Корабль натолкнулся на риф

Конечно, вынужденное безделье должно было скоро закончиться  – Варвара Григорьевна судила об этом по тому, как быстро нанимались взамен бастовавших новые служащие.  Ещё неделя, две – и на почтамте встанут в очередь за залежавшимися посылками, а на телеграфе застучат аппараты Уинстона; но как прежде, спокойно-уверенно, уже не будет. Потому что надёжный корабль Правительственного телеграфа наткнулся на риф революции и дал очень серьёзную течь. Чиновники, прежде различавшиеся по разрядам, теперь разделились на забастовщиков и штрейкбрехеров –  и стали заклятыми врагами.

В телефонные барышни? А почему бы и нет?

Варвара Сементовская окончила Иркутский институт Николая I в 1875 году. На выпускном акте ей вручили пожалованные Государыней-Императрицей книги. Отец, статский советник Григорий Петрович Сементовский, был доволен, но всё же заметил, что Катя Миштович, Таня Харинская  и Рая Серебреникова получили ещё и медали…

Григорий Петрович в то лето уже сильно болел и был особенно желчен. Он умер два года спустя, и супруга Глафира Ивановна, всегда бывшая при нём на положении институтки, оказалась  страшно свободной и совершенно растерянной.  А Варвара, воспринявшая от отца практический склад ума, решила определиться в «телефонные барышни», как, в изумлении от происходящего, выразилась Глафира Ивановна. В приказе же по ведомству новый статус Варвары определили так: «Женщина – почтово-телеграфный чиновник 6 разряда низшего оклада».

Законодатель той поры не предполагал, что дамы и барышни могут состоять на подобной государственной службе, но в Сибири, за недостатком хорошо образованных мужчин, делали исключение для выпускниц гимназий и дворянских институтов. Правда, выше четвёртого разряда их, как правило, не пускали, но оклады нередко давали высшие, поощряя за дельность и трезвый образ жизни.

Чиновницы  из почтово-телеграфного ведомства вполне обеспечивали себя, каждый год получали оплачиваемый двухмесячный отпуск (большая роскошь для той поры). Они и держались совсем не так, как их маменьки, получавшие от мужей на хозяйство строго определённые суммы. Глафира Ивановна Сементовская, не умея свести концы с концами, закладывала домашние вещи, а Григорий Петрович, узнав об этом, решил, что в покупках не было надобности – и публично, через «Иркутские губернские ведомости», отказался платить… Варенька в ту пору была уже институткой и об этой некрасивой истории узнала не сразу; но она многое подмечала сама и нередко сравнивала маменькиных приятельниц с классными дамами и госпожой начальницей.

Трудно не оконфузиться…

Правда, и в их возвышенно-строгом воображении  выпускница дворянского института трудно «рифмовалась» с телеграфной чиновницей. Но время шло – и представления менялись вместе с переменами в жизни. Начальник Иркутского почтово-телеграфного округа Пономарёв любил повторять, что «всё служит техническому прогрессу, и даже война с Японией дала толчок телеграфному делу: от Иркутска  до  Омска теперь тянутся пять проводов, от Иркутска до Благовещенска – два (как и до Гонжулина, Харбина,  Петербурга). И везде передача идёт на аппаратах Уинстона,  каждый из которых способен пропускать свыше тысячи депеш в сутки.  Работа безупречная…».

На слове «безупречная» начальник округа обычно запинался – вспоминал, как в январе 1905-го кончилась лента для аппаратов Уинстона:  Ангара ещё не встала, а большая шуга и туман мешали продвижению лодок и карбазов с левого, вокзального берега. Вагоны с товарами томились в железнодорожном тупике, в городе  не хватало сахара, муки, свечей, но газеты упорно писали о «безобразиях» на правительственном телеграфе.  О том, что вместо быстрой ленты Уинстона используют медленную ленту Морзе, с чем мириться уже совершенно нельзя.

В довершение конфуза в «Иркутских губернских ведомостях» появилась заметка «Шутки телеграфа»: «Командированный из Москвы военврач С.  третьего января сего, 1905 года получил от жены телеграмму, отправленную ещё 26 декабря. То обстоятельство, что телеграмма шла 8 дней, у нас в Иркутске никого не удивит, но странно то, что текст для краткости был выпущен, остались только два адреса – московский и иркутский. Военврач с нетерпением ждёт разъяснений».

Поводом для насмешек стала и история с провалившейся подпиской на миноносец «Телеграф». Деньги начали собирать сразу же с началом войны, и сумма вышла немалая, но всё-таки далеко не достаточная для постройки миноносца. В сущности, та же неудача постигла и местное общество приказчиков, но об этом все почему-то молчали.

Обыватели, по наблюдению Пономарёва, вообще с подозрительностью относились к людям, несущим технические новшества. Хотя именно телеграф помог нынешней весной избежать голода. А как ждали все ежедневные телеграммы с фронта, распространяемые во всех книжных и писчебумажных магазинах! Конечно, и они передавались  порой с искажениями, но, к примеру, за два последних месяца из Петербурга в Пекин и обратно телеграммы шли практически без ошибок. Впрочем, иркутянам лучше не говорить про Пекин – непременно съязвят, что послать сообщение  в столицу Китая проще, чем дозвониться в Глазково.

А до Глазково проще докричаться

Место для линии в Глазково было выбрано в 1901 году близ понтонного моста – главным образом потому, что там стояли уже телефонные столбы коммерсанта Белоголового.

Однако с началом осеннего ледохода их пришлось снять и на зиму поставить новые, на льду. Весной и эти столбы заменили. Лишь в 1904 году, с устройством постоянного воздушного кабеля, с Глазково установилась непрерывная телефонная связь.

Между тем телефону в Иркутске исполнилось уже сорок лет – впервые он появился здесь в мае 1864 года, связав между собою три полицейские части,  полицмейстера и городскую  управу. К началу 1888 года, то есть почти четверть века спустя, в Иркутске насчитывалось 16 телефонов: в доме генерал-губернатора и в его канцелярии, в квартире управляющего канцелярией,  в полицейском управлении и в квартире полицмейстера, в общественном губернском управлении и его частях, в губернском суде, канцелярии батальона, Государственном банке, в домах губернатора, городского головы, в тюремном замке и доме Сиверса. То есть все телефоны, кроме миллионера Сиверса, были служебными.

Соловьёв баснями хорошо кормит, да больно дорого берёт

Электротехник Соловьёв, отвечавший за иркутскую телефонную сеть, весьма старался её продвинуть и даже издал популярную брошюру с иллюстрациями и чертежами о передаче звуков с помощью электричества. Обыватели, приходя в магазин учебных пособий, охотно перелистывали «Телефон», иногда  покупали – но и только. А дело в том, что для большинства телефонная связь была слишком дорогим удовольствием: абонентская плата за две первые версты от центральной линии составляла 100 руб. в год, а за каждую последующую версту – ещё по 25 руб.  И, к примеру, коммерсанту Белоголовому  понадобилось более 4 тыс. руб., чтобы установить телефонное сообщение со своим заводом в Тельме.

В 1892 году разочарованный электротехник Соловьёв передал телефонную сеть в ведение телеграфного управления. И по иронии обстоятельств почти сразу же вслед за этим началась массовая телефонизация. На начало 1894 года в Иркутске насчитывалось 100 абонентов, а спустя год – уже 206;  в 1899-м – 400.

Тут, безусловно, сыграло роль и  снижение тарифов:  с января 1895 года распоряжением Министерства внутренних дел годовая плата для абонентов городских телефонных сетей снизилась со 100  до 75 руб., а дополнительные вёрсты, каждая из которых обходилась по 25 руб., упали в цене до 15 руб.

«Принять сии столбы в дар»

В 1882 году золотопромышленники сбросились на постройку телеграфа в сторону Якутска. И все собранные  70 тыс. руб. ушли на аппараты и провода, что же до столбов, то их бесплатно доставили живущие у Якутского тракта крестьяне. Владельцы приисков могли бы им и заплатить, но мужички просили «принять сии столбы в дар» – так они благоговели перед телеграфом и так нуждались в нём.  

В 1904 году ледовая переправа через Байкал проходила меж двух линий – телефонной и телеграфной, причём одна была протянута  для подстраховки другой. В самом деле, поломки на линии были часты в ту пору: обильный снег и сильный ветер рвали провода. В мае 1895 года Иркутск неделю оставался без телеграмм из Европейской России: циклон, разыгравшийся между Томском и Колыванью, разрушил линию на протяжении 40 верст. Но самые большие поломки случались в конце  зимы, когда горожане сбрасывали с крыш снег. Абоненты ругали рабочих, нанятых на уборку, но ещё больше ругали домовладельцев, угрожая и судом. Те смущённо оправдывались, а иногда ворчали, что «вот, затянули проводами весь город, а сказать-то друг другу и нечего». И в этом тоже была своя правда: обзаведясь телефонами, многие стали названивать безо всякой причины, лишь бы только «не платить понапрасну».

Любезность превратилась в повинность

В 1901 году в Иркутске началось поветрие: звонили в местную магнитную обсерваторию, спрашивая точное время и температуру воздуха. «Справки такого рода заставляют дежурных очень часто прерывать свои вычисления и другие работы. В отдельные дни приходится отвечать на 25 запросов в течение часа, – возмущались «Иркутские губернские ведомости». – Тем более что звонят не только днём, но даже и ночным дежурным. Оказываемая лабораторией любезность превратилась в тяжёлую повинность».

Через газету магнитная обсерватория предложила горожанам ограничиться телефонными справками по понедельникам, но сейчас же пошли новые звонки:

– Это правда, что вы уточняете температуру только по понедельникам? Тогда скажите точное время!

«Не мешало бы городу подумать о приобретении хороших башенных часов, но, вероятно, этого мы не скоро дождёмся», – отмечали «Иркутские губернские ведомости». И как в воду глядели.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов редкой книги, историко-культурного наследия и библиографии областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского.