Тайна имени

На днях «Иркутский репортёр» получил приглашение на языческий праздник. Сами белорусы называли место его проведения «деревня Марининск Заларинского района». Но что «Google maps», что «Яндекс-карты» в Заларинском районе находили только деревню Мариинское.

– Рядом с Бабагаем? – наконец решил выяснить «Иркутский репортёр» и получил утвердительный ответ На карте село с бурятским названием Бабагай соседствовало с небольшим Мариинском в таких же пропорциях, как Иркутск с предместьем Рабочее. Однако на месте выяснилось, что основным селом был всё-таки Мариинск, и называлось оно правильно всё-таки Марининск. 

В 1910 году по столыпинской реформе белорусы стали переезжать в Сибирь. В Заларинский район по­шли ходоки. Из Заларей их сначала отправили в Черемшанку, но те места им не понравились: сухая земля, полная красной глины и песка. Из Черемшанки они отправились искать места поприветливей куда глаза глядят. И однажды встретили в пути охтника, который им присоветовал для проживания урочище Бабагай, что по-бурятски значит «медведь».

Последний пшеничный сноп, который называется «господарь», передали хозяину поля, как оберег на весь следующий год

– Нужно отметить, что населённый пункт здесь основали именно белорусы. До них тут не было никакого постоянного стойбища, а жил один одинокий бурят, стояла одна охотничья избушка, – рассказывает председатель белорусского отделения сёл Марининск-Бабагай Татьяна Дапоненко. – Здесь была тайга, было много медведей, поэтому место так и называли – «бабагай». Ходоки пришли к буряту и стали просить его, чтобы он разрешил им 

осваивать земли по соседству. Но он не позволил и сказал, что сначала нужно отправить бумаги в министерство, чтобы царь разрешил.

– Бурятский охотник оказался бюрократом, – с удивлением констатировал «Иркутский репортёр». 

– Но разрешение вскоре пришло, и белорусам позволили обустраиваться на участке, который назвали Мариинск…

– А почему тогда местные жители называют село «Марининск»? 

– Нет, не так. Непонятно, почему в царских бумагах его назвали «Мариинск». Между местными переселенцами так повелось, что село изначально называлось «Марининск». И этому есть историческое объяснение.

Это даже не легенда, а быль, которая сохранила паспортные данные, давшие название селу. В соседней деревне Заблагар в те далёкие времена жила женщина, которую звали Мария Янис. Она переселенцам, пока они обустраивались, приносила свежевыпеченный хлеб. Звучание имени и фамилии женщины подарило название строящемуся селу. 

Изначально Марининское основали двадцать два белорусских переселенца, которые сначала жили в одном амбаре – он сохранился до сегодняшнего дня. 

– Это уже, правда, не амбар, а даже не знаю, как сказать, – нежилое помещение, которое последнее время использовалось под стайки, – рассказывает Татьяна Дапоненко. – Основатели вскоре расселились по местности, но на этом развитие села не остановилось – белорусы сюда продолжали приезжать до 60-х годов прошлого века. 

– Зачем? – недоумевает «Иркутский репортёр». – Столыпинская реформа-то давно закончилась.

– Потому что в Белоруссии не хватало земель, была нищета, а здесь земли было много. Постепенно стали приезжать украинцы, литовцы. Бурятов у нас… один, – быстро посчитала национальный состав Татьяна Андреевна. – Бурят женат на русской, у них дочка. А так в основном живут белорусы – около сорока процентов, остальные – русские, украинцы и литовцы. Чтобы возрождать белорусскую культуру, мы и создали местное отделение белорусского общества. У нас есть белорусский музей, ансамбль «Квяточек», он сегодня выступал на празднике. Мы поддерживаем тесную связь с белорусами Черемхова, ездим друг к другу на праздники.    

Простое название 

Специально для обряда иркутским белорусам оставили «бороду» – нескошенный участок пшеничного поля

Понятно, что прибайкальские белорусы постоянно поддерживают связь со своей исторической родиной, но в этом году эта непрерывная связь народов и поколений особенно рельефно просматривалась в последовательности событий, предшествовавших празднику. Буквально накануне его проведения из Белоруссии вернулась одна из активисток белорусского братства Иркутска Алёна Сипакова. Она в составе делегации из пяти иркутских белорусов принимала участие в празднике «Бохач», который прошёл 20 сентября в селе Вязанка под Минском, на территории усадьбы поэта Яна Купалы. 

– «Бохач» – это праздник завершения сбора урожая зерновых, – рассказывает Алёна. – Когда весь урожай собран, все жители села собираются у самого почётного жителя. На входе в дом, на столе стоит свеча и «лупок». Свечой хозяин символически освещает пришедшим путь, а лупок – это такая ёмкость, куда каждый пришедший бросает свою жменю зерна. Этот лупок хранится до следующей посевной, и она начинается именно с того, что это зерно первым бросается во вспаханную землю. В этом году мы привезли свою жменю от Иркутска, и нам приятно, что она в следующем году прорастёт одной из первых на благодатной белорусской земле. Потом был большой праздник около речки, среди яблонь, собралось много народных коллективов из Минска, пели песни и играли музыку на национальных инструментах.

Осталось добавить, что праздник завершения урожая «Бохач» иркутские белорусы будут праздновать на следующей неделе в селе Тарнополь Балаганского района. А вернувшись с «Бохача» в Белоруссии, активисты иркутского товарищества Яна Черского отправились в Марининское, на празднование «Дажынкi». Быстро и просто выяснился смысл странного названия: «дажынки» – от слова «дожинать», заканчивать жатву. Это праздник последнего снопа пшеницы, который девушки с песнопениями и обрядами вручную, серпами скашивают на поле. 

– В Белоруссии есть ещё праздник «Зажынкi», это праздник начала жатвы, когда машины только выходят на поле, жать зерновые. Но это скорее «технологический» праздник, что-то вроде Дня комбайнёра, – объясняет одна из активисток товарищества Светлана Бастракова.  

У праздника нет точной даты – день определяется по окончании жатвы. В Марининском администрация, в которой сильно белорусское лобби, договорилось с одним из фермеров, который наиболее запоздал с уборкой зерновых, чтобы он на своём последнем поле оставил небольшой клочок нескошенной пшеницы. Иркутские белорусы уточняют – у них на исторической родине жнут в августе. В Сибири это продолжается до начала октября, поэтому сказать, что с праздником слегка запоздали, нельзя. Девушки в национальных вышитых платьях собрались на отдалённом поле, вокруг запоздало колосящейся пшеницы. В обряде есть две главных фигуры – жнеи-пастесянки, молодая и старая. Одна начинает, передаёт свой серп молодой, и та заканчивает обряд.      

– Собираются женщины и девушки, и для хозяина поля вручную дожинается оставшаяся пшеница, – объясняет ход обряда Алёна. – Этот небольшой участок называется «борода». Он символизирует козлиную бороду, а коза в Белоруссии из праздника в праздник олицетворяет собой плодородие и богатство. И в ходе обряда мы благодарим её за охрану урожая, говорим – «Дзякую за оборону», оставляем ей в земле «ахвеяру», жертву. 

Сегодня о том, что село основали переселенцы из Белоруссии, можно судить только по старым домам – молодёжь разъезжается, остаются старики и дети

Последние тридцать колосьев имеют самое важное обрядовое значение. Этот сноп по одному колосу скашивает старая жнея, перевязывает красной нитью и передаёт молодой. На поле остаются нескошенными три колоска. Над ними последний сноп пропалывается и поливается, символизируя, что в следующем году полю не будет грозить засуха: «Тем самым мы благодарим землю за всё и просим, чтобы на следующий год у ней не было «пустозелья», то есть сорняков, чтобы было богатое жниво», – объясняют девушки. Потом на каждый из последних стеблей пшеницы подвязывается маленький окраешек хлеба – это значит, что каждый колос пшеницы в следующем году будет полон зёрен. Потом эти стебли сворачивают и зарывают в ямку на поле, которую одна из жней вырывает своим серпом. Это и есть «ахвеяра» – жертва, чтобы поле было плодоносным.  

Из «бороды» собирается большой сноп «господар», который передаётся хозяину поля главной жнеёй, чтобы он хранил его целый год. Это считается и большой честью, и, одновременно, охраной дома и семьи. После этого хозяин поля обязан привести всех жней к себе домой и накрыть богатый стол. И начинается «беседа» – весёлое застолье с песнями и здравницами. 

На праздник «Дажынкi» собрались представители белорусских диаспор Иркутска, Куйтунского и Заларинского районов

– Почему именно в Марининском проводился праздник? – уточняет «Иркутский репортёр».

– Потому что здесь находится одно из двенадцати отделений нашего товарищества, – логично объ­ясняет Алёна. – Марининск – это белорусская деревня, образованная переселенцами. Переселенцы преимущественно из Могилёвской области. Праздник проводится каждый год в разных отделениях и тех деревнях, где живут белорусы и, как мы надеемся, могут открыться новые отделения. Первые «Дажынкi» проводились в Баяндаевском районе в 2008 году, в Игоревке – несуществующей сейчас деревне, которая была образована белорусскими переселенцами, но в период хрущёвского укрупнения колхозов она присоединилась к тургеньевскому колхозу имени Чапаева. Впоследствии праздники были в Эхирит-Булагатском, Куйтунском и Аларском районах. 

«Домом хозяина» оказалась школьная столовая, где собрались представители белорусской диаспоры из Иркутска, Марининского, Куйтуна и Андрюшина. Даже при большом желании невозможно было выдать это за собрание «белорусских сепаратистов» – тосты и здравницы звучали очень дружелюбно и миролюбиво, и, начинаясь с белорусского «Дзякую, шановни сябры», неизменно заканчивались на русском. Белорусы благодарили всех собравшихся и приютившую их бурятскую землю. Алёна уточнила для «Иркутского репортёра», что праздники проводятся под эгидой и при финансировании «Центра культуры коренных народов Прибайкалья» при деятельном участии бурятских общин в тех местах, где обычно проходят праздники. 

– Поэтому мы считаем, что сегодня у нас обряд был белорусско-бурятским, символизируя единение переселенцев и коренных народов. Это очень радует, – подвела итоги Алёна. – А в целом деревни умирают, молодёжь уезжает. Мы были в Марининском в 2001 году, здесь в каждом дворе был колодец-журавель. Сейчас их совсем не осталось. О том, что это было именно белорусское село, ещё можно судить по наличникам на старых избах.