издательская группа
Восточно-Сибирская правда

«В вёдрах у нас молоко, много молока, мы улыбаемся хорошему надою…»

Сельская тема доминировала на страницах «Восточки» 1960-х

  • Автор: Борис АБКИН, корреспондент «Восточно-Сибирской правды» с 1978 года, Фото: Из архива «Восточки»

– Ну и что вам надо, молодой человек, в нашей газете? – встретил меня, третьекурсника отделения журналистики ИГУ, улыбчивый круглолицый человек, как оказалось, заместитель редактора Михаил Бобров. – Да вот, – говорю, – на практику пришёл. – Горожанин? А на ферме на навоз наступал? Ну хотя бы корову от козы отличишь? – Пожалуй, - неуверенно отвечаю я. – Значит, пойдёшь в сельхозотдел. У нас там вечно запарка. То страда, то запьёт кто-нибудь. Завтра как раз выезжает бригада на село. К девяти утра чтоб как штык…

Прошло столько лет с той встречи, но как же я благодарен судьбе, определившей тогда на долгие годы мою дорожку на газетной ниве. Давно уже нет встретившегося мне в коридоре «Восточки» Михаила Боброва, курировшего в 1960-е годы сельхозотдел. Да и самого отдела, через который прошли десятки опытнейших востсибправдовцев, тоже нет. За всех сейчас «отдувается» единственный обозреватель газеты по селу Геннадий Пруцков. Но первая практика в «Восточке» помнится мне и сегодня, кажется, до последнего штришка. Та командировка сдружила меня с газетчиками – умными, весёлыми, талантливыми, определявшими во многом и уровень и стиль «Восточки». Та встреча, думаю, и определила моё место в «Восточно-Сибирской правде», с которой я не расстаюсь и по сей день, уже выйдя на пенсию.

Помню, я не раз задавался вопросом: почему «Восточно-Сибирская правда» столько времени уделяет сельхозтеме? В прежние времена газета ежегодно проводила рейды, в которых участвовали все отделы. Подчёркиваю: все и обязательно, особенно в страду. Помимо этого выходили специальные выпуски в каждом районе области, куда посылался спецкор. Это выливалось порой в половину объёма газеты! Зачем, думалось мне? Область ведь не сельскохозяйственная, а скорее промышленная.

Огромные силы редакция кидала на всесоюзно известные стройки: ГЭС, дороги, города, промышленные гиганты и т.д. За это в конце концов она и получила высокую награду – орден Трудового Красного Знамени. Потом пришло осознание: но ведь всех, кто работал на этих стройках, надо было кормить. А установка партии была однозначной: область должна сама себя обеспечить продовольственными ресурсами. Вот, наверное, и ответ на вопросы, почему в «Восточно-Сибирской правде» сельхозотдел был самым крупным и героями очерков даже чаще, чем строители, становились труженики полей, умелые организаторы сельхозпроизводства. 

…Итак, мы едем, едем, едем… по необъятным полям нашей области. Маршрут, похоже, давно «обкатан». Главный в нашей команде – легендарный востсибправдовец, бывший военный лётчик, а ныне ещё и писатель, автор замечательных книг «Верность» и «Братья по крови» Владимир Николаевич Козловский. В творческой бригаде также фотокорреспондент Василий Яковлевич Лысенко и ваш покорный слуга студент-практикант. Все, кроме меня, многих героев будущих материалов знают. Знают, кажется, и каждую тропинку, каждый поворот пути. Потом выяснилось: они и сами в хозяйствах – не чужие люди.

Я сижу в «уазике» на заднем сиденье, и мне всё время мешают два больших фанерных ящика, о назначении которых я из природной скромности не спрашиваю. Дорога жуткая, пылища скрипит на зубах, но мы упорно плывём к сумеркам. Всю дорогу, покуривая, Владимир Николаевич что-нибудь рассказывает. О том, как после школы учился в сельхозтехникуме, а после окончания работал в Карелии агрономом. Как за год до начала войны молодому агроному предложили… сесть за штурвал боевого самолёта, а после лётной школы пришлось отправиться на войну. Его направляют в бомбардировочную авиацию. Тяжёлое ранение заставляет Козловского пересесть на самолёт полегче – обслуживать партизанские соединения. Он везёт грузы в осаждённый Ленинград, в леса Белоруссии и Украины, Крыма и Прибалтики. Делает сотни вылетов, вывозит раненых, доставляет медикаменты. Участвует в освобождении так называемого «золотого эшелона» Болгарии, который фашисты собирались отправить на сопредельную территорию. За это Козловский был награждён орденом Красной Звезды.

Лучшим в материале студента был снимок доярки и её подруги-бурёнки, сделанный фотокором Василием Лысенко

Время от времени Владимир Николаевич приоткрывает дверцу машины, минуту-другую вглядывается в зеленеющие поля. Устал, но виду не подаёт. От него узнаю, что и супругу свою он встретил на фронте. Оказалась иркутянкой, и после войны решили ехать к ней на родину. Откуда что берётся в человеке? Расставшись с небом, Козловский приходит в редакцию «Восточки», аккурат в сельхозотдел (вот где пригодился сельхозтехникум!), начинает много и плодотворно писать.

– Владимир Николаевич, – спрашиваю я, – но как вы стали писателем?

– Для этого надо было понять кое-что в жизни. А талант в человеке от Бога, – спокойно говорит он. – От отца с матерью, от интереса к человеку. От многого, чего и не выразишь словами. Речь идёт об особом порыве души. Вот пришёл он ко мне, этот порыв, нежданно-негаданно… Родилась книга, потом вторая. Не всё в человеке объяснить можно.

Незаметно стемнело.

– О! – оживляется Козловский. – Смотри, во-о-он синий забор. Ну-ка, Миша, правь к нему. Видишь, нас уже ждут.

– Да знаю я, – откликается бессменный водитель «Восточки» Михаил Сахаровский. – Это директор совхоза. Я его давно заметил. Он же нам фонариком подмаргивал.

– Что-то у тебя озимые сегодня не очень, Иван Фёдорович?! – открывая заднюю дверцу, не то в шутку, не то всерьёз говорит Козловский.

– Нет, ты не прав, Николаич! – отшучивается директор. – Не туда смотришь. И вообще ты нас забыл. Вспомни, когда у нас был-то! То поле, что ты по дороге видел, уже другого урожая ждёт.

– Да? – улыбается Козловский. – Ну а теперь ответь честно: как там с моими книгами? На чердаке, поди, пылятся?

– Ну ты даёшь, Владимир Николаевич! Давно уже всё разобрали. Очень народу понравилось.

– А я тебе ещё пару ящиков завёз. Возьмёшь?

Сельская тема зачастую выливалась в половину объёма газеты

– Конечно, возьму! Ну ладно, о книгах попозже. Вы, наверное, голодные? Целый день в машине? Взгляни наверх. Видишь, окна светятся? Это я новую столовую недавно отгрохал. Там вас давно ждут. Твои, между прочим, читатели, они же кормилицы.

Заходим в столовую. В сверкающем от ярких ламп зале суетятся девушки. На столе – запотевшие бутылки «столичной», шипят на подносах шашлыки, жареная картошка. Дородная молодайка, чокнувшись с Козловским, кричит: 

– Выпиваю с условием, Владимир Николаевич: даришь нам всем по своей книге. Привёз?

– Вот видишь, студент? – подмигивает мне Козловский. – Не зря я воевал, не зря за перо взялся. И в селе мою книгу любят. Да ты ешь, не стесняйся. Только в рюмку меньше заглядывай. Тебе ведь ещё материал писать.

– Владимир Николаевич, побойтесь Бога! Какой материал? На дворе почти ночь.

– Самое подходящее время. Вон видишь, в уголочке симпатичная девушка сидит? Доярка, чемпионка рай-она. Славная, правда? Так вот, никто пока, кроме меня, конечно, да директора совхоза, не знает, что она орден Ленина скоро получит. Не вздумай проболтаться, когда интервью будешь брать.

– Какое интервью! Вы смотрите, как вас народ облепил! Любят вас здесь – похоже, эта встреча с читателями на всю ночь затянется.

– Так ты прикорни где-нибудь часок-другой, а утром на дойку съездишь с фотокором. А я пораньше с директором по полям проскочу. Но чтоб материал был… знаешь, добрый, без соплей. Она человек серьёзный, и доярка, между прочим, божьей милостью. Жаль, мужика хорошего ещё не встретила. Да и где его тут встретишь? Ты ещё никуда не годишься, а я уже никуда не гожусь, – хохотнул он. – Ну ладно, шучу. Но чтоб материал уже завтра на столе у редактора газеты лежал. Да не дрейфь, я помогу. 

И вправду, не дали в ту ночь поспать Козловскому. Он рассказывал о своих книгах, о войне, на которой повезло остаться живым, о встрече с девушкой, ставшей женой (а потом и прообразом героини романа). После чего перешли на сегодняшние дела и проблемы. Тема была, в общем-то, одна, но жгучая: до каких пор селу быть на задворках жизни? Когда техника появится соответствующая, когда дороги наладят, чтобы можно было не только на тракторах ездить? Когда государство по-божески платить дояркам начнёт? Чувствовалось: не скоро сельчане отпустят желанного и редкого гостя…

Расставшись с небом, Владимир Козловский пришёл в редакцию «Восточно-Сибирской правды»

 

За окном начинало светать. Казалось, я только задремал, но Козловский уже теребит меня за плечо: 

– Пора, дружок, на дойку. Фотокора я настропалил, чтобы снимок добрый сделал, не тяп-ляп…

Что ж тут можно снять? Я в недоумении разглядывал неказистые привязи, сараюшку для бидонов, грязный ручеёк, лениво бегущий вдоль соседней рощи. Вприпрыжку, шарахаясь от коровьих рогов, я помчался за своей героиней, будущей орденоносицей Зинаидой Зайцевой. Она уже прикармливала свою Зорьку корочкой хлеба, что-то ласково шептала в коровьи уши. Боже, как она будет доить?! Выломав ветку, я отмахивался от туч проклятых, по-волчьи злых слепней. 

Смотрю, а позади небольшого стада уже мельтешит фигура фотокора Василия Яковлевича Лысенко.

– Девоньки! – кричит он. – Дойку на полчаса откладываем, надеваем фартучки, берём ведра в ручки, на-

крываем их марлечками – и шеренгой ко мне. А ты, студент, сзади аккуратно подгоняй коровок, подравнивай их. И пошли на меня! Вот так. В вёдрах у нас молоко, много молока, мы улыбаемся хорошему надою… 

А сам, задом отступая от стада, щёлкает не переставая затвором своего «Никона». Падает, поскользнувшись, в грязь, встаёт, галстук (!) отбрасывает себе за шею. И снова, как автоматом: щёлк, щёлк, щёлк! Смеются доярки, недоумённо глядят на сие действо коровы. Я же ношусь за непослушными, собирая их опять в подобие шеренги. После выхода газеты я видел этот снимок. На всю первую полосу! Шедевр! Это и есть работа мастера. Пусть у кого-нибудь повернётся язык произнести слово «липа». 

Ну а потом была, конечно, настоящая дойка. Под туго бьющую в ведро струю молока я веду беседу с Зинаидой Зайцевой. Её Зорька, дожевав корку, внимательно прислушивается к разговору. Во влажных коровьих глазах явное неодобрение, когда она видит рядом со своей хозяйкой чужого человека в странной клетчатой куртке, да ещё без халата. От Зорьки мы быстро идём к другой корове, и снова мощно бьют о дно ведра тёплые струи молока.

– Истосковалась, бедная, – ласковый голос Зинаиды успокаивает бурёнку. – Ишь, тут гости непрошеные нас одолели, – не то обо мне, не то о слепнях говорит доярка.

Зарисовку о Зинаиде я, конечно, написал. Лучшим в материале о ней было фото самой Зинаиды (получившей-таки орден Ленина) и её подруги Зорьки. О своём «вкладе» мне бы лучше скромно умолчать. Но было всё-таки приятно, когда Владимир Николаевич Козловский меня ободрял: «Первый блин комом не получился. Значит, с душой подошёл ты к образу доярки Зайцевой».

Тогда эти слова стали лучшей похвалой студенту-практиканту, написавшему свой первый материал о доярке. 

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры