Мир криминала глазами эксперта

— Сейчас независимые экспертные организации открываются повсеместно. Есть ещё и экспертно-криминалистический центр МВД. Чем же лаборатория Министерства юстиции отличается от всех других?

— Многим отличается. Прежде всего, глубиной исследований, профессионализмом сотрудников и, наконец, уровнем ответственности. Ведь лаборатории судебных экспертиз при органах юстиции появились спустя тридцать лет после создания в стране аналогичной милицейской службы. Была, значит, в том насущная необходимость: для обеспечения правосудия требовался более глубокий научный уровень исследований. Сотрудников милиции, естественно, всегда больше интересовала оперативность раскрытия преступлений: осмотр мест происшествий, анализ оставленных следов, улик и т.д. Я уж не говорю о так называемых независимых экспертах: суды доверяют их выводам значительно меньше, чем результатам государственных учреждений.

Так что востребованность нашей службы, вопреки увеличению числа конкурентов, год от года растёт. Это и по количеству экспертиз видно. Скажем, в 90-х годах лаборатория выдавала ежегодно всего 700-800 заключений. А сейчас только по уголовным делам через наших экспертов проходит 1300 материалов, да столько же примерно — по гражданским.

— Вы можете оценить, как изменилась преступность за те 15 лет, что вы возглавляете экспертную лабораторию?

— Она, прежде всего, за это время сильно выросла. Кроме того, преступники стали более дерзкими. Если, опять же, обратиться к статистике, раньше в год через наших баллистов проходило 60-70 материалов, а в 2006-м мы выдали 180 заключений по преступлениям, связанным с применением огнестрельного оружия.

— Коллекция оружия, собранная в отделе трассологических, баллистических и взрывотехнических исследований вашей лаборатории, очень впечатляет. Много громких дел прошло через экспертов ИЛСЭ?

— Большинство получивших общественный резонанс дел, связанных с братским преступным сообществом и криминальными войнами по переделу сфер влияния, действительно прошли через руки начальника отдела Геннадия Дзюбы и его подчинённых. Можно вспомнить любые эпизоды криминальных войн в областном центре и, кстати, проследить, как возрастает уровень вооружённости преступников: от перестрелки в шашлычной Ново-Ленино в конце 90-х, где была изъята тозовка с самодельным оптическим прицелом и глушителем, до пальбы из гранатомёта «Муха» на улице Коммунистической, расстрела иркутского положенца Киселёва и семерых его спутников возле стадиона «Труд» из автоматов в 2002-м. Иногда по одному преступлению приходится проводить десятки баллистических экспертиз. В связи с кражей оружия из Высшей школы милиции, например, следователям потребовались заключения по 45 стволам, изъятым по всей стране.

Сейчас в иркутской лаборатории проводится около двух десятков баллистических экспертиз ежемесячно. Мы приступили к созданию электронной базы маркировки огнестрельного оружия. Это будет что-то вроде электронной картотеки «пальцев» в дактилоскопии. Только речь идёт об идентификации не преступников, а оружия, используемого ими.

— Вы считаете, боевое оружие продолжает оставаться востребованным в крупных городах области?

— Это, наверное, вопрос не к экспертам, а к милиции. Хотя какие-то факты, с которыми сталкиваются наши специалисты в своих исследованиях, действительно, косвенно свидетельствуют о масштабах торговли оружием. Через лабораторию, например, проходило уголовное дело в отношении бывшего рабочего авиазавода, который в своём частном доме в Мегете организовал подпольное производство пистолетов и даже пулемётов. Он торговал самодельным оружием, которое явно пользовалось спросом. При задержании этого предприимчивого гражданина у него дома были обнаружены коробки с заготовками будущего оружия. Это только один, но характерный случай.

А вообще за последние годы наши баллисты выдавали следователям заключения, например, по шести гранатомётам, использованным в преступлениях; аргентинским пистолетам, партия которых попала в Иркутск и разошлась в криминальном мире; пистолету-пулемёту «Скорпион», который был когда-то на вооружении в чехословацком спецназе. Кстати, точно из такого же был застрелен в Москве журналист Влад Листьев. Идентификационный номер орудия его убийства отличается всего на единицу от пистолета-пулемёта, из которого нанесено смертельное огнестрельное ранение жертве в микрорайоне Юбилейном Иркутска.

В Юбилейном же изъят на месте двойного убийства автомат Калашникова венгерского производства. Убийца потом из него и сам застрелился.

А уж сколько через наших баллистов прошло газовых пистолетов ИЖ-79, переделанных под боевые! Их ведь изготавливают на том же заводе и из той же стали, что и пистолет Макарова. Конструкция схожая, так что придать газовому оружию свойства боевого умельцу не составляет большого труда.

Взрывотехники тоже без дела не сидят: гранаты, бомбы, мины всех видов поступают на экспертизу регулярно вместе с уголовными делами по особо тяжким преступлениям.

— А какие преступления растут сейчас самыми быстрыми темпами?

— В прошлом году наши химики провели 80 исследований изъятой спиртосодержащей продукции. Это было связано с чрезвычайным положением по заболеванию токсическим гепатитом. Обычно в лабораторию поступало 10-15 таких материалов за год.

Хотя заключения о природе спирта — питьевой он или технический — наши эксперты проводят давно. А вот уголовные дела, связанные с изготовлением и реализацией суррогата, возбуждались раньше довольно редко.

— Чем вы объясняете рост числа экспертиз по гражданским делам?

— Люди пошли в суды отстаивать свои права. Это свидетельствует и о росте правосознания населения, и о том, что третья власть, судебная, становится реальной властью. У неё стали искать защиты в повседневной жизни. Одной только электронно-бытовой техники сколько теперь исследуется! Потребители, купившие некачественный товар, обращаются с исками в суды, а наши эксперты дают заключения, почему техника перестала работать: неправильно эксплуатировалась либо имеет заводской дефект.

Фантазёры и изобретатели по обе стороны закона

— За то время, что вы руководите лабораторией, появились новые виды исследований?

— Разумеется. Хотя бы потому, что появились и новые виды преступлений. Да и представители криминального мира становятся всё более изощрёнными. В экономике, например, сейчас бывает сложно отличить легальную, законную деятельность от уголовной, реальное банкротство — от фиктивного. Правовую оценку без заключений специалистов дать просто невозможно. Поэтому в лаборатории воссозданы судебно-бухгалтерская, строительно-техническая, финансово-экономическая, техническая экспертиза документов, появились товароведческая, компьютерно-техническая экспертизы.

Экономические исследования очень востребованы. Наши специалисты даже не укладываются в предусмотренный законом трёхмесячный срок. Например, на бухгалтерскую экспертизу очередь установилась уже на год вперёд. И это при том, что нагрузка на сотрудников втрое выше положенной: вместо восьми материалов в год — 25.

Сейчас используются новейшие технологии исследований: рентгенография, атомная спектроскопия, хромотографический метод и другие. Создан отдел исследования компьютерных информационных средств. Специалисты этого отдела тоже очень загружены материалами.

— А по каким уголовным делам они работают?

— Вот вам только один пример: сертифицированный компьютерный диск стоит 3-5 тысяч рублей, а «грязный» — от 100 до 300 рублей.

В этом же отделе проводятся исследования по преступлениям, совершённым с помощью компьютерных технологий. Недавно ОБЭП направил нам материалы уголовного дела по обвинению в мошенничестве: гражданин застраховал свой новенький «Мерседес» по фотографии. А через неделю представил страховщику фото покорёженной машины и потребовал выплаты огромной суммы.

Исследования проводил эксперт Алексей Себякин. С помощью спектрального анализа он выяснил, что фотографии фальшивые: автомобиль и «покрашен» был с помощью компьютера, и номер к нему был «пристроен» таким же манером с другой машины — старой «японки».

Вообще фантазии преступников сегодня нет границ. Чтобы обойти закон, а иногда — чтобы направить следствие по ложному пути, используется самая разная техника, самые современные технологии. Вот почему, по сути, большинство исследований Себякина нетипичны, он сам изобретает методики анализа.

В прошлом году, например, следователь представил на экспертизу видеозапись, сделанную камерой наружного наблюдения предприятия. Перед экспертом был поставлен вопрос: не смонтирована ли эта запись, которая уличает подозреваемого, имеющего алиби? Алексей Геннадьевич разбил её по секундам и выяснил, что это действительно монтаж.

Или такой пример: как следствие получило важную улику на убийц политтехнологов в прошлом году? Преступники сейчас, как известно, используют для связи в основном сотовые телефоны. В нашей лаборатории проведена такая экспертиза: звонки с мобильных телефонов были наложены на карту города. Таким образом, разобравшись, когда и где убийцы выходили друг с другом на связь, выяснили их точное перемещение.

— И все головоломки удаётся решить?

— А как же иначе? Наших специалистов отличает высокий научный и творческий потенциал. Тот же Алексей Себякин в этом году собирается защищать кандидатскую диссертацию. У нас есть специалисты, которые по два-три, а то и четыре десятка лет работают в лаборатории: Вера Михайловна Лунёва, Ирина Абрамовна Кругляк, Татьяна Ивановна Решетина и другие. И все сотрудники постоянно учатся: каждые два года — стажировка, каждые пять лет — переаттестация. По-другому нельзя: меняются методики, появляются более современные технологии, обновляется техническая база. Вообще нужно быть фанатами своего дела, чтобы столько лет нести на плечах подобный груз ответственности. Я считаю, что далеко не каждый специалист способен быть экспертом. Для этого нужно иметь призвание.

— Как вы проверяете молодёжь на профпригодность?

— Даём небольшой испытательный срок. Хотя я уже по глазам вижу, наш человек или нет.

— У вас принято поправлять заключения своих сотрудников, указывать им на ошибки в исследованиях?

— Разве что стилистические. Эксперты независимы. Перед началом каждого исследования я предупреждаю их об уголовной ответственности, разъясняю их права и обязанности. Но всё же сам стараюсь прочитать все заключения, которые выдаёт лаборатория.

— Двух высших образований вам хватает, чтобы разобраться во всех исследованиях?

— Я ведь тоже постоянно учусь. Сейчас заканчиваю заочную аспирантуру в Байкальском государственном университете экономики и права. На будущий год планирую защиту диссертации «Использование специальных познаний в уголовном процессе». Очень широкая тема.

Что может примирить деревню с городом

— А почему же лаборатория судебной экспертизы перестала быть научно-исследовательской?

— Изменилась только вывеска. Экспертная работа всегда научная. Иной она и быть не может — по своей сути. Но вы же помните: в начале перестройки наука была в загоне. Учёные получали в то время зарплату полторы-две тысячи рублей. Вот тогда, чтобы не развалить судебную экспертизу, без которой невозможно говорить о правосудии и правовом государстве вообще, нас от науки и отделили.

В 1994 году вышло постановление правительства о переводе экспертов на новую систему оплаты труда — в процентном отношении от оклада Генерального прокурора страны. В Министерстве юстиции сочли, что специалисты, по результатам труда которых ставится вопрос: оставить человека на свободе либо отправить за колючую проволоку, — должны получать достойную зарплату.

— Достойная — это сколько?

— С выслугой лет у эксперта сейчас выходит примерно 22-23 тысячи рублей в месяц. А до введения этой системы, когда я пришёл работать, было около трёх.

— Судя по тому, в каких помещениях ютятся эксперты ИЛСЭ, министерство и сейчас не очень балует вашу службу.

— Площади-то нам увеличили — более чем в три раза. А в целом, действительно, экспертная служба продолжает оставаться в Минюсте на правах пасынка. В этом году впервые за 20 лет реформы увеличили штат экспертов на семь человек, хотя число федеральных судей за это время выросло втрое. А если учесть ещё появление более 100 участков мировых судей, можно представить, с какой нагрузкой работают наши специалисты. А ведь они не имеют права на брак: в их руках — человеческие судьбы!

— А как вы сами стали экспертом? Вам ведь пришлось уехать из деревни в город, оставить специальность, по которой имеете диплом вуза…

— Диплом-то как раз позволял мне работать экспертом-автотехником. И новое дело меня сразу увлекло. Это — творчество, оно приносит удовлетворение. А пригласил меня в эксперты бывший начальник лаборатории — Владимир Борисович Тарасенко. Он хорошо знал моего отца, который тридцать лет заведовал машинно-тракторными мастерскими в Пивоварихе, знал нашу семью.

Но в городскую жизнь мне вписаться было сложно. Если бы отношение государства к селу было другое — не уехали бы мы с женой из деревни. Мы по натуре сельские люди. Нам нравится деревенский труд, нравится на земле хозяйничать: мы держали раньше корову, поросят, сажали тридцать соток картошки. Да и сейчас с апреля до октября живём на даче, деревенским воздухом дышим. Часто к родителям в Пивовариху ездим, помогаем.

— А чем сейчас занимаются ваши дети и жена?

— У нас семейная династия. В лаборатории вместе со мной работают и супруга — экспертом-бухгалтером, и старший сын — экспертом-автотехником. Младший сын учится пока в школе, в седьмом классе. Кем будет — не знаю. Но очень увлекается компьютером.

— А ваши увлечения?

— Люблю охоту, исторические романы. Но больше всего — свою работу.

Фото Дмитрия ДМИТРИЕВА

Александр Александрович Ветюл родился 12 августа 1960 года в Иркутске. В 1977 году окончил среднюю школу в посёлке Дзержинск Иркутского района. 1977 — 1982 гг. — студент факультета механизации сельского хозяйства Иркутского сельхозинститута. По окончании работал заведующим машинно-тракторными мастерскими в совхозе «Тыретский» Заларинского района, затем — механиком гаража в колхозе «Знамя Ленина» (с. Урик Иркутского района).

С января 1988 года — эксперт-автотехник Иркутской научно-исследовательской лаборатории судебной экспертизы Минюста РСФСР. В мае 1992 года назначен начальником Иркутской лаборатории судебной экспертизы, работает в этой должности по сей день.

В 2001 году окончил Российскую правовую академию Минюста РФ по специальности юриспруденция.

Женат, двое сыновей.