Волшебная дудочка

А он в это утро был не только с сахаром, но и с молоком – обе приютские коровы  уже неделю паслись на свежем лужке, образовавшемся неподалёку на месте сгоревшего дома.

Девочки тянули чай медленно, вкусно, а мальчишки опрокинули в себя кружки и высыпали во двор –  побегать, пока не начались уроки. Надзирательницы подтянулись за ними, ворча что-то про грязные руки и пятна на тетрадках и норовя ухватить мальчишек за рукава. Но те уворачивались, хохотали и неслись друг за другом. Всё это напомнило Вареньке рождественское представление Пьера Дудо, когда их пригласили в рукодельную комнату и сразу же начались превращения. Стол учительницы превратился вдруг в сцену, и по ней под  звуки невидимой дудочки побежали куклы-дети, а потом появлялись куклы-взрослые. А потом и сам Пьер Дудо вышел из-за шторы и стал показывать фокусы.  Мальчишки – те просто разинули рты, а Варенька прислушивалась к дудочке, понимая, что всё дело в ней, потому что она – волшебная.

На мгновение чародей скрылся за шторой, а когда  появился опять, в руках у него были альбом и коробочка с углем. Бросив два-три взгляда на Вареньку, он стал нервно  черкать – и минуты ещё не прошло, как представил  её портрет. И сейчас же принялся рисовать цыганёнка Беспаспортного. Зал гудел: каждый требовал свой портрет, и почти каждый получил его.

Потом смотрительница долго благодарила Дудо за бесплатное выступление, а наделавший столько шума чародей всё глядел вокруг с грустной улыбкой, и Варенька догадалась, что он очень одинок. Вечером она за него помолилась, а перед тем как уснуть, сочинила историю о приютском мальчике,  нашедшем волшебную дудочку.

Бобкова-Губернаторская

Из  67 призреваемых в иркутском приюте арестантских детей в том памятном 1904 году 18 вовсе не были арестантскими, а попали сюда «по особо уважительным причинам» –    как сироты или   дети очень бедных родителей. Варенька Бобкова  была как раз из вторых, причём числилась стипендиаткой  генерал-губернатора графа Кутайсова.  

Её так и называли вокруг – Бобкова-Губернаторская. Приютские прачка и няня проговаривали это с важностью, гордостью,  а подружки – с завистью и обидой. Хотя что обижаться? В прошлом 1903 году в приюте решили поставить спектакль, и мальчики начали обустраивать сцену, а девочки – шить костюмы. Было очень интересно, но распределение ролей перессорило всех, и три девочки даже пожаловались смотрительнице. В результате у Вареньки отобрали главную роль, а взамен дали самую маленькую и без слов почти. Но отчего-то именно эту роль отметили граф Кутайсов, новый начальник края, а также его жена, графиня Кутайсова. Они долго говорили с Варенькой в приютской библиотеке, и вскоре после этого Бобкову объявили генерал-губернаторской стипендиаткой.

Похожие случаи бывали и прежде, скажем, после отъезда из Иркутска генерал-губернатора Горемыкина  его сослуживцы по подписке собрали капитал на стипендии его имени и передали в приют арестантских детей. Эти деньги прибавили к неприкосновенному капиталу в 15 тыс. руб., лежавшему в банке и дававшему неплохой  процент.  И он был очень кстати, потому что казна выделяла приюту лишь 800 руб. в год. Этих средств  только-только хватало на отопление и освещение, реальный же годовой бюджет приюта колебался между тринадцатью и четырнадцатью тысячами рублей.

Искусство сводить концы с концами

В несложном, на первый взгляд, приютском хозяйстве всё было чрезвычайно продумано и рассчитано на то, чтобы каждая из доходных статей работала по нарастающей. Каждое лето проводилась лотерея-аллегри, и она должна была приносить никак не менее  пяти тысяч рублей. Благотворительный же спектакль считался удачным, если чистая выручка от него составляла от двух тысяч руб. Ежегодный визит генерал-губернатора, по негласному правилу, сопровождался передачей денег – не менее 500 руб.

Каждый год в доходную часть закладывались известные суммы, которые должны были заработать приютские мастерские – столярная, переплётная и сапожная. Но самый большой доход приносил хор арестантских детей: настоятель Благовещенской церкви выплачивал ему от 900 руб. ежегодно плюс 500 руб. дополнительного гонорара от купца С.И. Тельных.

В расходной части начисто отсутствовала статья «Обувь» – ею полностью обеспечивала собственная сапожная мастерская. Приютские девочки обшивали-обвязывали  и мальчиков, и себя – уроки рукоделия были ежедневными. Для ремонта одежды использовалась чулочная машина, которую смотрительница без стеснения позаимствовала у знакомых.

Огород, за которым ухаживали сообща, обеспечивал овощами,  в садиках,  разбитых самими детьми, поспевала ягода для варенья. Конфеты же были только в рождественских подарках от госпожи Е.С. Патушинской и госпожи О.Л. Воллернер. Они же брали на себя все расходы по ёлке.

Так концы сводились с концами, и если, скажем, у приютских коров пропадало молоко, то и утренний чай мог быть просто с сахаром. Хлеб к чаю подавался чёрный, исключая большие праздники или дни, когда кто-то из благотворителей делал широкий жест и посылал арестантским детям сладкое. Обед обычно состоял из двух блюд, то есть мясного супа и каши. В праздники на второе подавалось жаркое с картофелем или студень, а на Пасху и в Рождество на столе появлялись куличи, ветчина, сыр.

В 1903 году вместо запланированных 13 тыс. рублей приходная часть бюджета составила лишь 11 тысяч, а следующий год стал ещё более трудным – началась война.

Дамское это дело

Изначально всеми делами приюта ведало Дамское отделение  губернского попечительного тюремного комитета. А состояло оно исключительно из жён чиновников и предпринимателей. Родоначальницей  этого богоугодного дела стала супруга гражданского губернатора Шелашникова, а после её смерти эстафету подхватили жена городского головы Евлампия Николаевна Демидова, жена полицмейстера Людмила Михайловна Заборовская, жена управляющего Сибирским торговым банком госпожа Меленовская,  купеческие жёны Павла Александровна Катышевцева, Александра Фёдоровна Зазубрина, Мария Ильинична Несытова, Елизавета Ивановна Голдобина, Ольга Яковлевна Каминер, купеческая дочь Юлия Ивановна Базанова. Дамы проявили большую смётку и распорядительность, за полгода выстроив для арестантских детей специальное помещение. А В.П. Катышевцева полностью приняла на себя его обустройство. Далее всё зависело от успеха или неуспеха благотворительных спектаклей, лотерей и пр.  

В 1904 году  Дамское отделение состояло из пяти директрис, одна из которых, супруга гражданского губернатора Анастасия Петровна Моллериус, была одновременно и председательницей. Как выражалась старшая надзирательница приюта арестантских детей, «наши дамы – всем дамам дамы, в случае чего и супругов своих потрясут, а арестантских  ребятишек накормят».

Ангел строгий улетал…

С началом каникул в арестантском приюте  оставались только занятия в мастерских, и всё свободное время мальчишки проводили у гигантских шагов, а девочки играли в садиках. Варенька же Бобкова брала ключ от библиотеки и часами просиживала над журналами, книгами, даже чай пропускала несколько раз. Зато не пропустила ни одного похода на Ушаковские купальни.

Сопровождать детей полагалось двум надзирательницам,  но обычно «охранниками» напрашивались и лазаретная няня, и кухарка. И всем было радостно в такие дни – вода  смывала озабоченное выражение, строгий ангел улетал, оставался только ангел весёлый, и целый час, а порой и два, все были лёгкими и счастливыми. Старшая надзирательница заплетала Вареньке косы и рассказывала, рассказывала, как жила она прежде далеко-далеко и какие там были дома, деревья и школы.

– А ведь наш-то, арестантский, попал в Жердовское  училище, – прибавляла она. – Ещё один в прошлом году  взят в учительскую семинарию, а третьего в  школу кадетского корпуса определили.

Заканчивала надзирательница всегда выводом, что «из Вареньки-то должна  выйти совсем образованная  барышня», потому как «не зря же сам генерал-губернатор и граф и супруга его графиня выбрали-с».

…Год спустя, когда здания Александровской каторжной тюрьмы отдали под лазареты, иркутский арестантский приют основательно уплотнили. Новенькие держались особняком, и их так и называли все – «александровские». А остальные были теперь «иркутские». И Варенька Бобкова слилась с ними, и никто, даже надзирательница и учительница, уже не называл её «губернаторской». Ещё год спустя граф Кутайсов покинул Иркутск. Время было растерянное, и обошлось без привычных прощаний. Но стипендия генерал-губернаторская осталась.

Тринадцать лет спустя все благотворительные капиталы сгорели в революционном пламени, но Варенька Бобкова успела к тому времени  вырасти. В перипетиях железного двадцатого века непросто разглядеть её маленькую судьбу, но Бобковы в Иркутске были весь этот век. И сейчас остаются.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников научной библиотеки Иркутского государственного университета.

[title=»Кстати» width=»100%»]
К началу двадцатого века Иркутск стал городом приютов. Два из них, Александринский и Мариинский, имели почётные дипломы Всемирной Парижской выставки, не единожды был отмечен и Сиропитательный дом Елизаветы Медведниковой. В Ремесленной слободе на средства В.П. Сукачёва открыли земледельческую колонию для малолетних преступников. Н.В. Сукачева содержала приют для престарелых женщин. Купеческая вдова А.К. Медведникова пожертвовала 600 тыс. руб. на устройство и содержание богадельни с церковью и причтом.

При Иркутском епархиальном попечительстве было пять богаделен, плюс 30 женщин имели приют при Харлампиевской церкви. Жена иркутского полицмейстера Янчис обустроила богадельню при ночлежном доме. Наконец, на пожертвования железнодорожников был открыт приют «Ясли» в помощь бедным, обременённым детьми женщинам. Один из детских приютов
назывался арестантским.