Всеобщий паралич
На одном из ноябрьских заседаний городской думы разбирали жалобу супругов Вайншток на исполняющего обязанности иркутского головы Юзефовича. Дело в том, что, по сведениям податного инспектора, эти домовладельцы сдавали только шесть меблированных комнат – исходя из этого и взимался налог. Но осенью нынешнего, 1906 года «доброжелатели» донесли, что цифра весьма и весьма занижена. Получив сигнал, г-н Юзефович вместе с членом управы Садовниковым и полицейским приставом Арцибашевым прибыл к Вайнштокам и лично пересчитал все комнаты с квартирантами. Таковых оказалось десять, и супругам выкатили дополнительный счёт на 440 рублей. Но они решительно отказались платить, и, что самое странное, господин полицмейстер совершенно принял их сторону. Кажется, ничего подобного не случалось ещё за всю историю местного самоуправления.
«Губернатору в валенках не отказать!»
На том же ноябрьском заседании думы бурно обсуждалась просьба губернатора обеспечить валенками казачью сотню, занятую в городских патрулях. Гласные опасались, как бы этот пример не оказался заразительным: войска в Иркутск всё прибывают, для всех тёплой обуви не напасёшься, а там ведь и до тулупов может дойти!
В то же время думе совсем не хотелось осложнять отношения с губернатором, да и горожане могли выказать недовольство, узнав, из какой мелочной экономии ущемляют их добровольных охранников. Дискуссия затянулась, и, дабы «не уходить от ответственности в принципиальном вопросе», провели закрытое голосование. В результате 13 шарами против 9 решили «губернатору в валенках не отказать».
В прежние (и не очень-то отдалённые времена) такие экстренные расходы просто принимал на себя городской голова или кто-то из членов управы. Но дума образца 1906 года была совсем не та уж, чем, к примеру, двадцать лет назад; нынешние гласные вязли в мелких вопросах, серьёзные же, напротив, проскакивали, не задумываясь о последствиях скоротечных решений. Датскому подданному Рифесталю, например, с лёгкою оговоркой разрешили вывести канализационные трубы прямо в Ангару! И заём городом двух с половиной миллионов рублей был решён в полчаса, даже без приблизительных смет и без консультаций с министерством финансов. Зато от владельцев велосипедов потребовали сдачи специальных экзаменов на вождение, запретили им ездить по дамбе и по мосту.
Процесс четырнадцати
И состав, и поведение нынешней думы во многом определялись сложившейся политической ситуацией. Аресты, начавшиеся в ночь на 1 января 1906 года, с переводом города на военное положение, парализовали работу самых известных деятелей. В июле на обсуждение городской сметы смогли собрать лишь чуть более трети гласных, заседание 25 октября и вовсе не состоялось из-за отсутствия кворума. Мало того, гласные стали добровольно слагать с себя полномочия, а газета «Сибирь» сообщила о предстоящем «процессе четырнадцати» – стольких избранников иркутян обвинили в преступлении, предусмотренном частью первой 273 статьи уложения о наказаниях.
Обыватель, не искушённый в хитросплетениях юриспруденции, не сразу и разобрался, о каких же именно преступлениях речь, но список обвиняемых всех шокировал. Ведь в нём оказался и такой уважаемый человек, как доктор Жбанов, и известный присяжный поверенный Фатеев, и сам городской голова Гаряев! Слухи поползли самые невероятные, и, дабы рассеять их, газета «Сибирь» напечатала «Маленький фельетон», возвращавший к событиям годовой давности. В Иркутске тогда разразилась всеобщая забастовка, начался откровенный разбой, и четырнадцать гласных, «отцов и дядей города со всеми хулиганами и прочими болванами, громилами базарными затеяли войну».
Этот-то защитный жест органа местного самоуправления и представлялся теперь как преступление. Городская дума, и без того не очень дееспособная, оказывалась совершенно парализованной.
Патент на свободу?
Та же участь, похоже, ожидала и предстоящие выборы во вторую Государственную Думу: сенатские разъяснения, появившиеся в печати, заведомо ущемляли права большинства. «Избирательные списки уже готовы и опубликованы, а Сенат всё ещё продолжает свою работу по ограничению прав, дарованных Указом от 11 декабря 1905 года, – возмущалась газета «Сибирь». – В только что опубликованных правилах о порядке выборов закреплён тот очевидный факт, что русская свобода – это не право всех и каждого, а патент на свободу, выдаваемый за особые заслуги перед правительством. Легализованным партиям даётся самый широкий простор, нелегализованные партии имеют одно только право – на молчание. Только две партии получили полные права легализации: Союз русского народа с его многочисленными по кличкам, но ничтожными по количеству членов ответвлениями и октябристы – как левое крыло истинно русских людей».
По-прежнему не допускались к выборам женщины, и даже самые независимые из них, имевшие своё дело, распоряжавшиеся крупной недвижимостью, были вынуждены передавать свои голоса сыновьям и мужьям. Закон не запрещал им уже ни лечить, ни учить, но их избирательные права оставались по-прежнему парализованными.
Состояние физического паралича подробно описывалось в различных учебных изданиях, и в бытность студентом медицинского факультета Константин Маркович Жбанов как-то «освещал» его на одном из экзаменов. А в Иркутске, на каникулах, не без юмора пересказывал свой ответ отцу. Марк Алексеевич улыбался, но как-то очень задумчиво, а потом прибавил негромко: «Уходить, так разом уж, пока в силе, чтобы не докучать никому». Больше он никогда уже не возвращался к этому разговору, но, кажется, Господом был услышан и умер, как хотел – на ходу, в одночасье. Случилось это двенадцать лет назад, в тихую благодатную осень 1894 года, когда и не помышлялось ещё ни о близкой войне, ни о революции. И теперь, вспоминая отца, доктор Жбанов часто думал о том, что ему посчастливилось не увидеть и страшный общественный паралич.
Гласные не растерялись и с успехом поставили 21 оперу
Константин Маркович Жбанов никогда не считался излишне политизированным, но слаженная работа городского самоуправления всегда представлялась ему вполне достижимою целью, в этой работе он мог и хотел участвовать, оставаясь хорошим доктором и главой семейства. «Конечно, теперь в нашем обществе происходят большие и, может быть, необратимые изменения, но это лишь ещё раз доказывает необходимость выборных органов. И пусть дума грешит порой пустопорожними разговорами, но что-то ведь получается и у неё! Взять, к примеру, весну прошлого года, когда вдруг обнаружилось, что антрепренёр Вольский сбежал, задолжав артистам огромную сумму денег. Тогда общественная дирекция театра, состоящая всего-то из пяти человек, не только погасила задолженность, сделала многочисленные ремонты и улучшения, но и завершила сезон с хорошим барышом. Вынужденные заниматься сценической частью, гласные не растерялись и с успехом поставили 21 оперу».
Эти мысли вернули Жбанову редкое для последнего времени ощущение умиротворённости, и Константин Маркович постарался удержать его весь перерыв между утренним и вечерним приёмом больных. Но докторская привычка подвергать всё трезвому, беспощадному анализу всё-таки взяла верх, и, осмотрев первого пациента, он заметил с желчью:
– Долго же вы терпели, чтобы этак вот запустить болезнь! Вот уж воистину, пока гром не грянет… – но, взглянув в потерянное лицо, прибавил с совсем уж другой интонацией: – Впрочем, не вы один. Знаете, как иркутская дума обязала домовладельцев чистить крыши от снега? Произошло это после того, как огромная глыба обрушилась на генерал-губернатора Горемыкина и едва не прибила его… Да и новые правила велосипедной езды появились, когда под колёса угодил генерал-губернатор Алексеев. – И, поймав улыбку на лице пациента, добавил ещё: – Можно тем уж «гордиться», что в зародыше наших постановлений непременно сидит какой-нибудь генерал…
Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников библиотеки Иркутского государственного университета
