— Светлана Васильевна, итоги благотворительного марафона, проведённого 1 июня, вызвали неоднозначную реакцию, в первую очередь со стороны иркутских пользователей Интернета. Как вы считаете, чем это было вызвано?

— Мы сейчас серьёзнейшим образом анализируем как организационные моменты и содержательную часть марафона, так и итоги, и некоторые уроки мы уже извлекли.

Не случайно же возникают все эти недоуменные вопросы: куда там идут деньги, чем фонд занимается, кому он конкретно помогает? На будущее, поскольку мы заключили соглашение с губернатором о том, что подобное мероприятие будет проходить ежегодно, нам нужно будет более полно раскрыть содержательную часть: проекты, программы, уставную деятельность — чем, как и кому мы помогаем.

Сейчас от управления соцзащиты, от приютов, от различного рода сиротских и медицинских учреждений собрана огромнейшая папка заявок на решение детских проблем. Каждому участнику марафона будет вручён весь анализ поступления средств, конкретно: от такого-то коллектива получена такая-то сумма.

— Каковы общие результаты телемарафона?

— Общая денежная сумма, полученная в итоге марафона, — 1 550 000 рублей и 10 долларов. Плюс товарно-материальные ресурсы на сумму 2 039 000 рублей. Товарно-материальные ресурсы были в основном адресные, с ними проще, они уже разошлись по своим адресатам. Исключение составила разве что одежда, которую нам предоставили некие предприниматели, они не пожелали себя озвучить, а просто принесли сумки.

— Высказываются предположения, что лучшие вещи, что называется, «уходят» самим организаторам. Каков механизм контроля над поступлением вещей?

— Даже если нам принесли, например, какие-то ценности в сумке, без каких-либо документов, у нас работает ревизионная контрольная группа, которая тут же актирует эти вещи. В группу входит специалист, который может оценить их стоимость. Единственное, что у нас не оценивается никогда, — это вещи, бывшие в употреблении. Всё, что мы собрали из таких товарно-материальных ресурсов — ну, какие-то пылесосы там нам принесли бэушные, что-то ещё такое, — всё это идёт тотчас в переборку, классификацию, упаковку, и дальше будет отправка.

— Каков механизм распределения того, что получено на марафоне?

— Наше обязательное условие — мы должны согласовать с теми, кто нам дал деньги, расходование этих средств. Потому что у благотворителей есть какие-то свои предпочтения: кто-то хочет спонсировать спорт, кто-то — культуру, кто-то — здравоохранение, кто-то — сиротские учреждения. Мы даём возможность каждому благотворителю сделать этот выбор самому.

Если предприниматели предоставляют нам право распоряжаться деньгами — мы выносим этот вопрос на заседание президиума. Это общественный орган, совершенно независимый, в который входят представители и сиротских учреждений, и госструктур (например, есть у нас люди из главного управления образования), и системы социальной защиты, которые вместе с нами на этом заседании утверждают окончательно весь план, всю смету расходования поступивших средств. И уже потом, к осени, начнётся, что называется, раздача слонов — и средств, и товарно-материальных ресурсов. Закончится эта акция, я полагаю, к Новому году, после чего мы представим обязательный финансовый отчёт. Это обычно финансовая отчётность не только перед нашей ревизионной комиссией — нас проверяет Российский Детский фонд, нас проверяет налоговая, нас проверяет банк. Если бы даже — отвечая на чей-то вопрос, «как по карманам деньги будут разложены» — мы были очень бесчестными людьми, ни банк, ни налоговая не пропустят ни одного благотворительного счёта, никакой оплаты, ни одной копейки нецелевого назначения. Вот в чём наше преимущество, вот почему с нами работает крупный бизнес — потому что он видит, куда идут средства, на что они расходуются, что очень важно для них.

— Каковы ваши взаимоотношения с администрацией? Вы получаете какие-то средства из бюджета?

— Мы никогда их не получали. Мы гордимся тем, что всё, что мы сделали, начиная от офиса и заканчивая материальной базой Детского фонда, взаимоотношениями с бизнесом, взаимоотношениями с нашими объектами для благотворительности, — это результат совершенно самостоятельной работы. И то, что сейчас власть нас заметила, мы понимаем как величайшую ответственность. Это естественный процесс, когда объединяются усилия бизнеса, власти и общественности в решении каких-то конкретных задач.

— Как можно измерить, в чём выразить конкретные результаты вашей работы?

— Ну, назвать какие-то цифры я сейчас не берусь. Но по году мы такой анализ делаем.

Каждый наш проект не придуман где-то тут, в стенах Детского фонда, он порождается самой жизнью. Например, мы увидели пять лет назад, что у нас в области огромная очередь детей — более тысячи человек — на получение индивидуальных слуховых аппаратов. Это слабослышащие дети-инвалиды. В год по государственным программам ранее приобреталось от десяти до двадцати аппаратов для них. Из года в год эта очередь практически не убывала, потому что у нас, к сожалению, наблюдается рост тугоухости. Дети переходили во взрослую очередь, там стояли годами на получение этих слуховых аппаратов, в результате чего превращались в глубоких инвалидов.

Чем раньше ребёнок получает слуховой аппарат, тем быстрее он адаптируется: он может учиться в общеобразовательной школе, затем получить профессию. Мы изначально решили, что не будем покупать слуховые аппараты отечественного производства, которые приобретались по государственным программам, так как сурдологи нам сказали, что ребёнок испытывает жуткий дискомфорт от таких систем, у него болит голова, он просто не может носить этот аппарат. Мы сразу решили: пусть мы купим три аппарата, но чтобы они были высшего класса. Нам очень повезло. В одночасье мы выиграли грант и сразу приобрели четыреста аппаратов. В результате очередь мы полностью ликвидировали, хотя закрыть эту программу, конечно, невозможно, потому что дети нуждаются в получении других аппаратов, у них меняются параметры слуха, появляются новые тугоухие дети… Теперь мы расширили рамки этой программы, с прошлого года приобретаем сурдооборудование для специализированных учреждений. Кроме того мы приобрели аппарат «Вербатон» для реабилитации детей в нашем областном Центре для детей-инвалидов. Это тоже необходимейший аппарат для групповой реабилитации слабослышащих детей.

Три года назад всплыла ещё одна остросоциальная проблема — детей, больных сахарным диабетом. Как известно, эта болезнь, к сожалению, не лечится, надо жить с ней, и ребёнок без индивидуального аппарата глюкометра просто не может жить. Он должен постоянно контролировать уровень сахара в крови, чтобы нормально развиваться, чтобы не впасть в кому, чтобы не случилось, не дай бог, каких-нибудь неожиданностей. А эти аппараты имели возможность приобрести совсем мало семей. Мы сделали анализ. Было выявлено двести пятьдесят два ребёнка из тех, кто по социальным показаниям не сможет купить аппараты, и за три года мы купили каждому из них индивидуальный аппарат. Сейчас мы обеспечиваем этих детей тест-полосками. Это тоже достаточно дорогостоящая вещь, и не каждой семье они по карману.

— Вы как-то работаете с детскими домами, с сиротами?

— Изначально фонд был создан как организация, поддерживающая государственные сиротские учреждения. И все эти годы у нас действовала программа «Тёплый дом». Суть её в том, чтобы сделать сиротское учреждение теплее. Все эти годы мы делаем всё возможное и невозможное, чтобы поддержать детские дома — от починки крыши до полного ремонта дома. Недавно вернулись из Черемховского района и Кутулика, возили туда целый «Камаз» груза: спортивный инвентарь, туристическое снаряжение для детского дома. Полный комплект туристического снаряжения собрали — от котелка до палатки. Все наши действия мы координируем с управлениями государственной структуры, к тому же мы сами знаем ситуацию в районах, в сиротских учреждениях, потому что постоянно там бываем. У нас есть программа «Дети глубинки», вот в рамках этой программы в последние годы большую часть каких-то товарно-материальных ценностей, всех наших ресурсов мы направляем в районы, потому что там нужды, бед и проблем на порядок больше, чем, скажем, в областном центре или прилегающих к областному центру территориях.

В Кутулике совершенно удручающее впечатление производит детский дом. За время своей работы в фонде я практически всю область проехала, много чего повидала, но вот такое убожество, такую бедность… Директор говорит, что за последние пятнадцать лет ни разу никто никакой спонсорской помощи им не оказывал. Одно полотенце на пять лет — о чём уж там говорить… Всё в таком состоянии! Там, конечно, нужна серьёзная материальная поддержка. Мы привезли им велосипеды, сладкие подарки (мы к детям без сладких подарков никогда не приезжаем), спортивную форму и посмотрели, что ещё надо этому детскому дому. Я думаю, что это не последняя поездка.

Но, к сожалению, таких домов у нас в Приангарье немало. В этом году мы проехали практически всю область. Специальный гуманитарный груз по зимнику возили. Мы были во всех отдалённых эвенкийских поселениях. Мы дважды бывали в Тофаларии, куда никто не ездит, это богом и людьми забытый край. Уже после первой поездки мы написали докладную записку на имя губернатора, так как то, что мы увидели там, вообще не подлежит никакому описанию.

Эта программа существует исключительно потому, что нашим генеральным спонсором является ВСЖД. Потому что без транспорта проехать по всей области, доставить груз просто невозможно, а нам брать на себя ещё и финансовые заботы по доставке груза не под силу. Мы от благотворителей получаем средства, товарно-материальные ценности, но доставить груз берёмся бесплатно. В Тофаларию мы летали, например, вертолётом, там уже власти предоставляли его нам для транспортировки.

Есть у нас такая программа, как «Семейный детский дом». Мы ею гордимся: за неё в прошлом году президент Российского Детского фонда был отмечен премией президента России как за инновационный проект в системе образования. Программу эту мы начали осуществлять восемнадцать лет назад. Наша позиция заключается в том, что лучше детей-сирот определять в семью.

Именно в Иркутске появился самый первый семейный детский дом — семья Рожковых, известная в России, тогда — в бывшем Советском Союзе. Они взяли пятерых ребятишек.

В те годы это было как бы альтернативой государственным учреждениям, и мы показали, что дети, которые выросли в семье, лучше социально адаптированы, подготовлены к взрослой жизни, они имеют родителей, отчий дом. Главная проблема — жилищная. Когда дети вырастают, родители спрашивают: где им квартиры доставать? Этот вопрос пока только в Братске нам удалось решить: там было выделено специальное помещение — двухэтажный деревянный дом, отремонтировано, и там приёмная семья имеет возможность расселять своих уже выросших, женившихся детишек. У остальных пока это острая, самая острая проблема.

— Но ведь дело, наверное, не должно ограничиваться только материальной помощью? Дом, еда — хорошо, но ведь жизнь на самом деле глубже?

— Вы знаете, бедность нас поглотила полностью, мы только этим и занимались. Но в какой-то момент поняли, что есть ещё группа детей, которые очень нуждаются в нашей поддержке. Это талантливые дети. И вот у нас третий год существует программа «Верю в тебя». Суть этой программы в том, что мы хотим и морально, и организационно, и материально поддержать талантливых детей. В первую очередь бедные таланты, естественно. У нас есть лауреаты Детского фонда — это и музыканты, и художники, и цирковые артисты будущие, и поэт у нас есть, мальчик действительно очень талантливый. И ещё есть у нас лауреаты Детского фонда — лучшие детские творческие коллективы. Лауреатство предполагает ежегодные выплаты премий на развитие коллективов, но главным образом это своеобразная общественная оценка их деятельности, общественная поддержка, организационная поддержка, поддержка их поездок, участия в фестивалях и так далее. Это лучшие детские творческие коллективы: «Солнышко», «Росинка» (черемховский коллектив), «Мелодия» (ангарский коллектив), хор мальчиков и так далее. Это коллективы, которыми мы гордимся, которые участвуют во всех наших благотворительных акциях.

У нас есть один мальчик, Хазеев Роман, очень светлый, очень талантливый ребёнок, единственный, кто учится в Московской центральной детской школе, куда он был направлен после одного из фестивалей. Он был воспитанником школы музыкантских воспитанников, но там, что называется, не вписывался, это другой ребёнок… На фестивале он был замечен, его пригласили в Москву, и в этом году он заканчивает второй курс. Роман не только обладает абсолютным слухом, но у него ещё талант композиторский, и сейчас он пишет достаточно серьёзную музыку, которую может исполнять симфонический оркестр. Но у него мама — инвалид, и если мы его не выучим, то он просто не сможет реализоваться. К великому сожалению, мы направили письма нашим благотворителям, чтобы они спонсировали Романа, но не получили ни одного положительного отзыва.

Есть у нас новая программа, мы её назвали «Уроки нравственности. Детская библиотека». Она адресована селу. Наши детские библиотеки нуждаются в поддержке. А если говорить о сельской библиотеке — то это, по сути дела, единственный источник информации, там читают и взрослые, и дети. Наша задача — помочь им в комплектации художественной литературой, классической в первую очередь.

— Очень многие задают вопрос: а зачем, собственно говоря, нужен фонд, и почему конкретной компании-благотворителю самой не заниматься распределением средств нуждающимся?

— Что значит компании самой расходовать благотворительные средства? Для этого необходимо разработать проект, то есть иметь банк данных — кто, где и в чём нуждается, иметь в штате не просто специалиста по связям с общественностью, а целую структуру, потому что, простите, мы тут пашем, по-другому не назовёшь. Мы профессионально это делаем. Конечно, крупные структуры могут создать корпоративные фонды. Но даже корпоративные фонды пользуются услугами, по крайней мере банком данных, фондов, которые профессионально этим занимаются.

— Я правильно понимаю, что вы фактически подменяете собой чиновников, которые, вообще-то, должны этим заниматься?

— Нет, это совершенно неверно. Я объясню, почему. Чиновники занимаются распределением бюджетных средств. Это их главная задача. Вот если они квалифицированно это делают, мы должны им сказать великое спасибо. А мы — мы занимаемся другой деятельностью, мы занимаемся сбором пожертвований. То есть мы дополнительно прибавляем к бюджету какие-то средства и товарно-материальные ресурсы. Вот в чём разница. Но с чиновниками нам надо дружить, надо с ними координировать свою деятельность. Мы берём ту составляющую проекта, которой чиновники не касаются, чтобы не пересекаться с ними. Например, есть программа «Дети-сироты», и там укрепление материально-технической базы учреждений тоже заложено. Но крышу мы чиним в исключительном порядке, когда уже просто вопль из района раздаётся: «Помогите!»

К сожалению, государство пока не в состоянии обеспечить всех нуждающихся должным образом. Сейчас, правда, ситуация немножко улучшилась. Два года назад был период полного отчаяния. Сейчас кто-то говорит, что проблем не убывает, несмотря на то, что восемнадцать лет фонд работает. Это просто совершенное непонимание: вообще-то мы не государственная структура, мы, к сожалению, не можем все проблемы решить, мы только берём какие-то действительно узкие проблемы и помогаем государству в их выполнении. Мы, если откровенно, профессиональные попрошайки, но мы попрошайки, которые реально помогают людям.

— Вас это не смущает?

— Вы знаете, когда я пришла на работу в Детский фонд, меня это более всего раздавило, вот эта позиция профессиональной попрошайки. К сожалению, мы не можем начать проект, пока не найдём, кто его профинансирует. К сожалению, мы ещё встречаемся не просто с откровенным нежеланием заниматься благотворительностью, но и с оскорбительной позицией по отношению к фонду: «ходите тут, просите», или там «заворовались»… Представляете? Мы до недавнего времени вообще только за спасибо работали, да и сейчас просто смешные зарплаты получаем, если это вообще можно назвать зарплатой. И когда такое отношение встречаешь, выходишь выпотрошенный до донышка просто. И когда приходят ко мне новые сотрудники, я им объясняю, что самое трудное — это выпрашивать деньги. Зато какое счастье, когда мы привозим что-то, видим детские глаза. И это компенсирует все нервные затраты и отрицательные эмоции.

— …И бывает что-то светлое, когда понимаешь: ради этого стоило всем этим заниматься?

— Нам в этом году подарили трёх коров на марафоне. Представляете: три коровы. Живые. Тут вот какая история: мы приезжаем в Новожилкино накануне марафона, там у нас есть приёмная семья, в которой воспитывается 15 детей-сирот. Это наш дом, который построил в своё время мясокомбинат. Там много проблем. Я приезжаю — они все убиты горем: погибла корова, кормилица. Когда в семье восемь дошкольников, малышей, которым молочко необходимо, и ещё семь школьников — то это, конечно, действительно горе. Денег на покупку коровы нет, что делать, как лето пережить? Тёлочка подрастает, но ведь она только на будущий год молоко начнёт давать…

Мы рассказали об этой ситуации на марафоне, и три района отозвались. Франтенко из Белореченского сразу сказал, что корову выделит. Вторым отозвался мэр Куйтунского района, третьим — мэр Братского района. Три района нашли по корове. Вот белореченскую мы уже вручили семье, они звонят: «Вы себе не представляете, что у нас делается! Нам привезли корову, да какую породистую, молока она по 15 литров даёт! Дети пляшут, счастье у нас неописуемое». Теперь вот вручаем в Куйтунском районе корову… Мы каждой семье, которой дарим корову, ставим условие, что первую тёлочку, которая появится у этой коровы, они подарят Детскому фонду. Фонд подарит её другой приёмной семье, и таким образом у нас такое будет «фондовское стадо». Это уже не рыба, это та самая удочка, потому что корова в хозяйстве — это большое дело.

Записал Дмитрий ТАЕВСКИЙ, журналист

На снимке: Кулинич Светлана Васильевна — председатель Иркутского областного общероссийского общественного фонда «Российский Детский фонд»

Фото Николая БРИЛЯ