На моем столе карта Подмосковья — семьдесят пять сантиметров
на сто. Вот они знакомые одно за другим названия: станция
Семлево, Вязьма, Можайск, Кубинка, а южнее и восточнее
— не менее памятные — Волковское, станция Суходрев,
Детчино, Кондрово, Полотняный завод, Стрелковка, Юхнов,
Климов завод… И в памяти оживает все, что с ними связано.

Сентябрь месяц. Наша боевая группа, созданная в окружении
под Киевом, только что с боями вырвалась из киевского
«котла». Позади остались первые приграничные бои, тяжелое
отступление с одного рубежа обороны на другой, бои на
Днепре. Теперь из нас формируют маршевые роты. Посадка
в теплушки, и вот наш эшелон уже катит в северном направлении.

30 сентября прибыли на станцию Семлево — это несколько
юго-западнее Вязьмы. Мы во втором эшелоне 32-й армии
Резервного фронта, которым командует С.М. Буденный.
Для нас это глубокий тыл и мечта сейчас одна — о бане!
Ведь ее с июня месяца не было.

Но прежде распределение по частям, и весь день 1 октября
уходит на это. А 2 октября нам устраивает жесточайшую
«баню» вражеская авиация. И сразу же, как результат,
потеря связи и управления. И тут же проносится слух,
что противнику удалось прорвать оборону Западного фронта,
ударные группировки врага стремительно продвигаются
вперед, обтекая нас с севера и юга. Позднее стало известно,
что «клещи» танковых и моторизованных колонн 5 октября
сомкнулись под Вязьмой. Сейчас мы знаем, что в Вяземском
«котле» оказались 16-я, 19-я и 20-я армии Западного
фронта, 24-я и 32-я армии Резервного фронта.

И снова окружение, и снова формирование боевых отрядов
прорыва из только что вновь прибывших и даже не успевших
вооружиться и стать на все виды довольствия. Мне повезло.
Я попал к полковнику, прибывшему накануне из штаба
Московской зоны обороны для согласования с командованием
Резервного фронта вопроса о предоставлении последнему
ополченческих дивизий Москвы. Полковник уже успел повоевать,
был ранен и досрочно покинул госпиталь. С грехом пополам
мы вооружились, вскрыв интендантские склады в железнодорожных
пакгаузах, но с боеприпасами было туго, и в дальнейшем
пришлось перевооружаться за счет противника, но совсем
плохо было с питанием — на станции не оказалось ни
одного продфуражного склада.

Полковник формировал боевое подразделение согласно БУП
(боевой устав пехоты): головная походная застава, боевое
охранение, арьергард. Сам он возглавил основной отряд,
на головную походную заставу поставил капитана, на арьергард
— старшего лейтенанта, меня сделал связным между ними
и собой.

По карте был проложен маршрут, и мы двинулись на восток,
к своим. Первая крупная схватка была с выброшенным десантом,
задачей которого, видимо, было посеять панику среди
окруженцев. Десант был уничтожен. Меня, правда, слегка
контузил разрыв немецкой мины.

Обходя крупные населенные пункты, мы двигались проселочными
дорогами и лесными тропами. Далее плотность войск противника
увеличилась и пришлось прибегнуть к ночным переходам.
Сказывался голод, ночные холода — мы все были в летнем
обмундировании, которое уже становилось довольно ветхим.
Все чаще и чаще мы вступали в бой и били врага его
же оружием, захваченным в этих боях.

Через две недели мы пересекли линию фронта, и вскоре
довелось видеть, как под дождем плохо одетые москвички
копали противотанковые рвы Можайской линии обороны.
В Кубинке полковник сдал отряд комендатуре, оставив
при себе капитана, старшего лейтенанта и меня — младшего
сержанта.

Утром 17 октября мы увидели Москву. Такой, какой она
предстала перед нами, я ее никогда не забуду! Через
день столица перешла на осадное положение!

Полковник, к сожалению, не могу вспомнит его фамилию,
привел нас на улицу Осипенко в штаб МВО (Московский
военный округ), где мы с ним и расстались. Здесь нам
выдали предписание отбыть в Борские лагеря — это под
городом Бор, что на другом берегу против г. Горького.
Так я оказался в формирующейся из курсантов различных
военных училищ 26-й отдельной стрелковой курсантской
бригаде под командованием полковника Букина. И сразу
же началась напряженная боевая подготовка бригады, хорошо
знакомая по зимним полевым учениям еще мирного 1940
года, когда наркомом обороны стал Тимошенко. Все шло
по суворовскому принципу «тяжело в учении, легко в бою».
В последних числах ноября после боевого смотра бригада
была вывезена в Подмосковье и дислоцирована в районе
Лосиноостровской. Оттуда на открытых машинах в начале
декабря (при его крутых морозах) ночью повезли сначала
на Волоколамское направление, но внезапно переменили
курс и привезли под Серпухов в расположение 49-й армии,
которой командовал генерал-лейтенант Захаркин И.Г.

Мы получили участок на берегу р. Оки, против села Волковское,
которое нам предстояло брать первым.

Утром 6 декабря после артподготовки бригада форсировала
Оку, лед которой сразу же был испятнан разрывами немецких мин
и снарядов, кое-где в пробоинах уже плескалась вода.
Несмотря на крутой противоположный берег, ощетинившийся
пулеметным и автоматным огнем, село Волковское было
взято с ходу, противник, выбитый из траншей, был вынужден
бежать.

Но дальше пошли упорные бои по взятию станции Суходрев,
населенных пунктов Детчино, Кондрово (в нем я потом
пройду двухмесячные курсы младших лейтенантов 49-й армии),
Полотняный завод (бывшее имение Натальи Гончаровой),
полностью сожженной деревушки Стрелковка (родины Г.
К. Жукова, сейчас она называется Жуковка) и севернее
Юхнова по р. Угре мы, наконец, вынуждены были занять
оборону. Противник понес тяжелейшие потери.

В конце декабря командир бригады Букин получает новое
назначение — начальником отдела боевой подготовки
штаба 49-й армии и забирает меня с собой, как грамотного
сержанта на должность зав. делопроизводством своего отдела.
Это меня вовсе не устраивало, и вскоре я подал рапорт
с просьбой откомандировать меня на курсы младших лейтенантов.
В конце марта моя просьба была удовлетворена, и я был
зачислен в учебную артбатарею курсов, которые окончил
7 мая 1942 года.

Бытует среди некоторых военных историков мнение о том,
что в перечень операций битвы под Москвой не входят
октябрьские сражения Западного и Резервного фронтов.
Г.К. Жуков, говоря о крахе гитлеровского «Тайфуна»,
горячо опровергает это мнение и очень высоко отзывается
о войсках, сражавшихся в Вяземском «котле».

«Благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши
войска, дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, мы выиграли
драгоценное время для организации обороны на Можайской
линии. Кровь и жертвы, понесенные войсками окруженной
группировки, оказались ненапрасными.

Подвиг героически сражавшихся под Вязьмой советских
воинов, внесших великий вклад в общее дело защиты
Москвы, еще ждет своего описания». (Г.К. Жуков «Воспоминания
и размышления»). Таково мнение бывшего командующего
Западным фронтом.

Вспоминаются стихи Павла Шубина:

Забыв в дыму, в окопной глине,

Что сон бывает наяву, —

Мы беспощадный путь к Берлину

Открыли битвой за Москву.

А силы давала нам вера, неистощимая вера в конечную
победу!

Именно в те дни, 29 октября 1941 года, в Подмосковье
командующий 16-й армией генерал-лейтенант Рокоссовский
на двухверстке (карте Подмосковья спецкора газеты «Красная
звезда» Трояновского) оставил на память вещие строки:
«Воюя под Москвой, надо думать о Берлине. Наши войска
обязательно будут в Берлине». А 1 мая 1945 года на
этой карте-двухверстке появилась вторая запись: «С величайшим
удовольствием удостоверяю, что мы в Берлине! Бывший
командующий 16-й армией, а ныне командующий фронтом,
маршал Советского Союза Рокоссовский».

Тут, как говорится, не прибавить, не убавить.