Кино – искусство грубое

– Режиссёр – это, на мой взгляд, последняя ренессансная профессия на земле – такими словами начал Владимир Фокин встречу со студентами и зрителями. – Люди эпохи Возрождения были одарены в очень широком диапазоне, они жили плодо-творно и действовали на разных полях творческой жизни. Вообще, понятие «культура» не сводится только к искусству: всё, что рукотворно, всё имеет прямое отношение к культуре – и наука во всех её проявлениях, и искусство самое разнообразное, и медицина как одно из научных направлений. И считается, что люди культуры наиболее высоко взмыли как раз в эпоху Ренессанса или Возрождения. И многоцелевая одарённость представителей этого времени породила удивительно универсальных людей. Так вот, кинорежиссёр – это последняя профессия, требующая ренессансных знаний от человека. Потому что режиссёр должен быть в равной степени готов не только реализовать свои намерения, но и руководить очень большой и сложной командой профессионалов. 

– Но ведь руководить – это осознанная и желанная цель многих людей, – прозвучало из зала. 

– Чтобы руководить, режиссёр, а мы говорим только о хороших режиссёрах, должен иметь право на то, чтобы давать указания людям разных профессий. Например, съёмочная группа, вы знаете, состоит из специалистов разных направлений: это и оператор, и художник-постановщик, и художник по костюмам, и художник-гримёр, и актёры, и композитор, и огромное количество смежных профессий. И каждый сильный режиссёр стремится собрать вокруг себя наиболее одарённых профессионалов в разных сферах кинематографической деятельности. Всякий талантливый человек и сильный профессионал, естественно, стремится реализовать свой собственный замысел. Но каждый из команды, прочитав твой сценарий, тем не менее, видит твою картину по-своему. Поэтому должна быть способность собрать воедино и перенацелить большую команду творческих, амбициозных людей, каждый из которых, естественно, тянет одеяло на себя. Прежде всего сказанное относится к оператору – это самая энергичная фигура в группе, потому что хороших операторов гораздо меньше, чем плохих режиссёров. И операторы владеют профессией, которую можно точно оценить. Режиссёр же – это человек, который должен каким-то образом вербально убедить всех в правильности своих идей. Поэтому режиссёров разговорного жанра очень много: занять красивую позу с чашечкой кофе и витийствовать – таких мастеров много. А вот что-то реальное сделать на площадке – с этим сложнее. И каждый талантливый человек, естественно, будет пытаться склонить тебя на свою сторону, поэтому одна из главных режиссёрских проблем – убедить сильных профессионалов и талантливых людей в том, что твоя версия интереснее. Чтобы все разнонаправленные векторы каждого из участников в результате суммировать и нацелить на реализацию именно твоего замысла. И это одна из достаточно сложных задач. 

– А кто может и кто не может стать режиссёром?

– Как говорил Михаил Ильич Ромм, и поверьте мне, абсолютно справедливо: «Режиссёром может быть любой человек, который ещё не доказал обратное». И любой из присутствующих сейчас в зале не-много режиссёр. Потому что, когда мы читаем книги, так или иначе воспроизводим в своём сознании прочитанное, то есть каждый человек обладает навыком подсознательного режиссирования. Обычно детская литература снабжается иллюстрациями, которые позволяют ребёнку выстроить ту картину, которую автор хотел бы передать. Но постепенно, именно приобретая навык подсознательного режиссирования, мы отказываемся от иллюстраций в книгах. Потому что наших фантазий и зрительского опыта оказывается достаточно для того, чтобы весьма полно воспроизвести то, что мы читаем. Больше того – мы выполняем работу практически всех членов съёмочной группы, когда читаем книги. Мы помещаем героев в определённую среду, замки или хижины, одеваем их соответствующим образом, придаём какой-то облик, приписываем те или иные свойства, пластику, мимику и прочее. Но большинство оказываются совершенно беспомощными, когда приходится реализовывать такого рода замысел. На первом курсе ВГИКа все студенты – Феллини, Тарковские, Висконти, других нет, они в хлам разорвут любой фильм, отхлещут любого мастера и расскажут, как это должно было быть. Но, как только возникает необходимость выйти на площадку и развести простейшую мизансцену, поставить актёру задачу, а потом ещё склеить два куска плёнки, волосы встают дыбом, и выясняется, что человек ни шагу не может ступить на этом пути. Поэтому учёба на режиссёра достаточно сложная, многомерная.

– Понятно, что все творческие вузы – особенные. Но в чём заключается особенность обучения именно режиссёрской профессии?

– Начинают режиссёры учиться, как правило, с очень простых упражнений. Я настаиваю на том, что мы работаем в языковом вузе, ведь в процессе обучения студенты учатся говорить на другом языке, прибегая к иным средствам выразительности. И это ничуть не преувеличение, потому что, скажем, писатель, а особенно поэт, – это человек, перед которым стоит задача точно отобрать слова и расставить их в нужном, одному ему ведомом порядке. И если он владеет этим искусством, если достаточно талантлив и одарён, получается высокохудожественное произведение, которое именно за счёт правильного чередования слов и верного их отбора запускает наше ассоциативное мышление. И мы подключаем свой жизненный, зрительский, читательский опыт, то есть наш культурный багаж, и идём вслед за автором, наслаждаясь вот этой самой точностью игры словами. А кино – искусство грубое, где мы имеем дело с грубым вещественным миром. У нас в кадре конкретный стол, конкретный человек, который тоже является материалом. Этот человек – актёр, из которого надо выращивать совершенно других людей. И получается так, что режиссёрская профессия – это в известном смысле дело божественное, потому что речь идёт о творении. Режиссёр приводит свою команду в пустой павильон, где ничего нет, кроме голых стен и технологических конструкций. И начинает творить свой мир – с помощью художника-постановщика, начинает формировать среду, в которой будут действовать персонажи. И самая сложная задача – наполнить эти персонажи тёплой человеческой кровью, чтобы это были не ходули, как в подавляющем большинстве телевизионных сериалов, которыми нас кормят с телеэкранов – там, где ходят стада полуидиотов, произносящих заученные, чужие слова и делающих это, как правило, очень плохо. 

– Учёба строится поэтапно?

– Конечно. В процессе обучения режиссёр должен постепенно осваивать все языковые компоненты кинематографа, поэтому всё начинается с самых простых упражнений, с понимания того, что такое крупность плана, что такое монтаж. А монтаж – одна из главных привилегий кинематографа и одна из наиболее сложных задач, что стоят перед режиссёром. Почему? Потому что режиссёр имеет право и возможность укрупнять, обобщать свой взгляд и из всего аудиовизуального потока, льющегося на нас, может отбирать наиболее привлекательные и выразительные вещи. Постепенно через этюды, упражнения, задания наши ребята начинают осваивать это самое режиссёрское искусство. В процессе обучения режиссёр должен снять определённое количество картин, первая – немой озвученный этюд, где используются все средства выразительности, кроме диалогов. Вторая – полноценная работа с подключением всех компонентов, третья – курсовая, которая должна знания закрепить, и, наконец, дипломная работа. 

– Есть ли возрастной ценз для приёма студентов на режиссёрское отделение?

– Возрастного ценза нет, но некие признаки здравомыслия присутствуют. Как-то ко мне поступал мужчина в возрасте 52 лет. Он занимал крупный пост в Московской епархии, но был светским человеком. И я ему сказал, что просто буду помогать, и, действительно, помог разобраться с двумя картинами. Ну не было ему смысла сидеть за партой два года. А вообще возрастных ограничений нет, приезжайте и поступайте. 

Документальное кино стало жёстким и порой жестоким

Вгиковский преподаватель предстал перед иркутской публикой по случаю 95-летия вуза

– Режиссёры игрового и документального кино – это разные профессии?

– Есть кафедра игрового и неигрового кино. Но режиссёру сегодня стартовать очень сложно, и совершенно неизвестно, на каком поле ему улыбнётся удача, когда и где он получит работу. Поэтому я за то, чтобы стирать грань между игровым и неигровым кино, стараюсь учить ребят в очень широком диапазоне. Что такое документальный кинематограф? Мы все манипулируем зрительским сознанием, а документальное кино манипулирует им в особенности. 

– На ваш взгляд, как изменилось документальное кино сегодня?

– Я показываю своим ребятам много документальных картин, и у меня в мастерской всегда бывает несколько заданий, связанных с документальным кино и разными жанрами документалистики, – портреты, очерки, репортажи. Не думаю, что документальное кино претерпело какие-то языковые метаморфозы. Но точно знаю, что оно сильно отличается от советского периода, потому что стало очень жёстким и порой жестоким. А поскольку документальное кино способно исказить действительность неизмеримо более эффективно, чем кино игровое, то и роль его в формировании общественного сознания существенно выросла. Я не случайно употребил слово «исказить», потому что сама фактура документального материала вызывает абсолютное доверие у зрителей. Но, в зависимости от контекста и монтажной структуры документальной картины, смыслы могут отличаться, и довольно существенно. Мы свидетели современной, невероятно жёсткой и агрессивной пропаганды, особенно в документальном кино. А по средствам всё осталось то же самое – идёт накопление материала методом скрытой камеры, либо привычные съёмки, либо прямой репортаж, либо постановочный репортаж, который широко применяется в кинодокументалистике. 

– Как вы относитесь к чёрно-белому кино?

– Эстетика чёрно-белого кино и чёрно-белого изображения, которые я очень люблю, даёт вполне определённые возможности и средства выразительности, которые с помощью цвета передать невозможно или сложно. Алексей Герман-старший не снял ни одной картины в цвете. Он говорил: «Я не знаю, как с помощью цвета и колорита передать всё многообразие жизни». И он сознательно отказывался от цвета в своих выдающихся картинах, в том числе таких, как «20 дней без войны», «Мой друг Иван Лапшин», «Хрусталёв, машину!». Последняя работа – «Трудно быть богом» – также снята в чёрно-белой гамме. История знает примеры блестящих по изображению фильмов, снятых в доцветовую эпоху. Потому что механическая фиксация цвета, которую позволяет делать цифровая аппаратура, цифровые носители, далеко не всегда приводит к нужному эффекту. Даже если достаточно прочно схватывается этот цветовой компонент. А чёрно-белое изображение часто позволяет целиком концентрироваться на теме. 

Сегодня стартовать режиссёру особенно сложно

По мнению Фокина, документальное кино «в особенности» манипулирует сознанием

– Не так давно на экраны вышел фильм «Класс коррекции», он неоднозначно был встречен зрителями и критиками. А на ваш взгляд, то, что именуется «чернухой», как средство художественной выразительности сегодня зашкаливает в кинематографе? Или чернухи всё же в меру?

– У нас не принято высказываться по поводу коллег, это неэтично, поэтому фильм я оценивать не буду. К сожалению, есть разные явления в нашей жизни. И вопрос отбора материала – важнейший для режиссёра. Существует такое понятие, как «болевой порог», а в кино довольно часто демонстрируется такая правда, которая воздействует на нас на физиологическом уровне. И зритель начинает от неё защищаться, пользуясь своим правом, например, не смотреть такое кино. И, по большому счёту, это вопрос художественного чутья: можно сколько угодно говорить, что такие явления бывают в жизни и люди должны знать о них, но на самом деле всякая чернуха делается с одной целью – получить доступ к зарубежным фестивалям, где многим нравится, как обливают дерьмом Россию. Хотя бывают правдивые, качественные, хорошего уровня художественные работы, снятые в жёсткой и даже шокирующей манере. Но бывает и достаточно очевидное намерение у авторов прославиться любой ценой. В том числе и через то, что принято определять словом «чернуха».

– Каждый год во ВГИК и на Высшие режиссёрские курсы поступают десятки студентов. Но где же все они? Почему так мало талантливых режиссёров? 

– Так было всегда, и наше время не исключение. В режиссёрской мастерской у меня 18 человек, если из них три-четыре станут режиссёрами, это можно считать хорошим результатом. Слишком сложная профессия, слишком зависимая, сегодня особенно. Многое упирается в финансирование, в желание продюсеров любой ценой обогатиться. А серьёзный режиссёр преследует другие цели и решает другие задачи, которые не всегда совпадают с задачами коммерческого кино. Поэтому сегодня, к сожалению, стартовать режиссёру чрезвычайно, невероятно сложно. А найти финансирование даже для очень перспективного проекта – задача чудовищной сложности. Поэтому, если можно такие термины применять, КПД нашей педагогической работы не очень высокий. 

– Как вы относитесь к региональному кино? 

– Документалисты работают, я несколько дней назад вернулся из Анапы, где был членом жюри на фестивале «Киношок». Но в основном там были представлены картины московского производства. Пока серьёзного игрового кино, за исключением Санкт-Петербурга, я не встречал. Хотя это очень плохо. Но открытие филиалов ВГИКа должно способствовать развитию регионального кино. ВГИК получил статус университета, и четыре российских кинотехникума стали его филиалами. На востоке это Иркутск, на западе – город Советский Калининградской области, на юге – Ростов и Сергиев Посад под Москвой. 

Будет обучение режиссуре, драматургии, операторскому искусству. Возможно, это послужит толчком для развития регионального кино. 

– А география поступающих во ВГИК обширна? Сибирь звучит?

– География самая обширная. Ну и кто же меряет Россию такими категориями? Отечество наше звучит! А уж каким боком оно издаст какой звук, это вопрос технологий. Все мы россияне, все русские. Независимо от национальности.