залом ЦГБ Любови Ивановне Пересыпкиной, матери
троих детей, та удивилась:

— Ты еще раздумываешь?! Дети — такое счастье. Потом
сама поймешь. Ну, а насчет того, что не вовремя, что
нет того-сего, что не успела закончить академию, так
дети никогда «вовремя» не бывают. Они всегда чему-то
мешают — то учебе, то карьере… Рожай, даже если твой
парень и не женится на тебе. Поможем.

И действительно, люди на первых порах им здорово помогали.
Иногда совершенно незнакомые, чужие. Меня особенно
поразили щедрость и бескорыстие супругов Натальи Потаповой
и Вячеслава Оширова, медиков по профессии. Узнав о
бедственном материальном положении молодой четы Сокольниковых,
они взяли над ней настоящее шефство. Много чего им подарили
из детской обуви, одежды, мебели. В том числе 40 совершенно
новых ползунков, коляску, кроватку, оригинальный стульчик.

Недавно я побывал в гостях у Сокольниковых. Маше, первенцу,
уже 4,5 года. Она ходит в школу раннего развития, работающую
при одном из городских домов творчества. Изучает там
различные дисциплины. В том числе английский язык и
математику. Занимается еще в кружке классического танца.

— Станцевать можешь для меня? — спрашиваю я.

— Угу… А вы меня очень просите?

— Конечно! Очень даже прошу.

Маша немного станцевала прямо на кухне, но тут у соседей
сверху бригада шабашников, нанятых для ремонта, загрохотала
молотками, завизжала сверлами, и девочка, испугавшись,
убежала в спальню к сестричке Соне, которой еще только
2,5 года.

— Вот так каждый день, — вздохнула Галя, показывая
взглядом на потолок. — Дом-то новый, мы недавно сюда
въехали.

Галя снова беременная. Говорит, улыбаясь:

— Наверное, на этот раз будет мальчик. Беременность
протекает по-другому.

Я смотрю на эту хрупкую, счастливую женщину и удивляюсь
ее мужеству. Ведь она родила Машу и Соню с помощью кесарева
сечения. Третьего ребенка будет рожать так же.

— Юра — человек верующий, крещеный, — тихо говорит
она, когда мы остались в комнате вдвоем. — Он вообще
против абортов. И я против. Дети нам даны от Бога, не
надо его гневить.

Путешествие по казенным домам

Это у них, на «загнивающем» Западе, как любили говаривать
в советскую эпоху коммунисты, детей-сирот и детей, оставшихся
без попечения родителей, стремятся отдать в семьи. Так
поступают в США, Франции, Германии, Японии. У нас же
всегда преобладали детские дома, приюты и интернаты.
Однако казенный дом, даже очень хороший, не заменит
ребенку семью. Пусть хоть сто раз тот назовет нянечку,
воспитателя или директрису «мамой».

Но что поделаешь, такова была советская, а теперь и
российская действительность: не горят большим желанием
наши граждане усыновлять сирот. И даже брать над ними
опеку. То ли оттого, что сами живут необустроенно и
бедно, то ли денег за опекунство государство выплачивает
недостаточно. В общем, как бы там ни было, но в позапрошлом,
например, году из наших детских домов россияне усыновили
7175 детей. Практически столько же, сколько иностранцы.

Юру Сокольникова тоже никто не усыновил, не взял под
опеку. Да, собственно, в ту пору это властью и не поощрялось.

… Его мать, студентка-первокурсница, ждала
в роддоме, когда придет проведать сына отец, да так
и не дождалась. Парень просто-напросто сбежал временно
из Иркутска. Тогда она написала отказ от ребенка, покормила его
грудью в последний раз и ушла в общежитие продолжать
учебу. Записала малыша на фамилию парня, отчество
— по имени своего собственного отца. И даже успела
придумать мальчугану имя.

Первые несколько лет Юрий рос в Иркутском доме ребенка,
потом — в детском доме N 5.
В начале 80-х, его перевели в Черемховский детский
дом, где он находился до 7 лет. В первый класс пошел
в школе-интернате, которая располагалась тут же в Черемхове,
на той же самой улице, что и детский дом.

Это был самый жестокий казенный дом в его жизни. Старшеклассники
(«старшаки») постоянно избивали ребят из младших классов.
Отбирали полдники. Заставляли искать для себя «бычки».
Если «бычков» не удавалось принести, то в ход шли
кулаки.

— Ночью они любили вставлять нам между пальцами
ног спички и поджигали, — рассказывает Юрий. — Мы
просыпались от боли и страха, а наши мучители дико
хохотали. Я как-то пожаловался директору, она наказала
обидчиков. Но что толку? За это они опять нас избили.
Да еще сильнее прежнего.

— «Дедовщина» какая-то, — ужаснулся я.

— Ну, «дедовщина»… Только в армии вместо «старшаков»
бесчинствуют «деды». Это у нас
такая национальная забава — глумиться над младшими.

— Убегали, наверное, из интерната?

— Убегали. Скитались, как беспризорники, по городу,
ночевали в подвалах жилых домов. Но милиция нас отлавливала,
снова привозила в интернат, и все продолжалось по тому
же кругу. Я уж думал, что не смогу закончить шестой
класс, сбегу куда-нибудь подальше. На юга, например.
Чтоб не нашли. Но тут как раз Черемховский интернат
закрыли на капитальный ремонт, а нас разбросали по двум
другим — Братскому и Лесогорскому N 11. Мне повезло
— я попал в Лесогорский, где ситуация была нормальная,
без насилия. Там воспитывали совсем по-другому, почти
по Макаренко. Мы имели большие права, участвовали в
самоуправлении наравне со взрослыми, занимались подсобным
хозяйством.

Кстати, на следующий день после приезда Юрия в Лесогорск
развалился Советский Союз. Такое вот странное совпадение.

В Лесогорске он первый раз влюбился. В восьмиклассницу,
соседку по парте. Дружили три года. «Как дружили? Под
ручку ходили, уроки вместе делали, помогали друг другу.
Писали записки: люблю, скучаю, жить без тебя не могу. Рисовали
на листках свои ладошки, цветочки. Чистая детская любовь.
Мы даже ни разу не поцеловались. Потом враз как-то
все прошло, забылось. Наверное, повзрослели и подростковая
романтика кончилась. В итоге каждый пошел своей дорогой».

Был в жизни Юрия еще один, шестой по счету, казенный
дом — Ангарский интернат N7, где он и закончил школу.
Здесь окончательно увлекся музыкой, неплохо играл на
трубе в местном оркестре, а затем поступил в Иркутское
музучилище. (В общежитии этого учебного заведения и
познакомился с Галей).

Говорит, что ощущения от детских домов и интернатов
остались противоречивые. Было много как плохого, так
и хорошего. Все зависело от конкретных воспитателей.
Добрым словом вспомнил Галину Александровну Юрову из
Ангарска, которая не дала ему бросить 11-й класс.
Очень помогли в
жизни также Вера Степановна Денисова, Татьяна Ивановна
Заварзина и Изольда Дмитриевна Щербакова из
Лесогорска. Он и сегодня поддерживает с ними связь.

Юристами не рождаются, ими становятся

Как-то в музучилище очень уж долго, полгода, студенты
не получали стипендии. «Нет денег», — неизменно отвечали
им руководители учебного заведения. Юрию Сокольникову
вся эта канитель надоела до чертиков и он подбил сокурсников
обратиться с жалобой в прокуратуру. Студентов особенно
возмутило, что педагоги при этом зарплату получали исправно.
Написали обращение, собрали подписи, отнесли в грозное
ведомство, откуда и грянул вскоре гром. Деньги на стипендии
сразу же нашлись, но зачинщику бунта пришлось после
этого из стен «музыкалки» уйти.

— Значит, ты правдолюб? Всегда бьешься за правду?

— Да.

— А знаешь, что таким людям живется трудно? Правда
ведь не всем нравится. Особенно чиновникам.

— Это уж точно, — соглашается мой собеседник. — Испытал
на собственной, как говорится, шкуре. Мне ведь и за
получение квартиры пришлось побороться. Детдомовцам
после того, как они закончат учиться в вузе, государство
обязано предоставить собственное жилье.

— После того, как тебя «ушли» из музучилища, наверное,
и решил стать юристом?

— Так и было. В нашем дико-правовом государстве без
хорошего знания юриспруденции не обойтись. Вот и поступил
в БГУЭП на судебно-следственный факультет. Два года
назад закончил его, работаю юристом в одном НИИ.
Консультирую еще частных лиц и частные фирмы.
Но это уже в свободное
от основной работы время. Подрабатываю на компьютере.
На одну только зарплату не проживешь с семьей. Приходится
крутиться.

В том, что он юрист востребованный, я убедился сам.
Пока мы беседовали, наш разговор прерывали пять раз
телефонные звонки. Звонившие хотели проконсультироваться.
Юра всем отвечал четко, по существу. Давал такие же
четкие советы. А ведь парню всего-то 27. Многие в его
возрасте толком еще и определиться в жизни не могут,
не то что давать умные советы.

«Я теперь — не сирота!»

Быть брошенным собственными родителями и обидно, и…
стыдно. Юрий Сокольников все время ощущал в себе комплекс
сироты. Стеснялся говорить знакомым, что он «отказник».
Все время чувствовал страшную потребность найти отца,
мать. Посмотреть, какие они. На кого из них он больше
похож. Белое пятно в биографии тяготило.

И он начал поиск. Еще до женитьбы, в возрасте 18 лет.
В его личном деле информация была скудная: ФИО матери,
училась в политехе, адрес, где временно жила в Иркутске.
В графе «отец» стояли прочерки. Правда, в медицинской
карте было написано, что он тоже студент ИПИ.

Юра отправился перво-наперво в архив роддома. Там нашли
обменную карту матери. Но ни о ней самой, ни о ее несостоявшемся
муже ничего нового карта не сообщила. Это, однако, будущего
юриста не остановило. Он с еще большим рвением продолжал
расследовать свое генеалогическое древо. Узнал, что
у матери другая фамилия. Ничего не дали и
обращения в паспортный стол, в управление исполнения
наказаний, в другие государственные учреждения.

Тогда Юрий, подумав, начал с другой стороны, с архива
политеха. И — о, счастье! — нашлась личная карточка
отца. Очень подробная. Отец, его родители жили в отдаленном
рабочем поселке на Дальнем Востоке. Был указан даже их
телефон.

Созвонились. Встретились. Никаких особых эмоций. У отца
была семья, жена и три дочери. Свалившийся на голову
невесть откуда взявшийся сын, о существовании которого
он напрочь забыл, не очень-то обрадовал его.
Разговор не клеился, души не срастались, хотя кровь
была родная. (Отец этого отрицать не стал).

Тут выяснилось, что мать Юрия родом из того же поселка,
но давно из него уехала. Зато в нем живет до сих
пор ее мать — пенсионерка. Пошли с ней знакомиться.
Постучали в дверь небольшого деревянного дома. На стук
вышла… молодая симпатичная женщина в спортивном костюме.
Увидев ее, отец Юрия опешил, долго не мог прийти в
себя. Женщина тоже растерялась.

— Знакомься, это твой сын, — сказал ей наконец
отец. И, подтолкнув Юрия вперед, шепнул:
«Поздоровайся».

— Здравствуй,.. мама.

На слове «мама» Юрий запнулся, долго не решался его
выговорить. В эту минуту он вообще плохо соображал.

А женщина все вмиг поняла, застонала и, обмякнув, опустилась
на ступеньку крыльца. Она ничего не говорила. Просто
сидела, смотрела на него и плакала.

Надо же такому случиться! Все произошло как в лихо
закрученном романе. Мать Юрия, жившая с мужем в
центральной части России, приехала в эти дни навестить свою
одинокую родительницу. И встретилась неожиданно
с сыном, которого оставила когда-то в Иркутском роддоме.

— Теперь и она, и ее муж нам очень сильно помогают,
— говорит Юрий.

— Осуждаешь мать за прошлое?

— У меня нет на нее обиды. Наверное, другого
выхода она в то время не видела, — как-то отстраненно
говорит Юрий. — Растерянная деревенская девчонка,
только что приехавшая в большой город… 18 лет ей исполнилось
лишь на следующий день, когда я родился.

— А отец? Переписываетесь хотя бы?

— Нет. Иногда созваниваемся, но редко.

— Он кто по профессии?

— Геолог.

— Ты на него больше похож или на мать?

— На него.

— Родители не пытались потом, позднее, встретиться,
пожениться, найти тебя?

— Отец приезжал к матери на БАМ, где она работала,
предлагал сойтись. Но она отказалась. Не простила
его. Говорит, что пыталась искать меня… Не знаю.
Знаю только, что отец не искал. Это точно. Он мне сам
об этом сказал.

Больше всего Юрия поразило вот что: родители отца и
матери ни сном ни духом не знали о его существовании.

— Ощущение было такое, словно тебя родили и тут же
заживо похоронили, — грустно сказал он. — Я этого
не понимаю.

Честно говоря, я тоже.